Профессия – аниматор

Анимационное искусство до наступления компьютерных технологий было делом странным. Работа могла длиться годами, а результат на выходе всего-то10—15 минут просмотра. Все авторские фильмы Федора Савельевича Хитрука можно легко уместить в одну видеокассету и тем более на DVD диск. Еще останется место и для сцен из «Мухи-цокотухи», «Серой шейки», «Сказки о рыбаке и рыбке», «Аленького цветочка», «Каштанки», «Двенадцати месяцев», «Снежной королевы», «Кошкиного дома», «Приключений Буратино» и многих других (102 названия!), над которыми Федор Савельевич с 1937 года работал на студии «Союзмультфильм».

Создатель мультфильмов про Винни-Пуха и льва Бонифация не снимает свое кино вот уже почти четверть века. Но медвежат ему дарят до сих пор — вся квартира буквально заставлена и завалена Винни-Пухами всех размеров и мастей. Что не удивительно, ведь именно эта трилогия стала его самым популярным творением.

В 2008 году вышел ещё один шедевр режиссёра, на этот раз книжный — двухтомник «Профессия — аниматор». Трудно сказать, что в этой книге интереснее — мемуары мастера о первых шагах в профессии, рассказы о московской (а также немецкой) жизни начала 30-х годов, размышления о мультигеничности, полиэкранности и «анатомии движения», очерки-эссе о работе над знаменитыми фильмами — «История одного преступления», «Каникулы Бонифация», «Фильм, фильм, фильм», «Винни-Пух», «Икар и мудрецы». Их создатель нынешнему зрителю и сам видится мудрецом — всегда молодым, современным и непредсказуемым. В этом и заключается «искусство невероятного», которым Хитрук занимается более семи десятилетий.

Фёдор Хитрук родился в Твери 1 мая 1917 года. О своей семье он говорит так:

— Отец — инженер-станкостроитель, хотя у него была предрасположенность к изящным наукам. Мама — домашняя хозяйка. У нее была самая тяжелая работа — она растила трех оболтусов-сыновей. Братья пошли по технической линии. Я один такой. Когда мне было 7 лет, наша семья переехала в Москву. С тех пор здесь и живу… Даже среднюю школу не удалось окончить — в 1931 году от Наркомтяжпрома (была такая почтенная организация на площади Ногина) отца направили в Германию. Это была длительная командировка, поэтому поехали всей семьей, у меня было пять классов. В основном, жили в Штутгарте. Поступил в художественно-ремесленное училище, проучился с начала 1932 г. по начало 1934 г., тут истек срок работы отца. Впрочем, нам все равно пришлось бы оттуда уматывать — наступили тяжелые гитлеровские времена. Вернувшись в Москву, я сначала устроился в художественный техникум, оттуда каким-то образом перескочил в Институт повышения квалификации художников-иллюстраторов. Стать художником-иллюстратором было моей давнишней мечтой, рядом с другими мечтами — например, стать авиаконструктором, актером, а лучше всего — дирижером. И, в принципе, уже освоил эту профессию, даже сделал две книжки… Но тут моя биография круто изменилась.

На I Международном кинофестивале в Москве в 1935 году я впервые увидел мультфильмы Диснея. Тогда показали три картины, в том числе и «Микки-дирижера». Этот фильм я и сейчас считаю восьмым чудом света. Я был потрясен, но не настолько, чтобы бросить свою профессию. А произошло это после разговора с одним художником. Он посмотрел, как я рисую (а рисовал я очень быстро, себе во вред, потому что натуру ставили на шестнадцать часов — первые полчаса я рисовал, остальное время портил свой собственный рисунок), и сказал фразу, которую я запомнил на всю жизнь: «Попробуйте-ка толкнуться на студию нашу „Союзмультфильм“. По-моему, у вас есть данные…» Я никогда раньше не слышал об этой студии. И что меня туда потянуло?! Я отобрал свои самые эффектные рисунки, которые могли напоминать комиксы, пришел на Новинский бульвар, нашел заведующего производством Башкирова. Но он мои работы даже смотреть не стал! И сухо ответил: «Мультипликаторы сейчас нам не нужны». Разочарованный, я шел домой и пытался понять — отчего у меня такая досада? Потом я все-таки понял, в чем дело. В нежном возрасте почти каждый из нас мечтает быть то актером, то музыкантом, то художником или писателем, но редко кем-то определенным и при этом — всерьез. Анимация же давала мне возможность не выбирать, а стать всем сразу. Одновременно! И надо же, это чудесное ремесло у меня только что отняли!

