Родительские уроки из детства

Было ли что-то в моем детстве такое, что я всеми силами собрался не впустить в детство своих детей? Было: бессмысленные долгие наказания. Бессмысленные именно своей протяженностью, какой-то беспощадной неограниченностью. Теперь, когда я вспоминаю об этих наказаниях, мне видится в них совершенно дурацкий воспитательный прием: переплетение наказания с настроением.

Иногда мои проступки портили настроение маме. Например, я испачкал или порвал одежду. Получил порцию грозных слов. Попросил прощения, обещал исправиться. Новую одежду ношу очень аккуратно. В моем понимании инцидент исчерпан. Но настроение у мамы не исправилось. И вот: дольше века длится мой день.

А иногда мамино настроение было испорчено заранее и не мной. Его надо — ну не то чтобы исправить, а, скажем, реализовать. И вот лихорадочно исследуется день моей жизни. И конечно же, находится то, за что можно меня наказать.

Ошибка взрослых в том, что они недооценивают чуткость детей к интонации, тону голоса. Но в каком настроении мать или отец — для детей открытая книга. Скрыть ничего нельзя. Сколько раз у меня было: несешь вечером домой свои неприятности и неурядицы, думаешь, какое бы выражение нацепить на лицо, да только ничего не спасает. Единственный способ — прямо сейчас почувствовать любовь к детям сильнее, чем раздражение на кого-то там, за спиной. Тогда и они почувствуют эту любовь.

А еще я понял, что дети шутят гораздо реже, чем их родители, и вообще серьезнее относятся к долгосрочным обязательствам. Когда мама пообещала мне через три месяца хоть кило мороженого, для нее это было не ложью и даже не отговоркой, а словесной необязательной чепухой. Вроде «после дождичка в четверг». Для меня же эти три месяца были тремя месяцами, а килограмм — килограммом. И ровно через три месяца ожиданий на меня обрушился килограмм разочарования. С сетованиями на мое же занудство и отсутствие чувства юмора.

Эти уроки я усвоил. И никогда не обещал и не обещаю детям то, что не могу обеспечить. Потому что всякое обещание рождает надежду, а убивать ее нехорошо. В крайнем случае я оговариваю риски. Например: если будут деньги. И стремлюсь быть честным.

В детстве взрослый мир за пределами дома казался мне блистательным и волшебным. Поэтому мне очень-очень хотелось вырасти. И когда мама иногда ускользала в этот взрослый мир, как-то особенно радостно торопясь, мне каждый раз было немного грустно оставаться одному дома.

Бывало, что мама, почувствовав эту грусть, брала меня туда — во взрослые гости. Но там я чувствовал свою покинутость еще больше. Практически ежеминутно, потому что маме было интереснее с другими людьми, а не со мной.

Вот на эти грабли я почему-то наступал долго. Прихватить с собой сына или дочь на поэтический вечер, на фуршет или куда-либо еще, где они не нужны, где им не особенно рады… Хорошо, что они выросли и теперь достаточно взрослые и мудрые, чтобы отказываться от моих сомнительных приглашений.

Но гораздо сильнее мою родительскую судьбу определило то, чего у меня маленького не было. А у моих детей, благодаря моему рвению, есть.

У меня не было отца, сестер и братьев. А мои дети выросли в полной семье, очень непохожей на ту, в которой вырос  я.

Но изредка память все же подает сигнал, возникает «дежа вю». Это мой сын стоит с обломками чашки или я тридцать лет назад? И почему нам кажется, что страшнее ничего не может быть и жизнь, по сути, кончена? Нет: «Это ерунда, не плачь, давай выкинем эту бывшую чашку и побыстрее о ней забудем!» Хотя бы на время…

Костюков Леонид