Рассуждение о явлении современной литературы – Эдуарде Лимонове. Робкая попытка по слепку его образа описать модель творчества, взять пробы слов и измерить их энергию и остаться при этом в равновесии.
Фёдор Проходский, редактор "1001.ru".
Среди плотного потока политических новостей, сопутствующих имени Эдуарда Лимонова, время от времени появляются сообщения о выходе его новой книги. Несколько презентаций ненадолго перемещают имя этого писателя из политических сводок в литературные. Встретившись несколько раз с читателями, поговорив о себе и о литературе, надписав множество экземпляров яркого издания, он возвращается обратно в мир острых заявлений и рискованных политических схваток.
Эти известные обстоятельства его жизни обуславливают широкую публицистическую деятельность. Читатели имеют возможность регулярно знакомиться с малой формой творчества Лимонова в авторском интернет-журнале, в газетных статьях и в заметках на общественно-политических сайтах. Если вспомнить его «лимонки» (передовицы в одноимённой газете) и сравнить их с современными статьями, то нетрудно заметить много схожего: лаконичность, злободневность, безжалостно-ироничные шпильки по адресу оппонентов… Всё это, безусловно, свойственно и текстам других авторов, пишущих на политические темы. Но не так много в современном информационном пространстве политиков-писателей, использующих перо как средство своей борьбы. Поэтому допустимо считать, что Лимонов единолично и достаточно занимает нишу своего собственного жанра «лимонки» – сжатого, взрывного текста.
Краткость и смысловая цельность часто сопутствуют такому широкому пласту его книг, как сборники очерков, рассказов, эссе. В качестве таковых выступают подлинные истории из жизни Лимонова, его воспоминания и размышления. Темы, под которые подпадают тексты, настолько разнятся, что не всегда удаётся даже примерно определить общую идею книги. Впрочем, можно – как и во многих своих книгах Лимонов повествует о собственной жизни, причём, недавней. Этим объясняется и то, что все, кто более или менее внимательно следят за его деятельностью, каждую новую выходящую книгу уже фактически прочитывают заочно.
Вернёмся к утверждению, возможно ошибочному, но неизбежно вытекающему из наблюдений, что материей для творчества Лимонова является его повседневная жизнь. Писатель Александр Проханов в одном интервью отметил: «В этом его, с одной стороны, и красота, но в этом и ущербность – потому что творческие потенции обгоняют реальную судьбу. И описав себя в какой-либо коллизии, он, чтобы не повторяться, вынужден менять эту коллизию. Он сам форсирует свою судьбу, чтобы обновить взгляд художника на себя как на модель».
Однако только лишь поисками сюжетов объяснима крепкая сцепка творчества Лимонова со своей жизнью? Ведь согласно парадигме «порядка-хаоса», известной ещё со средневековья, именно хаос животворящ, именно из хаоса может рождаться что-то новое. Что если и в этом заключается стремление Лимонова погружаться в хаос и находиться в самом центре тревожных событий, далёких от тихой размеренной жизни? Что если помимо сюжетов, он из своего образа жизни черпает вдохновение, мотивы и силы к творчеству?
Отчасти эти предположения подтверждаются словами самого Лимонова, полагающего, что подлинному писателю не помешало бы в своей жизни пройти через три испытания: войну, тюрьму и психиатрическую больницу. Если рискнуть и постараться уйти от прямого понимая этих слов, то в качестве выжимки из них предстаёт тот самый образ хаоса. По словам Лимонова, «встряска» необходима всем, дерзающим стать писателями.
Единственное, что остаётся непонятным, как ему удаётся постоянно существовать в хаосе? Вероятно, Лимонов имеет дело не с «вселенским» беспорядком, а со своим собственным, им самим творимым хаосом, который он ограниченно впускает в свою жизнь и, повелевая им, использует в своих целях.
Следы этого хаоса можно обнаружить и в самом тексте книг. Частые обращения к читателю, кажущаяся небрежность фраз и мнимая спонтанность метафор создают образ на ходу записанной речи.
Побуждения к чтению прозы Лимонова рождаются не только из загадочного содержания и особенной формы. Не менее мощная причина состоит в образе автора. Ведь образ этот есть конструирующее начало, пронизывающее весь текст.
Лимонов как писатель – настоящая машина для написания текстов. Машина, питающаяся один раз в день, мало спящая, постоянно читающая или пишущая.
Лимонов, как заметный общественный персонаж, окружён аурой революции. Его скрипучий голос, широко раскрытые глаза и узнаваемая внешность вдавливают в сознание неотделимый от книг образ.
Лимонов предстаёт писателем, закалённым всеми испытаниями: тюрьмой, войной, эмиграцией, политической борьбой, революционной тревогой.
К тому же тексты Лимонова читать опасно. В череде восхитительных волнующих метафор, любопытных историй неожиданно может возникнуть какой-либо образ, который и воспринимать бы не хотелось. Воспоминания о тюрьме, к примеру, возникают часто, но не всегда они видятся уместными для человека, не испытывавшего ничего подобного.
Читая текст Лимонова, есть вероятность обо что-то уколоться. Но не поэтому ли после каждой «успешно» прочитанной страницы тянет заглянуть на следующую?
