Вышедший в прокат «Двуличный любовник» — один из самых эффектных и потенциально коммерческих фильмов Франсуа Озона. И все же Андрей Плахов обнаружил в нем характерную для режиссера лирическую интонацию.
Хлоя — 25-летняя смотрительница парижского Музея современного искусства во дворце Токио. В процессе бурного романа с психоаналитиком Полем она обнаруживает существование его брата-близнеца Луи, тоже, не поверите, психоаналитика. Они столь же похожи внешне, сколь различны их нравы и поведение: Поль — сдержанный, корректный, обходительный, Луи — тщеславный, нахальный и брутальный. Обоих, слегка меняя прическу и макияж, играет Жереми Ренье, снимавшийся у Озона еще подростком в его ранней картине «Криминальные любовники», а потом — в «Отчаянной домохозяйке». Знакома режиссеру и выступающая в главной женской роли красавица Марина Вакт. Не так давно она снялась в его фильме «Молода и прекрасна». Небольшую, но изящно аранжированную роль матери Хлои сыграла Жаклин Биссет: Озон верен своей традиции продлевать творческую жизнь легендарным актрисам — от Даниэль Дарьё до Шарлотты Рэмплинг, от Жанны Моро до Катрин Денёв.
В основе сюжета «Двуличного любовника» — роман американской писательницы Джойс Кэрол Оутс «Жизнь близнецов». Озон перевел его в жанр психоэротического триллера, в связи с чем рецензенты то и дело вспоминают Хичкока, Полански, Де Пальму и Верхувена. Называют и картину «Связанные насмерть» Дэвида Кроненберга, классику «биохоррора». Последнее сравнение вполне уместно: Озон, начиная с первых же кадров «Двуличного любовника», заглядывает с помощью камеры в женское лоно, отслеживая происходящие в нем процессы — от оргазма до капризов вызревания плода. А потом таким же сверхкрупным планом — в глаз героини, зеркало ее души и подсознания. Зрителю не приходится скучать: фильм бравирует бурными постельными сценами и дизайнерским шиком в духе Педро Альмодовара. Но все эти референции, включая последнюю, все равно остаются на уровне внешнего подобия. Мир Озона другой, и его интерес к теме двойников, совсем не уникальный в практике мирового искусства, имеет особенную природу.
Одна из ранних короткометражек режиссера называлась «Девственники»: двое парней, лежа в постели, признаются, что один никогда не спал с мужчиной, а другой — с женщиной. Раздвоение юношеского опыта питает множество сюжетов Озона, чаще всего с оттенком бисексуальности. Искренность, с какой этот опыт переживается, упрямо пробивается сквозь иронию и стилизаторский холодок. Начав как маргинал-провокатор, Озон быстро вплыл в мейнстрим, но чем глубже он в нем утопал, тем больше проявлялись на экране его травмы и внутренний надлом. Он сам говорит о том, что его не интересуют «обычные люди», что все его персонажи переживают трансгрессию: да, он снимает кино о них, и о себе тоже.
Раздвоение реальности, а вместе с ней и стиля стало принципом: в «Двуличном любовнике» двоятся даже коты. Во «Франце», предыдущем озоновском фильме, молодой француз Адриен, вчерашний солдат Первой мировой, едет в страну своих соседей и побежденных врагов. Эстет и пацифист, он оказывается на кладбище немецкого городка, кладет цветы на могилу своего сверстника Франца, пацифиста и франкофила, который с войны не вернулся. А потом проживает воображаемую жизнь в обличье своего немецкого двойника.
Если «Франц» — это психодрама с антимилитаристским и культурологическим подтекстом, то «Двуличный любовник» скорее философическая комедия, дальние истоки которой можно найти в пьесах Мариво, где менялись одеждами господа и слуги и мир таким образом «дублировался», приобретал двойной объем. Стиль фильмов Озона, который порой не без оснований сравнивают с фешен-шоу, напоминает в то же время мариводаж, тончайшую смесь метафизики и тривиальности. Озон — дальний отпрыск французского Просвещения и всех тех, кто нес его дух на протяжении столетий. В том числе в кино; он — пускай не вполне законный, но потомок Ренуара и Трюффо — недаром любит снимать актрис, бывших музами последнего.
Смотря «Двуличного любовника», в какой-то момент начинаешь догадываться, что раздвоение — это не только и не столько медицинский феномен, хотя замороченный финал картины с излишней обстоятельностью погружает нас в «гинекологическую» историю вопроса. Скорее, это внутренняя психологическая проблема Хлои, а главное, самого Озона: в канун своего пятидесятилетия он в эксцентричной форме рассказал про свое одиночество и тоску о «тайном брате».
