В Инженерном замке проходит выставка ксилографии из собраний Русского музея. На первый взгляд проект, посвященный печати с деревянной доски, слишком специализированный, «лабораторный». Однако ее точный «рентгеновский» язык помогает кураторам отразить сложный художественный процесс от XVII века до наших дней. Получается увлекательное и неожиданно зрелищное путешествие.
В первом зале представлены старинные резные доски XVII века, с которых делались изображения. Сохранилось не более 30 таких досок. Сделанное с них печатное изображение тоже обладает исторической ценностью, скажем, «Архангел Михаил» был отпечатан в 1941 году известным художником Анной Остроумовой-Лебедевой.
Дерево — материал своенравный, и рисунок на первых ксилографиях кажется примитивным, простодушным, напоминает печатный пряник. Наивны и сами сюжеты: «Трапеза благочестивых и нечестивых», «Храбрый воин и Смерть», хрестоматийное «Как мыши кота погребают». Чуть позже изображаются храбрые рыцари из переводных романов: восседающие на конях герои одеты как кавалеры XVIII века — камзолы, треуголки, завитые парики, а композиция рисунка напоминает иконографию Георгия Победоносца. Но при всем простодушии ранняя ксилография уже понимает связь техники и содержания — печать с дерева требует предельной выверенности и скупости резьбы. Здесь в отличие от акварельного рисунка не может быть заметно дрожание кисточки (читай: руки). И это как нельзя лучше отвечает сакральным сюжетам, когда нужно не имитировать жизнь, а выразить надмирный взгляд на нее.
Тем не менее в XIX веке ксилография именно что изображает «жизнь в формах самой жизни», словно ставя задачу удивить зрителя: а как вообще возможно, чтобы печать с дерева казалась акварелью или фотографией? Завораживает ксилография Николая Шевердяева «Чижик-пыжик», выполненная с оригинала Леонида Пастернака, написавшего своего сынишку, будущего писателя, сидящего на колене Исаака Левитана. Сложно поверить, что это отпечатано с дерева, такой акварельной нежностью дышит небольшая работа, которую издалека можно принять за фотокарточку.
Новое осмысление печати с дерева произошло в Серебряном веке, когда художники стали разрабатывать ее уникальный язык. В их ряду прежде всего нужно упомянуть, конечно, Остроумову-Лебедеву. На выставке представлена ее ранняя работа по оригиналу рубенсовской картины «Персей освобождает Андромеду», и здесь можно говорить не об имитации, а об интерпретации фламандского живописца. А глядя на пейзажи Петербурга и его пригородов, изумляешься, какими невероятно лаконичными средствами художница достигает настроения и атмосферы.
Искусство Серебряного века разными путями двигалось к освобождению от подражания жизни, и условный язык ксилографии пришелся весьма кстати. В 1920-е годы, когда авангардное искусство было в фаворе, она расцвела. Каждая работа того периода — загляденье: иллюстрации Владимира Фаворского к «Книге Руфь» отличаются суровой архаикой образов, Павла Павлинова к пушкинской «Русалке» — динамикой. В период соцреализма ксилография неизбежно унифицируется, словно стыдится своей откровенно условной природы. Но в эпоху «оттепели» вновь расцветает. И сегодня, судя по работам наших современников Владимира Шишкова, Петра Белого или Григория Кацнельсона, авторская ксилография жива и продолжает искать себя.
Евгений Авраменко
