Однажды вечером бабушка взяла нагайку, завернула в толстый слой газет и вынесла в темный двор - на помойку. Было очень жалко нагайку, которую мне иногда давали поиграть. Но бабушка проворчала - « от греха подальше» и разговоры на эту тему пресекла.
Было это в середине 30-х , помню, что в школу я еще не ходила . И еще помню, как на кухне бабушка шепталась с соседкой. До меня долетало : «Надо хлопотать, хлопотать… Бутырки, Бутырки…» Мне слышалось – «бутылки», причем тут бутылки? Я ведь уже понимала, что речь идет о соседкином муже и о дяде Мише - мамином брате, обоих взяли почти одновременно . Хлопоты ли помогли или уж совсем пустое было дело, но оба легко отделались - из Бутырок отправились в ссылку. Правда , отбыв ссылку, жить в Москве уже права не имели, лишь тайком появлялись и сгинули где-то на российских просторах. Я их судьбы как бы объединила , а они ведь были совсем разные люди: соседкин муж - военврач, бывший красный моряк, а дядя Миша в юности был юнкером, (уже достаточно, чтобы попасть в ГУЛАГ), хотя более невоенного человека представить себе трудно. Бабушка вспоминала, что в строю он выделялся сутулостью и шаркающей походкой, да и по характеру был слабоват, не в отца и не в деда пошел.
Ведь та нагайка - настоящая , казацкая, тяжелая, с плетеной ручкой - принадлежала бабушкиному отцу, Александру Михайловичу Артобалевскому, герою ( сужу по многочисленным орденам, которые запечатлены на его парадном фото в генеральском мундире) Русско-турецкой войны 1877-78 г.г., участнику боев на Шипке и при осаде Плевны..
Происходил мой прадед из яицких казаков. Яйк - кто не знает - река , переименованная Екатериной 11 в Урал после пугачевского восстания, чтобы и духу бунтарского в памяти не оставалось! Артобалевский, как говорила бабушка, облагороженное от татарского Артобал. Оставивший татаро-монгольский след прадед дослужился до генерал-майора, вышел в отставку и с радостью встретил Февральскую революцию. Мама вспоминала, что любимый «дедулька-толстухон» в семнадцатом году ходил по улицам с красным бантом и братался с солдатами. Скончался он в 1918, не успев, слава Богу, вкусить плодов революционного переворота.
«Дедулька-толстухон» нередко и, конечно, неслучайно возникал в маминых рассказах о детстве. Об отце своем она никогда не вспоминала, дед, как видно, был ближе. Мама рассказывала о каких-то мелочах , сохранившихся в детской памяти и передавала мне их как бы в наследство. Ну, например, однажды, когда мы на даче варили земляничное варенье, мама рассказывала, как проводил эту процедуру дед: перед варкой каждую ягодку он накалывал на иголку и окунал в стаканчик со спиртом - чтоб сохранила форму, не расползлась. Сколько же требуется тщания и терпения для такого занятия!
Бабушкин муж, отец мамы и дяди Миши, Алексей Евсеевич Колесников, тоже был человеком армейским и тоже избежал расплаты за свое полковничье звание: успел незадолго до революционных событий оставить семью, уехать в Среднюю Азию и там умереть. Расплачивались за золотые погоны отца и деда жена и дети не столько нуждой( работали, продавали вещички) , сколько многолетним страхом.
Бабушка стала работать еще до замужества .Сохранился выданный ей «Аттестатъ.», где значится, что она. по окончании « Московской 4-й женской гимназии , имеет свидетельство на звание домашней учительницы и назначена на должность классной надзирательницы частной женской гимназии г-жи Арсеньевой с жалованием 300 рублей в год».Зарплату свою бабушка о ткладывала - копила на путешествия, в одиночку объездила Францию, Италию, Швейцарию. Знала языки
С 1918 года бабушка стала совслужащей ,что зафиксировано в официальном документе - ее послужном списке (трудовые книжки тогда еще не существовали). Работала конторщицей, делопроизводителем, счетоводом. В начале 30-х годов даже устроилась на работу в Акционерное общество Международная книга «конторщицей импортной части сектора подписных изданий со знанием языков» Дядя Миша в то время еще не был репрессирован, и в 1934 году бабушка благополучно вышла на пенсию.
Кроме казацкой нагайки в нашем доме можно было обнаружить и другие контрреволюционные улики.Помню, в сундуке вместе с брюками-галифе, из которых мне мама потом выкраивала юбки, лежали полоски тонкого красного сукна - генеральские лампасы, в шкатулке хранилась медаль за взятие Плевны и пуговицы с царскими орлами.
Кстати о медали. Век спустя после побед в русско-турецкой войне , в начале 70-х годов уже не позапрошлого, а всего-навсего прошлого века, во времена нашей поистине братской дружбы с Болгарией, у нас дома бывали гости- - мои коллеги из этой чудесной страны. Как-то я похвасталась им предком и музейщики из военно-исторического музея Плевен выпросили для экспозиции одно прадедушкино фото, остальные реликвии я не отдала, хоть гости и убеждали : у вас , мол, не сохранится, праправнукам уже будет ни к чему, а мы память о подвиге русских освободителей сбережем на веки … Мы, как видите, сохранили - в самые чреватые бедами и угрозами времена , а братушки наши? Хочется верить - и они , по прошествии времени, опомнятся и восстановят память о русских- освободителях…
Куда делись другие прадедушкины ордена-медали - неясно,,,Последовали на помойку, вслед за нагайкой ? Вряд ли… Запрятаны в каком –то тайнике, в недрах старинной мебели, из тех, что в прежние времена заказывали сделать столярам-_умельцам? Тоже вряд ли - мне бы в свое время такой тайник показали… Уцелела только одна награда – за Плевну. И еще в маленькой старинной коробочке сохранился кусочек золотистой мозаики - дедушка в ту пору молодой офицер, отколупнул его от знаменитого константинопольского храма, когда русские победно вошли в турецкую столицу.
Наталия Колесникова
