Режиссер Исмаэль Вюйяр (Матье Амальрик) спешно дописывает в домике у моря сценарий своего нового фильма про шпионов. Компанию ему составляет любимая — хорошая, но неинтересная женщина-астрофизик (Шарлотта Генсбур). Формально Исмаэль — вдовец: жена Карлотта (Марион Котийяр), дочь его учителя, великого режиссера Анри Блума (Ласло Сабо), двадцать лет назад пропала без вести и спустя энное количество времени была признана погибшей. И тут Карлотта появляется на пороге; она давно не мылась, но по-прежнему красивая.
Люди, следящие за творчеством Арно Деплешена, знают, что на протяжении уже четверти века он обходится очень небольшим количеством имен собственных. Всегда можно ждать, например, персонажа по фамилии Дедал (здесь ее носит герой Луи Гарреля) или роковую девушку по имени Эстер (на этот раз она спрятана в фальшивые документы Карлотты). Матье Амальрик уже играл не только Дедалов, но и Исмаэля Вюйяра — другого — в «Королях и королеве», а в «Рождественской сказке» была целая россыпь Вюйяров (хотя, кажется, ни одного Исмаэля). Туда же — Иван, Анри, Фавния (она же Ариэль) и другие.
С одной стороны, для литературоцентричного Деплешена это игра, превращающая массив его работ в своеобразный гипертекст: персонажи — а порой и актеры — кочуют из фильма в фильм, незаметно обмениваясь именами. С другой, режиссер указывает на свои источники вдохновения или передает им приветы. Дедал — герой «Портрета художника в юности» и «Улисса», как, разумеется, и Блум, Исмаэля нужно искать в Ветхом Завете и, очевидно, «Моби Дике», Ариэля/Ариэль — в «Буре» Шекспира; и так далее. Карлотта — недвусмысленная (Деплешен даже не стал превращать ее в Шарлотту) отсылка к «Голокружению» Хичкока: так, напомним, звали женщину из прошлого, сводящую с ума беднягу Скотти; портрет юной Марион Котийяр висит у Исмаэля дома. Фамилия Блум ей тоже подходит, учитывая, что она, как выяснится, двадцать лет провела в странствиях. Если Улисс тут в юбке, то Амальрик, соответственно, оказывается Пенелопой/Молли.
Конечно, это больше, чем забава: мотивов и навязчивых идей, как и масок, у Деплешена строго ограниченное количество, что ни его, ни нас не может смущать. Таких тем, как отношения родителей и детей, неверность, бегство, творческий поиск, хватит не на десять, а на сто фильмов. Еще одна слабость Деплешена, начиная еще с раннего «Часового», — шпионское кино. Он обстоятельно поиронизировал над жанром в своей последней работе, замечательных «Трех воспоминаниях моей юности», и здесь снова навещает Душанбе, Восточную Европу и коридоры французского МИД. Мы видим большие фрагменты из фильма, который сочиняет Исмаэль: Иван Дедал — очень смешной Гаррель — молодой французский дипломат, возможно, шпион, который появился из ниоткуда и исчезает в никуда, успев повстречать, возможно, афганского террориста и, возможно, сотрудника ФСБ.
Фильм в фильме, впрочем, примечателен в первую очередь не сам по себе, а как отражение реальной жизни его автора Исмаэля: Дедал мучается ночными кошмарами, как он, пропадает без вести, как Карлотта, и так далее. Паутина — паутинка, скажем так, — шпионских интриг служит проекцией или, если угодно, сублимацией исмаэлевских неврозов. И поскольку герой Амальрика, очевидно, альтер эго Деплешена, «Призраки» — что-то вроде его «8 ½», и исповедь, и признание в любви, и сеанс психоанализа, фильм о системе зеркал, какой является кино, да и любое творчество; в какой-то момент один из героев на пальцах объясняет, что полотно Джексона Поллока — ремейк картины Пикассо.
Наверное, в этих зеркалах можно запутаться: действие свободно скачет между воображаемым и реальным, будущим и настоящим. История Дедала, с которой мы начинаем, переходит в абсурдную и истеричную мелодраму о любовном треугольнике, по-своему, впрочем, занятную: Котийяр, например, раздевается и танцует под Дилана (не одновременно). А потом — в почти сюрреалистическую комедию о киносъемках, и это еще не конец. Подхватить на лету все ниточки трудновато — стоит заметить, что «Призраки» существуют в двух версиях, одна, более складная, вышла в избранных французских кинотеатрах, другая, сокращенная на 20 минут, открывала Каннский фестиваль и будет показана в России (это вовсе не означает, что полная лучше; по слухам, как часто бывает, все наоборот). Но в любом случае этот странный, местами нелепый и явно удавшийся не на сто процентов фильм заслуживает от нас хотя бы маленькой доли той безграничной нежности, которую в него вложил режиссер.
