Психическая травма — это обиходное сочетание, укорененное в речи, в то же время — это часть реальности, которая вполне заметна, излечима, как лечится перелом, порез или другие повреждения тела
Что же важно знать, когда говорят про психологическую травму? Не эфемерное ли это явление, которое выдумано психологами и психотерапевтами, чтобы было, что лечить?
Психическая реальность психотравмы подтверждена так называемым синдромом ПТСР, о котором есть немало информации в сети. Реально существует ряд признаков, особенностей в поведении, переживаний, которые свидетельствуют о том, что человек перенес сильное воздействие на психику и не смог справиться с ним самостоятельно. Большинство трудных случаев психической травмы как раз такие и есть — самостоятельно не справиться.
По теории ПТСР известно, что предшествующие травме события должны нести реальную или воображаемо-реальную угрозу жизни человека или повреждения его тела, в таких обстоятельствах, в которых человек был не в силах защититься от опасности. Эта угроза не могла быть пережита в то время, там и тогда, поэтому оставила след в психике и теле человека. Так как психика — эфемерное образование, тонкое и неуловимое, то след травмы проще представить себе как привычный, «широкий» путь прохождения сигналов по нейронным путям в похожих обстоятельствах, при сходных переживаниях.
В теле существуют не только нейроны и сети, в теле есть связки, сухожилия, кости и мышцы. При помощи этих инструментов человек движется и общается, обменивается информацией — то есть, живет. Так же, как шрам от пореза, в теле может находиться след травмы. Его реальность наблюдается по осанке, по походке, в привычных движениях, напоминающих сжатие. «Сжатию» может подвергаться речь, при этом возникают запинки, трудности в произнесении, заикание. След травмы — это всегда сжатие. Так же как при заживлении раны на теле ткань сжимается, стягивая края раны, так же сжимается определенная область тела человека при переживании травмирующего эпизода жизни.
Существует немало психотерапий и техник психотерапии, в которых след от психологической травмы не описывается как что-то телесное, существующее в виде инструментально обнаруживаемых в теле привычных спазмов или нарушений кровообращения, поскольку, не с чем сравнивать. Мы же не знаем, как на сканере выглядело бы тело того же самого человека, не пережившего травмирующий эпизод. Тем не менее, образ сжатия, какой-либо иной вещественный образ может ощущаться в теле, при определенной психотерапевтической работе и внимании, обращенном к телесным ощущениям. Эти психотерапии и эти техники призывают работать с травмой как с метафорой, к ней можно обратиться, что-то можно расслабить, прогреть, выкашлять или выдохнуть с применением воображения или физических упражнений, которые порекомендует терапевт на сессии.
Нам известны многочисленные техники совладания со стрессовыми ситуациями, которые так или иначе ведут к расслаблению тела. Известны также работы Райха и Лоуэна, посвященные теме снятия «телесных зажимов», «мышечного панцыря» — неких защитных новообразований в структуре тела, единственной целью которых было уберечь тело от травматического вреда, нанесенного душе, уберечь в будущем. Но расслабление и разрушение панциря — это лишь половина лечения, вторая половина — это позитивный опыт дальнейшей жизни и функционирования тела.
След психической травмы может переживаться и вне тела, рядом с ним, неподалеку. Например, человек, переживший «лобовуху» в качестве пассажира, может очень напрягаться при быстром приближении к нему объектов «с фронта». Тот, на кого напали справа — будет беречь и на психотерапевтической сессии ощущать внетелесную границу справа от своего тела.
Кто и как приносит нам психические травмы
Благодаря психоанализу, мы можем многое должное отдать родителям. Воспитание — оно вообще немыслимо без травматизации, но правильное воспитание содержит в себе и лечение от наносимых младенцу, как животному, воспитательных воздействий. Тема — как тут же излечивать в процессе воспитания — не входит в рамки этого материала. Одним предложением можно сказать, что материнская ласка и объятия, отцовская поддержка и прощение — это хорошие инструменты излечения психотравм воспитания.
Но судьба и природа вследствие своей структурной и действующей системности распорядилась так, что тот, кто при жизни до рождения ребенка не излечил свои травмы психики, передает их по наследству — вербально, в невербальной коммуникации, в виде отказа от принятия, в виде манипуляций. То есть «судьба» и «природа» — это система, которая «хочет» сохранить и передать свою структуру и свойства. Изменения приходят лишь с волей и долей насилия.
Кросспоколенческая травма, травма рода — термины из нового психоанализа — появились в результате наблюдений психоаналитиков за людьми, чьи предки потерпели репрессии, были уничтожены в лагерях, пропали без вести, пережили боевые действия или геноцид.