Хитрук стал ходить на «Союзмультфильм» чуть ли не каждую неделю. Всякий раз ему снова отказывали, но потом вдруг объявили конкурс на замещение должности аниматора-стажера, и чудо произошло: 10 ноября 1937 года Федора Савельевича Хитрука зачислили в штат.

Другим чудом оказалась встреча с красавицей Машей Мотрук, которая работала тут же, на студии, в соседнем цехе фазовки. Поставленные Федором сцены чаще всего фазовала именно она. И когда молодой стажер заходил в цех, все начинали смеяться: «Эй, Хитрук, когда женишься на Мотрук?» И ведь действительно женился! После свадьбы молодые перебрались в Ереван, где знаменитый тогда режиссер Лев Атаманов как раз создавал армянскую студию анимации. Там, в Армении, их и застала война… В Штутгарте Хитрук научился бегло говорить по-немецки, и теперь это пригодилось. В штабе 3-го Украинского фронта он занимался тем, что расшифровывал и переводил всю немецкую документацию, которая попадала в руки разведчиков. Потом стал командиром взвода радиоперехвата 17-й Воздушной армии. День Победы встретил в Вене. Но демобилизовали не сразу, а направили в Берлин переводчиком еще на два года. В Москву вернулся только в сентябре 47-го. За минувшие семь лет Хитрук разучился даже толком карандаш держать в руках. Его могли отчислить за профнепригодность, но сделали скидку как участнику войны.

Пришлось все начинать заново. Получилось. Очень скоро Хитрук стал одним из лучших мультипликаторов студии. Он прославился как неподражаемый мастер психологических сцен, ему особенно удавались мимика, пластика, жесты персонажей. Так, быстро вошли в классику Оле-Лукойе из «Снежной Королевы», Медвежонок-конферансье из «Необыкновенного матча», Хомяк из «Лесных путешественников», Снеговик из ленты «Когда зажигаются елки» и Сломанный Чайник из «Железных друзей». Всего Хитрук сыграл — именно сыграл — около двухсот ролей.

— Аниматор и есть актер. Когда я делал «Оле-Лукойе», это была актерская игра. Не знаю, смогу ли объяснить точнее: когда я рисовал «Мойдодыр», я играл великого умывальника. В разное время я играл и бабушек, и волков, и даже пьяного воробья…

Все, что движется на экране, — надо играть. На голове Оле-Лукойе колпак с кисточкой. Играть надо и кисточку тоже! Разница между актером театра и аниматора в том, что аниматор играет все, что существует вокруг героя, и все, что внутри него.

Как режиссер Фёдор Савельевич дебютировал в 1962 году. Произошло это почти случайно.

— Я мог бы стать режиссером и раньше. Мне даже предлагали. Но меня держали две вещи: первое — мне нравилась и даже нравится сейчас профессия аниматора, еще не все исчерпано, изучено; а второе — у меня не было идеи, которая могла бы меня к этому подвигнуть. Я уверен, что первый фильм должен быть бомбой! Если об этом не мечтаешь, так зачем же начинать? Конечно, я засиделся в аниматорах. Мне было уже 43 года — старая дева! И тут я попал в положение своего будущего героя. Мы жили на Тверском бульваре, на втором этаже. Окна выходили во двор. И по утрам, начиная с семи часов, дворничихи начинали между собой руготню. Одна из них выставляла на окно проигрыватель и заводила каждый день одну и ту же песню Леонида Утесова «Что-то я тебя, корова, толком не пойму»! И никто ничего не мог сделать, чтобы прекратить эту звуковую «атаку», потому что по закону с 7 утра до 11 вечера шуметь не запрещалось. Этот шум довел меня до того, что я решил сделать кино. Я снял фильм «История одного преступления»…

Так что мой первый фильм родился из переживания, которое я испытал сам, из желания по этому поводу что-то сказать. Не просто сказать, а громыхнуть, потому что каждый фильм — это все-таки не диалог двух собеседников. Это разговор одного с миллионами. Значит, должно быть нечто, что и других могло бы так взволновать, как и тебя.

