Юрий Александрович Калмыков — москвич, скульптор-любитель, сын человека, прошедшего нацистские и сталинские лагеря, передал музею Сахаровского центра свою работу под названием «Жестокий век». Это не портрет отца, а собирательный образ личности, которая лицом к лицу встретилась со страшным и невыносимым, убийственным, ломающим и уродующим. Встретилась и выстояла.

Мы попросили Юрия Александровича немного рассказать об этой работе. А получилось не столько о скульптуре, сколько о том, что заставило его — психолога по профессии — коснуться глины, чтобы через художественный образ выразить то, что, выраженное словами, многие пропускают мимо ушей.

«Я хотел изобразить разумного человека среди всеобщего безумия современников. Его взгляд направлен к разумным людям будущего, поскольку кошмар так или иначе должен заканчиваться, поскольку надежда на разумное будущее есть всегда, — объясняет Юрий Калмыков. — Возможно, перед нами человек, живший в период сталинских репрессий, а возможно, человек, живший в годы фашистского террора. А может быть, всё гораздо хуже, и перед нами человек будущего, и жестокий век ещё впереди?
Однажды, когда я был еще школьником, я спросил отца: „А где было лучше сидеть и где хуже — у фашистов или у своих?“ Неожиданно для меня отец начал говорить о человеческих амбициях. Я навсегда запомнил его фразу: „У них одни и те же амбиции“.
Он имел в виду надзирателей, конвоиров и прочее „лагерное начальство“ фашистских и советских лагерей — „одни и те же амбиции“. Иногда, слушая выступление какого-либо большого политика, я внезапно узнаю в нем амбициозного надзирателя. Мне вспоминаются слова отца, я ясно вижу „те же амбиции“. Такие амбиции, битва амбиций это предвестие жестокого века. Сколько войн начиналось из-за амбиций?! Несть числа! Всякая борьба за власть начинается с личных амбиций, а затем в неё вовлекаются миллионы людей. Почему бы нам не вспоминать об этом прежде, чем становиться на чью-либо сторону? Амбиции подменяют разум, и всякий раз это оказывается кому-то выгодно и удобно. Жестокий век невозможен, когда люди разумны. Наш разум — это и есть главная гарантия безопасности человечества. Жестокий век начинается с преступлений перед человеческим разумом, и это происходит тогда, когда разум в обществе большой ценностью не обладает, а идеологии и религии преподносят нашему разуму готовые решения, избавляя нас от необходимости мыслить.

Каждая политическая система совершает насилие над разумом, навязывает человеку своё мировоззрение. А если политическая система совсем уж мерзкая, то ей просто необходимы враги как внутренние, так и внешние — ужасные, чудовищные, бесчеловечные. Где же их взять? И система начинает культивировать ложь, злобу и ненависть. А понимают ли те, кто ведёт информационные войны и культивирует злобу и ненависть, с каким огнём они играют? Конечно, человек может мыслить самостоятельно и втайне от системы, но основные силы его разума будут потрачены на мысленные или реальные споры с этой системой».

И еще Юрий Калмыков рассказал нам одну невероятную историю, услышанную им много лет назад: 
«В 1936 году один студент Сорбонны, польский еврей, ехал на поезде через Германию с остановкой в Нюрнберге. Звали этого человека Ежи Максимилианович Розенбаум, и история эта не выдуманная. Из любопытства он пришёл на митинг Гитлера. Волной на него нахлынуло настроение толпы, он орал вместе со всеми фашистские приветствия, распевал песни, качался вместе со всеми плечом к плечу. Он испытал массу сильных эмоций: и плакал и смеялся. Он совершенно искренне кричал: „Смерть евреям!“, „Евреев нужно уничтожить!“ Только уйдя с митинга, он очнулся и не понимал, как с ним такое могло происходить». 
Тот юноша прожил феерическую жизнь. Страшную (действительно страшную!) историю, приключившуюся с ним самим, он рассказывал друзьям в те годы, когда казалось, что в Европе такое больше никогда не сможет повториться. «Немецкий народ был в то время психически болен, поскольку фашизм и ненависть — это болезнь, — продолжает Юрий Калмыков. — Это устойчивая эмоциональная патология, ведущая к деградации системы личностных ценностей. Болезнь мало изучена, поскольку считалась идеологией и не рассматривалась как болезнь, однако ясно, что такая болезнь делает человека существом с примитивным мировоззрением, опускает на несколько ступеней эволюционной лестницы. Конечно, был болен не весь немецкий народ, а только часть народа — другие боролись и погибали или пребывали в благоразумном страхе и отстранялись от морали общества как могли.

Против человеческого разума непрерывно ведутся какие-нибудь войны. И каждая война для кого-то превращается в жестокий век. Однако учится на страданиях — это неэффективная учеба, наша цивилизация должна придумать что-нибудь поинтереснее».

Источник