ТАЙНЫ ТРЁХ БУКВ
А теперь – как в песне, которую пел Леонид Утёсов.
Вернулся я на Родину. Шумят берёзки встречные. Я много лет без отпуска служил в чужом краю. И вот иду, как в юности, я улицей Заречною, и нашей тихой улицы совсем не узнаю…
По улице Заречной (Лукинке) я ходил в школу. Она из Михайловки выходит на дорогу к моей Васильевке. А после службы в армии вернулся я на улицу Октябрьскую. Переоделся в штатское и поехал к матери в Благодаровку, там она работала в магазине на подмене.
В эту же осень я поступил за компанию с одноклассником в автошколу. На практику нас погнали в Москву на «ЗиЛ», зарабатывать грузовик для автошколы. На три месяца, аккурат под Новый год.
В поезде объявили, что умер Брежнев. В час похорон мы стояли на главном конвейере завода, его остановили аж на пять минут (случай чрезвычайный).
Отрабатывал учёбу я сначала в автоколонне «1820», затем в «Транссельхозтехнике». Но не за баранкой раздолбанного «Урала», который мне дали (я лишь глянул на этого монстра из парка Юрского периода – обомлел и бежал в панике к директору Татаринцеву), а опять же художником.
То, чему я не доучился, выручало меня неоднократно.
Правда, ацетоном я надышался у Татаринцева на всю жизнь. Художничать мне надоело (как в своё время и учиться на художника), и я эту бодягу бросил, а заодно и свои права в отделе кадров.
Понял, что никакой я не водила, а всё-таки писатель. Как начал долбить эту стену в шестом классе, так и долблю поныне. Да и одна ведунья в Москве, выписанная из Сибири по линии тогдашнего КГБ, предрекла мне в явочном номере гостиницы «Пекин»: за руль не садись.
Я и сам прорицать умею и много чего про себя наперёд знаю. В этом убеждался не раз.
Дабы оправдать заголовок, перечислю знаковые вехи: МНР, ЗИЛ, КГБ… А будут ещё АИФ, МГУ, РЭУ, СМИ и ЖЭК. Тайн, думаю, предостаточно.
ОТ ПОЧТЫ ПОЛЕВОЙ К ГРАЖДАНСКОЙ
Писать я мог, рассылая безрезультатно свои сочинения во все толстые журналы СССР, пока не заела совесть сидеть на шее матери. И отправился я по просьбе колхозного парторга Вариводы разносить по селу почту.
Почтальон в Михайловке.
Три года разносил. Село огромное, грязи по уши, снега по колено – нахлебался. Зарплата низкая. Один плюс: разнёс корреспонденцию и свободен. Пиши не хочу.
А писал я прямо аж роман типа «Вечный зов». У меня печатная машинка «Москва» появилась, выписал по той же почте.
Вот я и наяривал – осваивал машинопись.
Бабы спросят мать на улице: чё там Серёжка твой всё пишет? Матушка гордо отвечает: роман «Соль земли». Бабы ей: да есть уже такой роман! Мать моя, фасона не роняя, повернётся и уйдёт. В это время как раз сериал шёл одноимённый по телевизору, вот и пришло ей на ум название. А так она нос не совала, что я там пишу. Всецело мне в этом доверяла.
А Георгий Мокеевич Марков, автор упомянутого романа, как глава Союза писателей СССР, выступал перед нами, когда я ездил поступать в Литературный институт. Стоял он летом на низком крылечке, сам тоже низенький, в тёмных очочках, как у Кота Базилио (Ролана Быкова), и не производил впечатления литературного генерала и отца писательницы и актрисы Екатерины Марковой (читал я её повести в журнале «Юность», мне они нравились, а видел я её в фильмах про бригаду скорой помощи, где ещё снялись Анатолий Папанов, Антонина Шуранова и Георгий Тараторкин, а главное – в фильме «А зори здесь тихие» в роли Галки Четвертак, детдомовки, где снялась и моя землячка Ольга Остроумова – Женька Комелькова, дочь комбрига).
