На следующей неделе Парижская опера пообещала поставить точку в долгом разбирательстве, инициированном темнокожими артистами балета: они, недовольные привычным подходом к расовым вопросам в классическом танцевальном коллективе, потребовали дополнительных гарантий соблюдения своих прав. О том, как борьба за расовое равноправие проявляется в совершенно неготовых к этому областях искусства, рассказывают Мария Сидельникова и Сергей Ходнев.
Классические опера и балет — искусства настолько условные, что в нынешних обстоятельствах, когда борьба за расовую и гендерную diversity охватила масскультуру, казалось, что до них не дойдет. Тем более что опере, например, грех жаловаться. Да, есть давняя традиция гримировать белокожих исполнителей партии Отелло под мавра, что классифицируется нынче как blackface и жестко осуждается, но от нее и так много где отказываются, потому что разыгрывать все ту же «расовую» карту режиссерам не всегда интересно. Есть давняя и славная постановочная история опер с дальневосточными сюжетами — те же «Турандот» и «Мадам Баттерфляй», например, где тоже десятилетиями было привычно выпускать на сцену белых артистов, изображающих китайцев и японцев,— такое теперь тоже осуждается (с ярлыком «yellowface»), но больших скандалов на эту тему пока не случалось.
Однако было и есть немало чернокожих оперных артистов, насчет которых никто никогда не задавался вопросом о том, насколько негр/негритянка уместны в «белом» оперном сюжете. Джесси Норман, Леонтин Прайс, Ширли Верретт, актуальные звезды Притти Йенде и Лоуренс Браунли — представить себе, чтобы всем этим знаменитостям кто-то удумал бы вставлять палки в колеса из-за цвета их кожи, решительно невозможно, о какой бы опере речь ни шла. Требований нормировать присутствие цветных оперных солистов в каждой постановке (по аналогии с новейшими оскаровскими регламентами) пока не раздается, потому что запрос к музыкальной и актерской состоятельности вне зависимости от национальной принадлежности все-таки сильнее, но зато время от времени звучат призывы регламентировать соответствующим образом составы хора и миманса.
А также составы симфонических оркестров. В начале нынешнего года трубач Ибрагим Маалуф поднял бурю в многоязычных соцсетях, прокомментировав трансляцию новогоднего концерта Венского филармонического оркестра в том духе, что филармоникам критически не хватает расового разнообразия. Еще раньше, летом 2020-го, на волне американского движения Black Lives Matter стали раздаваться голоса насчет подозрительной белизны великих американских симфонических коллективов. Это по-своему иронично — в большие оркестры, хоть американские, хоть венские, давным-давно (именно в видах расовой справедливости в том числе) берут по результатам слепого прослушивания. Но, судя по всему, общество дозрело до пересмотра этой антидискриминационной меры: еще прошлым летом авторитетнейший американский критик Энтони Томмазини выступил в The New York Times с предложением отменить слепые прослушивания; мол, инструменталисты действительно высокого класса сейчас все равно играют более или менее одинаково, почему бы не сделать преференции для people of colour.
Но, как это ни удивительно, особую остроту эти вопросы приобрели в балете. В Парижской опере проблема обозначилась осенью прошлого года (“Ъ” писал об этом 24 ноября 2020 года), когда группа темнокожих артистов труппы, вдохновившись движением Black Lives Matter, обратилась к новому генеральному директору Александру Нефу с просьбой услышать, заметить и изменить их положение в театре. Авторы письма потребовали, во-первых, решить практические вопросы — «правильный» макияж для метисов и мулатов, трико и пуанты соответствующего цвета. Следующий вопрос — глобальный: надо придумать, как неоскорбительным образом представлять в контексте сегодняшнего дня наследие колониального прошлого в классических балетах.
О результатах внутреннего расследования и мерах, которые руководство намерено принять, Парижская опера объявит в следующий четверг. Вокруг много шума и кривотолков, но Александр Неф уже опроверг проскользнувшую в Le Monde информацию о том, что из репертуара могут быть изъяты большие классические балеты, которые якобы могут задеть и обидеть кого-то из расовых меньшинств, как-то «Щелкунчик», «Лебединое озеро» и «Баядерка». Но проблема в том, что процесс уже не ограничивается одной Парижской оперой.