Вся съемочная группа состояла из дебютантов: мы все делали наш фильм впервые — кто-то заканчивал ВГИК, кто-то еще учился… А я, несмотря на двадцать лет работы в мультипликации, не знал, как работает режиссер. Не знал, что можно и чего нельзя. Причем не с точки зрения цензуры, а с точки зрения художественной закономерности, художественной убедительности. Благодаря своему незнанию я сделал то, что другие не делали.

«Топтыжка» — опять новое слово в мультипликации, русская сказка, решенная живописно, — в. ленте воспроизведен стиль Евгения Чарушина, и. сделано это  с. такой потрясающей тонкостью  и. нежностью, что только диву даешься: такого мы еще не видели!

Ну а Бонифаций — это уже сам Хитрук, не способный обойтись без работы даже на отдыхе.

— Вкалывал Бонифаций на своих каникулах день и ночь, дети его не отпускали. И понял он, что счастлив: какая замечательная вещь — каникулы! Он считает, что хорошо отдохнул, понимаете? И в этом есть большая правда! Когда Вы чувствуете, что приносите радость, Вы не устаете.

Однако самая автобиографичная работа — это, конечно, «Фильм, фильм, фильм». Первым толчком послужило выступление легендарного драматурга Виктора Шкловского. На своем юбилейном вечере он в красках рассказывал обо всех тех страданиях, разочарованиях и вообще невзгодах, которые перенес как автор, связавшись с кино. А потом расплылся в улыбке и заявил: «И в этом мое счастье. Другого я не хотел…»

— Не жалко ли Вам, что эти самые любимые Вами персонажи уступают в популярности Винни-Пуху?

— Винни-Пухом я горжусь. Это целиком и полностью наш авторский персонаж, ничуть не похожий на диснеевского. Но если бы не было книги Милна, которая сама по себе любима и популярна, не было бы и фильма. Кроме того, этот персонаж многим обязан Евгению Леонову. Когда Леонов пришел в студию и встал перед микрофоном, готовясь произнести первые фразы роли для пробы, он вдруг внешне стал так похож на этого забавного симпатичного медвежонка себе на уме, что я потом учитывал черты, жесты, мимику Леонова в своих рисунках, и это во многом отразилось на внешнем облике Винни-Пуха в фильме. А еще были забавные случаи: по ошибке аниматоров у него возникла неуклюжая походка, когда верхняя лапа идет туда же, куда и нижняя. И мы решили это оставить, получилось очень трогательно и выразительно.

Эдуард Назаров: «На „Винни-Пухе“ Фёдор Савельевич сидел с нами, обкатывая то, что получалась, ругался и только что не дрался. Поначалу Володя Зуйков принёс совершенно невообразимого персонажа. Это был не медвежонок, а взбесившийся одуванчик, существо неопределённой формы: шерстяное, колючее, будто сделанное из старой швабры, потерявшей форму. Уши — как будто их кто-то жевал, но не успел отъесть одно из них. Нос где-то на щеке, разные глаза, да и вообще всё у него врастопырку. Но что-то в этом было! И Хитрук схватился за голову: „Чёрт, это что вы придумали!“. Сели за этого несчастного зверя и, в конце концов, под руководством Хитрука выровняли».

Свой последний фильм «Лев и бык» Хитрук снял в 1983-м.