Ну вот, кого я тут ни приплёл – со всеми меня позже жизнь пересекла, кроме бригады скорой помощи. Тесен мир. А поступал я тогда на семинар поэтессы Ларисы Васильевой – дочери одного из конструкторов легендарного танка «Т-34», лучшего танка Второй мировой войны. Студентом литинститута я не стал – по конкурсу не прошёл. Да и слава богу. Не настало тогда ещё моё время.
Но в каком интересном сообществе я поварился! Это время точно не пропало!
НЕТ ПРОРОКА…
Когда я на почте служил ямщиком… попалась мне заметка в газете «Аргументы и факты». «АиФ» тогда побивали все рекорды по тиражности, даже попали в «Книгу Гиннеса». По этой заметке я списался с автором, с его подачи где-то через полгода стал готовиться снова покорять Москву.
Как говорила Алла Пугачёва в фильме «Женщина, которая поёт», это был мой третий поход за славой.
Пору студенчества опустим, о ней уже мною почти всё сказано в предыдущих подачах. И это время (а его почти двадцать лет) не то, что не пропало, а врезано так, что не выковырнешь. Тем паче, что я в очередной раз (как и в случае с армией) просто бежал сломя голову из родных палестин в столицу, лишь бы вырваться из навалившегося вновь болотного морока. Я спасался.
Москва – это и учёба в университете, и работа в РЭУ дворником (параллельно), и СМИ (столичная пресса), и путч, и цирк, и балет, и множество знакомств и открытий…
Дворник в РЭУ. Москва.
Куда ушли все мои прочие годы? Туда-сюда по мелочи, сором между пальцев. Или водой. А где и водкой.
Была эпопея с Кубанью, когда нас угораздило перебраться в Краснодарский край на ПМЖ. Меня эта эпопея вырвала из Москвы. Год жизни пропал, зацепив второй – когда мы вернулись назад и начали обустраиваться с нуля заново. Этот год сначала унёс жизнь матери, спустя время – брата.
У меня Кубань унесла лишь желчный пузырь – меня там оперировали.
По возвращении я поработал на телевидении дважды: в родном городе и в Самарской области. Затем в районной газете. Это после столичных СМИ.
Сначала меня тут признали «Золотым пером Оренбуржья» как лучшего журналиста области, а затем выперли из газеты по совокупности причин: мои проступки (как повод), кляузы (враги в городской администрации и её величество Зависть, я знаю соучастников моего низвержения поимённо), общая деструктивная политика в региональной прессе, чиновничья близорукость и некомпетентность руководства, занимающего своё место не по профессиональным заслугам, в по протекции и родственным связям, малодушие и перестраховка моих несчастных коллег…
Годы в районке и на ТВ пропавшими я бы не назвал, но, работая на понижение, я скорее терял, чем приобретал. Журналистское образование в редакции было лишь у меня, была ещё самарская заочница, многодетная мамаша-наседка – и всё. Остальные в лучшем случае бывшие педагоги пенсионного возраста, бывшие медики, бывшие номенклатурные работники. Кого «не ушли» на пенсию, сидят и доныне. А я подался в дворники в ЖЭК.
И вот это точно пропадающие годы, которых и осталось-то немного.
ЭПИЛОГ
Пенять мне некому, радоваться нечему. Не припомню сходу, кому Родина тут воздала по заслугам? Потому что нет пророка в своём отечестве.
И может быть, мне, как одному из героев М.Горького в пьесе «На дне» произнести горько, что «пропала жизнь»? А что это изменит во мне, в стране и в мире? И вообще в мироздании, где я уж если родился не зря, то и помру не бесследно. А значит, и не бесславно.
Так мне хочется думать. А иначе зачем было жить? Мне почему-то кажется, что я в этих мыслям совсем не одинок, чего не скажешь об остальном. Потому что слово «изоляция» сегодня пополнило лексикон не только электриков и медиков. А мне к этому не привыкать.
Сергей Парамонов