Остался неотвеченным самый важный вопрос — почему одни люди переживают травмирующие события быстро и без патологического следа, а другие — сохраняют травматическую память в психике и теле? Свойство ли это характеров или характеры образуются вследствие травматических воздействий, накладывающихся на генетически податливую почву, или на тело пса, на котором все заживает само. Являются ли люди, кто мечен боевыми действиями или ураганами при отсутствии симптомов ПТСР «чистыми», или они также психически травмированы? Вероятно, излечение и проверку — есть или нет след в теле — провести можно.
Техногенные события, которые также могут причинять травматический опыт, аварии и катастрофы,— принуждают изучать психологию и способы работы с людьми, как на месте происшествия, так и после.
Что такое ретравматизация и почему хочется вернуться в переживание травмы
Ветераны боевых действий вспоминают пережитое и любят смотреть соответствующие событиям клипы на youtube, чёткий запрос «видео травмы» имеет частотность более 5000 в месяц, человеку свойственно возвращаться в места и к людям, которые когда-то принесли психологическую травму. Между тем, известен феномен закупоривания, инкапсуляции психологической травмы — надежно замурованная и отключенная нейронная связь бережет от повторения событий, в норме — мы не пробуем несколько раз обжигаться о нагретую плиту, это не приносит удовольствия и вырабатывает надежный охранительный рефлекс.
Феномен ретравматизации, напротив, ведет человека туда, где ему грозила смертельная опасность, где он потерял близкого, туда, к воспоминаниям. Непережитая и плохо инкапсулированная психологическая травма дает о себе знать — при определенных обстоятельствах, в определенную дату,— возвращается и продолжает вести как маньяка — к месту преступления. Тут работает, прежде всего, незавершенность ситуации, мощное впечатление. Древние люди владели методикой «танец победы», исполнявшийся в случае благоприятного исхода опасных ситуаций. Мы же утеряли эти навыки, стоит вспомнить о них.
Оплакать утрату, это же неудобно — мы склонны сдерживать эмоции. Горевать прилюдно — где же это возможно? Проще стать слабее, отдать инкапсулированной травме часть своих жизненных сил и жить тем, что осталось и то уж — беречь.
В нашей культуре — сочинить гигабайты песен о разлуке и расставании навсегда, о гибели подводных лодок и кораблей, написать и издать тонны книг, чтобы не было забыто то, о чем хорошо бы и не вспоминать. Нации, пережившие геноцид, особым образом, в том числе и законодательно, судебно, отстаивают исторически нанесенные врагами непоправимые утраты. Культура — это один из самых больших и вместительных контейнеров психологических травм. По-моему, уж лучше так — в виде бумаги или кода, чем в теле или из поколения в поколение.
Второй способ сооружения социальных контейнеров для психологических травм — это строительство субкультур. Сообщества, в которых приняты определенные правила поведения, внешнего вида, способы совместного досуга, так или иначе объединяющие участников по типу травматизации. Объединение помогает, но не излечивает.
Наверное внимательный психолог перечислит еще немало способов, которые придумали люди, чтобы справиться с психологической травмой. Жаль, что первобытные методы ее лечения изучают и применяют лишь немногие психологи и психотерапевты, а эти трансовые методы могут быть самыми быстрыми и надёжными.
Работа с психической травмой
Время лечит — утверждают одни. Время учит жить с болью — полагают другие. И то и другое верно. Самостоятельное определение психологической травмы, самостоятельная работа с ней достаточно сложна и подобна операции на самом себе.
Самые трудные травмы детства, которые хорошо спрятаны и недоступны, при быстрых техниках терапии, так и остаются непрожитыми, в таком случае человека учат — где та самая горячая плита, и запрещают ему к ней прикасаться.
Самые вредные травмы — так называемые «травмы развития» аналогичны медицинским сочетанным травмам — замедляют психическое развитие, оставляя человека, а точнее, определенную его субличность, в том возрасте, в котором все случилось. Они формируют зависимое поведение, наркотизацию, лишая таких людей возможности быть в здоровой привязанности с другим человеком, быть вместе, расставаться, встречаться вновь.
Самое важное, что необходимо в лечении психологической травмы — присутствие другого человека, который может и не быть психотерапевтом. Может, это будет духовник, православный священник. Полное принятие и поддержка, крепкое доверие.
Второе, что важно — принятие человеком своих ограничений. Эти ограничения являются отправной точкой в терапии, важно знать, откуда идти и куда.
Третье важное правило — создание безопасной зоны, личного пространства. Особые требования к комфорту, особые ограничения на срок терапии могут быть приняты с согласия клиента. Путь, который проходит клиент в идеальной терапии хорошо известен, но каждый его этап может оказаться труден или вовсе недоступен — на что-то не хватит ресурсов личности, где-то будет эмоционально пустое место, с которым вообще непонятно что делать, ни терапевту, ни клиенту. Но попытка излечения от психотравмы — уже большое дело. Все-таки, это не пытка. Так и хочется завершить абзац: «Правильно, товарищ Берия?»
— Правильно!