— Когда я был маленьким, огромное впечатление на меня произвела сказка «Лев и Бык». Я плакал над этой книжкой. Все казалось, что мудрые Лев и Бык не поверят коварному Шакалу. А они поверили. И погибли. Я очень переживал, и наконец мама забрала у меня эту книжку и спрятала. Она не попадалась мне на глаза лет 60. Однако нравственный шок остался на всю жизнь. Ведь, по большому счету, эта сказка о доверии и доверчивости, как «Отелло» Шекспира. Есть любящие и доверчивые Отелло и Дездемона, есть коварный Яго. И он побеждает. Доверчивые и любящие гибнут. Детское потрясение от этой истории я пронес через всю свою жизнь. Оттуда, из детского впечатления, детского потрясения и мое неприятие коварства, двоедушия, может быть, даже моя доверчивость, из-за которой в жизни было много сложностей, но которая тем не менее мне дорога. Когда же решил сделать фильм по этой сказке, то, удивительно, фильм вышел неадекватный тому детскому потрясению.

— Почему?

— Старики и дети одинаково мудры… Жизнь как бы делает круг и в конце приводит к той мудрости и чистоте, которые были в начале жизни. Получается, что, когда я взялся за «Льва и Быка», то был недостаточно стар и мудр, поэтому не получилось так обжигающе и откровенно, как в сказке, которую прочитал в детстве…

Год спустя умерла жена, та самая Маша Мотрук, с которой Федора Савельевича, казалось, так прочно зарифмовала жизнь. Связи распались, наступило молчание.

— Почему за этим не последовало больше ни одной картины? — переспрашивает Федор Савельевич. — Наверное, иссяк. Не было ни одной идеи, которая могла бы меня зажечь, сделать фильм-бомбу. Конечно, профессионалу вполне по силам снимать по одной ленте в год, но это точно не для меня. Не хочу, чтобы новая картина была чем-то вроде очередного дежурства.

Федор Савельевич всегда экспериментировал, поэтому и не любил конвейера. Этому же старался научить своих последователей. Среди них есть люди с мировой славой: Юрий Норштейн, Александр Петров, Эдуард Назаров. Затем пришли Алексей Харитиди, Михаил Тумеля, Михаил Алдашин, Константин Бронзит, Александр Татарский, Алексей Демин, Наталья Орлова — нынешний цвет российской школы анимации. И список этот бесконечный. Немаловажно, что никто из них не стал подражателем Хитрука. Это особый учительский дар — вдохновлять подопечных, но не корежить их индивидуальности…

«Конечно, я горжусь своими учениками, — говорит Хитрук, — но если честно, сегодня мало кто хочет учиться, все хотят самовыражаться».

— Вы следите за жизнью российской мультипликации?

— Да. И скажу банальность — ей надо помогать. Мультипликация нуждается сегодня в особом внимании, в серьезном отношении со стороны руководства страны. Меня трясет от обиды, когда я слышу слово «мультяшки». Я знаю, как над каждой «мультяшкой» люди потом и кровью обливаются! А к этому труду так пренебрежительно относятся.

Сейчас наше мультипликационное искусство может стать решающим в воспитании молодежи — говорю без ложной патетики! Студент-кореец, который расстрелял своих однокурсников, был воспитан на анимационных триллерах, которые делает Япония, на «аниме» … Я уж не говорю об игровых триллерах.

— Вам не нравится «аниме»?

— Мне не нравится, что там так много стрельбы и монстров. Не нравится, что уже в детстве люди спокойно смотрят на убийство. И ребенок может сам попробовать то, что видит на экране.

Добрые классические мультипликационные фильмы сейчас, возможно, нужнее, чем многие думают. Я не знаю, к кому обратиться: к народу, к Министерству культуры или к родителям? Может быть, к государству?

Пожалуйста, пристально вглядитесь в то, что происходит вокруг вас, вокруг ваших детей. И обратите особое внимание на мультипликационное кино — это искусство, от которого будет зависеть жизнь будущих поколений.

Ту интеллектуальную молодежь, которая не курит марихуану, вполне естественно волнуют процессы, происходящие в стране, в мире, но ответы на все актуальные вопросы времени она найдет именно в мультфильмах, а не в игровом кино, где главенствуют «мыло» и кровь. Здесь притягивает иносказательность, которая в природе самой анимации. И молодому человеку, думающему о жизни, такой фильм дает пищу для ассоциаций, осмысления каких-то переживаний, которые внутри него. Ведь анимация — от слова «анима», душа.

Материал подготовила Валерия Вадимовна Мартемьянова