Её никогда не хвалили. Ни в детстве, ни позже. Зато с наслаждением ругали круглые сутки с перерывом на сон. Хотя ругать-то её было особо не за что. Примерный аккуратный ребёнок, без пяти минут отличница.
Ругань была тихая и интеллигентная, но звучала страшнее площадной брани. После площадной брани всегда наступает период затишья, когда можно перевести дух. В её жизни периодов затишья не было. И поэтому воздуха всегда не хватало. Она отставала от сверстников и по физическим параметрам и по всем остальным, кроме ума. Нежизненного ума. Академического.
Ей легко давалась только учёба. Всё остальное в жизни ей давалось либо с большим трудом, либо вообще не давалось. Ей было прочтено неимоверное количество нотаций! Своих детей она воспитывала совершенно по-другому. Без нотаций и без нравоучений. Она разрешала им учиться на тройки. Приводить друзей домой. Брать с улицы кошек. И даже разрешала им играть в карты! И расти и взрослеть она тоже им разрешала. И ещё много чего, чего в своё время не позволялось ей.
К ней домой не пускали друзей. За редким исключением. Однажды у неё в гостях была подружка. Жили они всегда очень бедно, но игрушек и детских книг у неё было много. Подружка с завистью сказала, что хотела бы всё забрать себе. Наша героиня взяла большие мешки, сложила туда все свои игрушки и предложила подруге забрать их. Подружка, не веря своему счастью, начала было процедуру переезда игрушек в новый дом, как была остановлена бдительными взрослыми, возвращавшимися из магазина. Думаете, нашей героине не нравились её игрушки? Они ей очень нравились! А почему отдала их безропотно? Так у неё же их попросили.
За что же её ругали? Не так поставила тапочки, не так повесила полотенце, не по той половице прошла, а если по той, то неправильно. Сначала её было за что хвалить. Но её всегда только ругали. Потом хвалить стало не за что.
И всю жизнь она чувствовала себя виноватой во всём. Она мучительно подыскивала себе алиби, пыталась кому-то что-то объяснить, оправдаться, но чувство вины не проходило. Если на работе что-нибудь происходило, она страшно мучилась до тех пор, пока не находился виновный. Почему же она мучилась? Да потому что ей казалось, что всё думают на неё.
Она сама себе казалась грязной, нечестной в помыслах и на руку. Несмотря на то, что у неё была чистая душа, чистые руки, и она не способна была взять ни копейки, а свои деньги раздавала направо и налево.
Как и тот, кто всю жизнь её ругал, она мастерски владела словом. Когда она выросла, стала писателем. Ей поддавалось всё. И стихи, и проза. Не удавалась только собственная жизнь…
Когда кто-нибудь подходил к ней и заявлял, что она у него увела стихотворение или рассказ, она всегда страшно конфузилась, краснела и безропотно отдавала по первому требованию всё то, что кому-то так приглянулось. Все понравившиеся кому-то творения, те творения, которые она так долго вымучивала в тиши бессонных ночей… Она с болью в груди отдавала их, отрывая от сердца, отрывая от себя, как детей своих, бесконечно любимых, рождённых в муках и выпестованных с полной отдачей сил и души. Она отдавала их со слезами на глазах, приговаривая, что больше такого не повторится, что это в последний раз.
Когда ей заявляли, что она взяла у них в долг и до сих пор не отдала, она только цепенела и спрашивала — сколько? И отдавала названную сумму. Она прекрасно знала, что никогда не возьмёт чужое, что никогда не возьмёт ни у кого в долг, но это было не важно.
Когда её обвиняли её в воровстве, она только тихо интересовалась, сколько она украла, отдавала указанную сумму, прося только о том, чтобы не заявляли на неё в полицию. Она знала, что она способна «украсть», но только «украсть наоборот». Как это «украсть наоборот»? А это значит — подарить или бескорыстно передать во владение. Она часто делала людям подарки или дарила деньги. Взять чужое она бы никогда не смогла. Как бы оно ей ни приглянулось.
Она всегда с ужасом думала, что вот поставят её рядом с вором и после вопроса: «Кто из них украл?», на кого все подумают? Правильно, на неё. Почему на неё? Да, потому что лицо у неё виноватое. И взгляд неправильный. У воров не бывает таких виноватых лиц и таких неправильных взглядов.
Если в городе заводился маньяк, она мучилась, пока его не находили. Потому что думала, что все смотрят на неё и подозревают в убийстве старушек или в растлении малолетних.
Когда к ней подходили соседские дети и здоровались с ней, она бледнела и отскакивала от них на три метра, думая, как можно так близко к ней подпускать чужих детей?
Когда она покупала обувь в магазине и продавец выходила на склад за нужной парой туфель, с ней чуть не случался сердечный приступ. Она приходила в ужас и её начинало трясти от мысли, как её могли оставить рядом с кассой?.. Продавец разве не понимает, как это опасно? Как легко она может взломать кассу и убежать с награбленным?
Когда соседка, уезжая, попросила её присмотреть за кошкой и цветами, она отказалась, сказав, что в отсутствие соседки непременно ограбит квартиру и убьёт кошку. Тут побледнела соседка. И не стала рисковать своим имуществом и жизнью своего питомца.
Если с ней рядом кто-то оставлял свою сумочку, она изо всех сил смотрела по сторонам. Но ничего не получалось. Её мысли и её глаза неизменно возвращались к сумочке. Казалось, что все это видят. И она продолжала сидеть рядом с чьим-то ридикюлем, и мучилась от несовершённого преступления. Она думала, как можно было так легкомысленно оставить её рядом с чужой сумочкой?.. Вернувшаяся владелица, как правило, встречала её удивлённым взглядом. Почему удивлённым? Да потому что вид у неё был подозрительный. Очень тяжело делать вид, что тебе не нужна чья-то сумочка, когда она тебе действительно не нужна.
Она завидовала людям, которых оставляли рядом с кассой или с чужой сумочкой, или оставляли им чужую кошку на попечение, и они умели в такой чрезвычайной и экстремальной обстановке сохранять уверенный и благопристойный вид.
Иногда она смотрела по телевизору криминальную хронику. Давали крупным планом лицо какого-нибудь вора или убийцы. Она с ужасом глядела на спокойное уверенное лицо злоумышленника и недоумевала, как можно совершать преступления с таким лицом, в то время как она живёт с лицом преступника, застигнутого на месте преступления. И с небесной чистоты растоптанной душой. И с перечёркнутым будущим.
Перечислять все её «преступления» можно ещё очень долго. Но вместо этого я обращусь к родителям:
Уважаемые родители! Пожалуйста, не ругайте ваших детей! И хвалите их чаще!
Наталья Майорова
P. S. Она смогла всё-таки измениться. К пенсионному возрасту. Как же она смогла измениться? Я думаю, там, наверху, её просто пожалели.
P. P. S. Данный текст является полностью художественным вымыслом.
