Посреди холодной войны

Послевоенный Берлин был нарывом на теле Европы. Гнойником. Очагом болезней. Здесь схлестнулись все противоречия холодной войны. В феврале 1945-го союзники договорились о разделе бывшего рейха на оккупационные зоны по границам тогдашних германских земель. Берлин «как сердце агрессивного государства» тоже был разделён на секторы и выделен в особую административную единицу. Много позже Солженицын заметил, что западные союзники сами создали себе проблемы, променяв десятки тысяч квадратных километров в Тюрингии, Мекленбурге или Саксонии, которые они захватили во время боевых действий (ведь «встреча на Эльбе» была в глубине будущей советской зоны), на десяток берлинских районов. И в июле 1945 года союзники вошли в Западный Берлин.

С этого и началось.

Берлин, как и вся Германия, предполагались как единые территории под общим контролем союзников. Так не получилось. В 1949 году были созданы ФРГ и ГДР. Их государственные границы проходили по границам оккупационных зон. Зоны Берлина — по топографическим границам городских районов. Если для перехода из ГДР в ФРГ нужны были документы, то в Берлине их не требовалось, так как он де-юре оставался единым городом, где была единая инфраструктура — транспорт, связь, коммуникации.

Люди могли работать и жить в разных зонах. Никто не мог помешать гражданину ГДР приехать в свою столицу — Восточный Берлин, сесть в трамвай или электричку и оказаться в западном секторе (контроль на границах был чисто условный). А уж оттуда — на самолёт и — ауфвидерзеен, «первое в мире государство рабочих и крестьян на немецкой земле».

Таким образом, с 1949 по 1961 год на Запад ушло более 2,7 миллиона человек, главным образом молодёжи призывного возраста и квалифицированных специалистов. Только в июле 1961-го Восточный Берлин покинули 30 415 человек, за 12 дней августа — ещё более 40 тысяч.

Власти ГДР не раз поднимали вопрос о закрытии границ в Берлине. Но советское руководство на это не шло по политическим причинам: если пересмотреть статус города, то это может стать прецедентом для пересмотра всех соглашений по послевоенному устройству Европы.

15 июня 1961 года тогдашний глава ГДР Вальтер Ульбрихт заявил на пресс-конференции: «Никто не собирается строить никакой стены. Нам нужно много строителей, чтобы строить жильё».

Проснувшись поутру 13 августа, берлинцы обнаружили, что живут уже в другом мире. Автобусы, метро и городская электричка могут идти только до границы секторов, на которые после войны был разделён город, трамвайные, железнодорожные или подземные пути разобраны, улицы перегорожены колючей проволокой, телефон не работает… Подъезды домов, если они выходят на пограничные улицы, закрыты, к ним приставлена охрана, а в квартирах через некоторое время появились вооружённые люди с рабочими, которые тут же стали замуровывать окна. Иногда дома приходилось попросту делить, так как их подъезды находились в разных районах. Поперёк наиболее оживлённых трасс встали цепи солдат и местных дружинников (боевые группы рабочего класса), сзади них заняли позиции советские войска и военная техника…

Руководить возведением «антифашистского защитного вала» (так на гэдээровском новоязе называли стену) было поручено секретарю ЦК СЕПГ по вопросам безопасности Эриху Хонеккеру. «Вал» этот сначала состоял из обыкновенной «колючки». Однако уже через несколько дней строители стали круглосуточно складывать стену из шлакоблоков и всё той же «колючки» поверху. Потом стали сносить здания на «приграничной полосе», которая через некоторое время была закупорена с восточной стороны ещё одной стеной, — так получилась «полоса смерти», достигавшая в некоторых местах ширины в 400 метров. На этой полосе построили 302 одиннадцатиметровые сторожевые вышки, 127 километров контактно-сигнальных заборов, проволочные и металлические заграждения, бункеры с пулемётными гнёздами, прорыли 105 километров рвов, проложили контрольно-следовые полосы, установили противотанковые и противопехотные заграждения, мачты с мощными прожекторами, выпустили специально натасканных собак.

