Петр Силаев прочитал «Воспоминания» Виктора Франкла, одного из самых влиятельных психиатров XX века, пережившего концлагеря.
Фотография: Getty ImagesВ издательстве «Альпина нон-фикшн» вышла автобиография Виктора Франкла, корифея венского психоанализа, современника Фрейда и Адлера, пережившего три года в концлагере. Насколько я понял, перевод предваряет переиздание самой известной книги этого автора — «Сказать жизни да», посвященной описанию как раз этого пограничного опыта. В автобиографии самому периоду заключения отводится не слишком много страниц — на склоне лет ученый скорее подводит итог всей своей деятельности, перечисляет события жизненного пути в хронологическом порядке: детские шалости, встречи с примечательными фигурами, отзывы выдающихся коллег, анекдоты из преподавательской и лечебной практики. Постулатов метода логотерапии, изобретенного им, он тоже касается лишь в общем, потому как многократно комментировал все его аспекты в предыдущих работах (несколько из них были переведены на русский в разное время).
Логотерапию называют третьей школой венского психоанализа, связавшей классический психоанализ с экзистенциальной философией. Вопрос здесь в датировке: сам Франкл настаивает, что все его основные постулаты были сформулированы еще в 1930-х, то есть намного раньше, чем экзистенциальный психоанализ стал широко распространен, логотерапия была его непосредственной предшественницей. Критика этого утверждения может быть основана на самой расплывчатости определения «экзистенциализм», Франкл, безусловно, принадлежит к мыслителям его ранней стадии, скорее он феноменолог, чем экзистенциалист в современном понимании. Однако отрицать нельзя — если не теория, то его клинические методы обогнали свое время и принадлежат к послевоенной традиции психологии.
Разругавшись со своими учителями, молодой Франкл сделал основой клинической практики смыслополагание, стремление к тому, что он называл «логос» (естественно, тут не должно быть путаницы с детской коррекцией речи — тем, что зачастую именуется логотерапией в отечественной медицине). Дверь в человеческую душу открывается не внутрь, а наружу, перефразируя Кьеркегора. Вопреки классической модели психоанализа, личность представляет собой не замкнутую систему, стремящуюся к состоянию гомеостаза, а открытую, стремящуюся найти воплощение своих желаний вовне: в деле, в другой личности, миссии, в области трансцендентного. По мысли Франкла, и работа, и любовь, и принадлежность к коллективу являются такими же проявлениями стремления к трансценденции, как и религиозное чувство. То, что психоанализ мог бы отнести к болезненным проявлениям комплексов, на деле может быть жизненно важным стремлением к внеличностым целям, и блокировка или отсутствие этого стремления как раз и приводит к болезненным последствиям.
Что касается самих философских представлений Франкла о трансцендентном, они кажутся сейчас старомодными: они теистичны и вращаются вокруг феноменологических понятий, несколько старомодных даже для его времени. В каких-то моментах он сближается с либеральной теологией — неудивительно, что в старости Франкл был обласкан признанием со стороны различных религиозных конфессий, в частности встречался с папой римским. Его милая, оптимистичная позиция была им, конечно, намного приятнее чумы французского экзистенциализма, бушевавшего в гуманитарных науках в то время. Интересно, что и в Восточном блоке Франкла встречали на ура (он даже несколько раз был в Советском Союзе) — благодаря его постулату о необходимости «направляющего смысла» и «работы». Франкл порицает секс без любви, промискуитет, бездуховность общества изобилия — возможно, возвращение к его наследию в сегодняшней России тоже как-то связано с общей атмосферой «духовных скреп», кто знает. Новаторскими для своего времени выглядят именно его практические выводы, противоречивые подходы при лечении — например, представление о том, что невроз может быть нормальным средством самовыражения личности, а лечение зачастую частью болезни.
Современная экзистенциальная психология, конечно, критикует Франкла. Не только за теизм, но и за авторитарность: ты не можешь найти в жизни смысл — Франкл подскажет тебе; ты не можешь обрести любовь — влюбись. Естественно, это можно оправдать не только тем, что основная теоретическая книга автора, «Доктор и душа», была написана в тифозном бараке, но и тем, что он всю жизнь проработал в отделении больницы по предотвращению суицидов. Однако историческое достояние Франкла как одного из мыслителей, прервавших замкнутость психоанализа на самом себе, не отрицается. Ирвин Ялом в одной из своих книг рассказывает анекдот: еще в начале своей практики Фрейд лечил некую молодую пациентку, страдавшую психосоматическими нарушениями двигательной активности. Через некоторое продолжительное время она полностью излечилась — Фрейд приписывал это победе над сексуальными комплексами и приятию подсознательных влечений. При этом если посмотреть на дневниковые записи самого Фрейда, складывается очень забавная картина: он не только проводил с пациенткой сеансы психоанализа, но и сдружился с ее семьей, организовывал для нее свидания, водил на танцы, давал хозяйственные советы родителям, экономкам. Фрейд помог им оплатить долги. Именно такими маленькими жизненными деталями занимается экзистенциальный психоанализ сейчас, и заслуга того, что на них было обращено внимание, принадлежит во многом Виктору Франклу.
Пётр Силаев