«Я танцую уже 15 лет, и впервые я завязываю пуанты "правильного" цвета»,— рассказывает Le Monde Ава Жоаннис, кадриль балета Парижской оперы. «А ты белую вуаль не получишь, потому что ты — черная!» — пересказывает слова репетитора берлинского StaatsBallet балерина Хлое Анаис Лопес Гомес. «Мне говорили: "А тебя и гримировать не надо",— в беседе с “Ъ” вспоминает бывшая ученица балетной школы Парижской оперы Марьон, которую выбрали танцевать в "Баядерке".— Все мои белые одноклассницы страшно веселились, разрисовывая себе лицо черным. Им казалось, что быть рабами — это забавно. А я смотрела, и мне было страшно обидно, ведь это часть моей семьи. Но когда тебе 11 лет, что ты можешь сказать?» Все балерины — коренные француженки, но у каждой один из родителей темнокожий. В труппе Парижской оперы пять артистов-метисов, в берлинской — двое.
Контракт Хлое Анаис Лопес Гомес истекает в июле, и StaatsBallet не намерен его продлевать. Официальная причина — последствия пандемии. Но балерина уверена, что причина в ее цвете кожи и конфликте с репетитором, которая с самого начала была против ее принятия в труппу, так как это «неэстетично». Хлое Анаис Лопес Гомес — выпускница Московского хореографического училища, в 2018 году она была первой и единственной темнокожей балериной в берлинском балете. «В Москве я ни разу не сталкивалась с расизмом,— заявила Хлое в разговоре с “Ъ”,— там ценится только талант. И кроме того, в школе Большого я была не одна, нас было трое. Хотя сначала было тяжело — уехать в 14 лет в незнакомую страну. Но я выучила язык, стала интересоваться культурой. Годы в Москве — самое счастливое время». После разрыва с Берлином балерина пошла ва-банк и вынесла сор из избы — терять ей было нечего, контракта все равно уже нет. Впрочем, исполнительный худрук StaatsBallet Кристиан Теобальд публично заявила, что обеспокоена дискриминацией и расизмом в труппе, и высказалась в пользу принятия всех необходимых мер для их искоренения.
Но еще раньше был Бенжамен Мильпье — худрук Парижской оперы в 2014–2016 годах, который первым поднял расовый вопрос во французской труппе. После свободной и разнообразной Америки, где французский танцовщик и хореограф сделал карьеру, Франция ему казалась слишком консервативной. Он хотел разрушать иерархию, бороться с единообразием и модернизировать труппу по американской модели. Мильпье успел запретить blackface в «Баядерке» и переименовал тамошний «танец негритят» в «танец детей». Практика «черных лиц» уже давно не используется ни в Ковент-Гардене, ни тем более в американских труппах — но вот в «Лебедином озере» всех лебедей «белят» без скидок на изначальный цвет кожи (по крайней мере, еще на последнем гала в Опера Гарнье и без того белокожая Амандин Альбиссон была покрыта толстым слоем белой пудры, как того и требует театральная условность).
Для молодой гвардии парижского балета Мильпье стал кумиром. Ветераны только разводят руками. Мулат Жан-Мари Дидьер, танцевавший в Парижской опере с 1978 года, комментирует действия борцов за равноправие: «Я бы хотел их поддержать, но речь идет о мелких бытовых ситуациях, о деталях балетного быта, которые нужно просто урегулировать и исправить. Это вопрос образования, воспитания. У нас в свое время были Шарль Жюд, Кадер Беларби — очень много было метисов и мулатов. Шарль Жюд танцевал Ивана Грозного, и что? А Карлос Акоста — Спартака. Я не могу говорить за молодых ребят, которые сейчас выступают, но мне кажется, что они попали в ловушку к журналистам. В танцевальной школе всегда были ученики другого цвета. И Мильпье не привез с собой черных в чемодане, он их нашел в школе. К тому же у них нету эксклюзива на звание мучеников, есть еще азиаты, например».
Не видит трагедии и бывшая этуаль Парижской оперы и бывшая директриса балетной школы Оперы Клод Бесси: «Я не вижу никакой проблемы. Людям в социальных сетях просто нечем заняться. Расовый вопрос никогда не был проблемой для Парижской оперы и ее школы, у нас всегда были чернокожие ученики, и в школе мы никогда не отказывали детям из-за цвета кожи. И артистам, видимо, сегодня нечем заняться — им нужны сюжеты для постов в соцсетях. Мы пытаемся слепо копировать американский опыт, и это драматично. Но дальше разговоров, я надеюсь, это не пойдет: как только люди вернутся к работе, все вернется в свое русло. Я в это верю».
Мария Сидельникова и Сергей Ходнев