Подходить к «внутренней» стене ближе чем на 200 метров не разрешалось. Станции линий метро и городской электрички, проходивших через восточные секторы, были замурованы, и поезда проносились мимо, как освещённые призраки по «зоне».

Стена строилась непрерывно и пережила четыре реконструкции, превратившись в самую совершенную пограничную систему мира. Соорудили стену и вдоль особо сложных участков внешней границы ГДР с ФРГ, общая протяжённость которой составляла 1393 км.

Попытка преодолеть «защитный вал» по земле, воде или по воздуху была смертельно опасной (огонь вёлся на поражение — за каждого убитого или задержанного полагалась премия в 200 восточногерманских марок и повышение в звании) и стоила жизни 1117 человек. 174 из них утонули в Балтийском море.

У стены или в пограничной зоне были застрелены 20 подростков. Погибли и 27 пограничников, которые подорвались на собственных минах или были убиты в перестрелке с беглецами.

7октября 1989 года президент СССР Михаил Горбачёв в последний раз прилюдно поцеловал первого секретаря ЦК СЕПГ, председателя Госсовета ГДР Эриха Хонеккера. Праздновалось 40-летие «первого государства рабочих и крестьян на немецкой земле». Горбачёв стоял на трибуне и ласково махал рукой трудящимся и физкультурникам. Однако в своём приветствии советский президент проронил странную фразу: «Важно вовремя улавливать потребности и настроения людей. Кто опаздывает, того наказывает жизнь». Хонеккер на эту перестроечную риторику внимания не обратил. Ему вообще были не по душе перемены в СССР. Между тем экономическая да и политическая ситуация в Восточной Германии была отчаянная. И советское руководство об этом прекрасно знало.

9 октября в Лейпциге, в церкви Святого Николая, решилась судьба ГДР. В ней каждый понедельник пастор Кристиан Фюрер проводил «молитвы о мире», которые заканчивались мирными шествиями. В начале сентября в них участвовали 500 человек. 2 октября — уже 10 000. А в этот день к 18 часам у кирхи собираются 70 000 человек. Демонстранты зажигают свечи и идут к центру города. Войска не вмешались. Как, кто и почему отменил приказ из Берлина, так до сих пор и неясно. Ясно только одно: в Москве противились кровавому развитию событий…

4 ноября прошла самая крупная демонстрация в истории страны. Около миллиона человек на Александер-платц в Берлине требуют отставки правительства, свободы слова, печати, свободного выезда. Открыты границы Чехословакии и Западной Германии для граждан ГДР. Её сразу же переходят 25 000 человек. Лагеря беженцев переполнены.

6 ноября опубликован полный оговорок проект закона о выезде за границу. Он попадает под уничтожающую критику. Впервые на демонстрации прозвучало: «Нам не нужен закон — нужно убрать стену».

9ноября вечером народ стал прибывать на один из пограничных переходов на севере Берлина, в районе Борнхольмерштрассе. Люди просовывали сквозь решётки паспорта и требовали открыть ворота. Ситуация могла обернуться катастрофой. Пограничники не получили никакого приказа. По инструкции они в такой ситуации должны были стрелять. Не получило распоряжений и руководство армии и госбезопасности. Людей становилось всё больше. Причём с обеих сторон границы.

«Не стрелять» — вот единственный приказ, который офицеры на свой страх и риск отдали солдатам. В 22.30 первый шлагбаум был поднят. Через два часа были открыты все пограничные переходы в Западный Берлин. В них ринулись люди. Кто в «трабанте», кто пешком, кто в пижаме, кто на лошади… Безумие — вот было главное слово. Одна женщина так и заявила полицейским: «Добрый вечер, я схожу с ума».

То, что делалось в городе, описать невозможно. Всю ночь кнайпы и рестораны в западной части бесплатно поили народ пивом, шнапсом и немецким шампанским. Били витрины винных магазинов — никто не реагировал. До 1 декабря 1989 года 9 миллионов человек из 16 милионов населения ГДР посетили ФРГ…

Советский Союз об открытии границ в Берлине заранее проинформирован не был, но вскоре из Москвы пришла телеграмма, в которой немецких товарищей поздравляли со своевременным и «мужественным шагом».

Падение стены застало врасплох и правительство ФРГ. Гельмут Коль в этот момент пребывал в Польше. «Вы уверены?» — спросил ошеломлённый канцлер своего советника.

Снос стены начался 1 июля 1990 года. Разбирали её как-то судорожно и грубо. Возникли убогие мемориалы, никак не соответствовавшие масштабу этого символа противостояния гигантов.

Теперь почти 57 процентов населения нынешней Восточной Германии считают, что в ГДР было «всё-таки что-то хорошее»…

Анатолий УТКИН, директор Центра международных исследований Института США и Канады РАН:

— Я не считаю, что падение Берлинской стены было событием, несущим свободу странам Восточной Европы. Здесь всё гораздо сложнее. До сооружения стены ГДР несла ощутимые экономические и политические потери оттого, что граница с ФРГ оставалась «прозрачной». Например, немало молодых жителей восточного Берлина, получив бесплатное образование в своей стране, перебегали на Запад. Таким образом, ГДР фактически задаром готовила своим соседям высококвалифицированные кадры. Если бы и дальше так продолжалось, Восточная Германия была бы вынуждена исчезнуть с политической карты мира. Поэтому я считаю, что строительство Берлинской стены в той ситуации — обоснованный и рациональный шаг.

Кстати говоря, большинство жителей ГДР не так уж тяготились этим сооружением. Исторически сложилось, что восточные и западные немцы принадлежат к разным ментальным типам. Поэтому стена в какой-то мере отражала состояние германской нации.

Можно вспомнить, что наши бывшие союзники по антигитлеровской коалиции в Европе возражали против объединения Германии — возникновение новой мощной державы могло, по их мнению, привести к нежелательным последствиям.

Из невысокой, в общем-то, Берлинской стены западные политики и журналисты сделали зловещий символ. Однако почему-то сегодня никто не клеймит позором куда более мощные сооружения вроде стен между США и Мексикой, Израилем и Палестиной. А если вспомнить, что почти половине желающих не дают визы в «самую свободную страну», то можно говорить и о «визовой стене», которой американцы отгородились от остального мира.

Александр ДУГИН, политолог:

— Я считаю, что Берлинская стена была впечатляющим символом. В мире всё должно быть отделено: жизнь от смерти, добро от зла, восток от запада… Берлинская стена была сооружением того же типа, что возводили Александр Македонский и китайские императоры, защищая свои цивилизации от враждебных сил. Стена разделяла общество, ставившее перед собой высокие социальные задачи, от общества потребления.

Ещё в начале 50-х годов стало ясно, что возникший после Второй мировой войны раздел Европы на сферы влияния очень обременителен для Советского Союза. В экономическом, военном и других отношениях.

Ситуация была заморожена на несколько десятилетий, пока не осуществился самый худший сценарий — мы ушли из Европы, безвозмездно отказавшись от геополитических преимуществ, которые были завоёваны ценой десятков миллионов жизней наших соотечественников. Это, конечно, вина руководства СССР, и в первую очередь Горбачёва.

Юрий ЛИПАТОВ, координатор депутатской группы Государственной Думы по связям с парламентом ФРГ:

— Берлинская стена была устрашающим символом длившегося несколько десятилетий раздела одного города, разъединения немецкой нации. Воссоединение Германии было неизбежным. Вопрос был только в том, когда и как это произойдёт. Надо признать, немцы сумели достойно преодолеть последствия существования в двух, по сути, враждебных государствах.

Сегодня единая Германия — надёжный партнёр России в решении проблем глобальной и общеевропейской энергобезопасности. Депутатский корпус Госдумы сотрудничает с парламентом ФРГ по многим направлениям, и мы будем продолжать наше динамичное взаимодействие.

Алексей СЛАВИН