Викторию Толстоганову раздражает сентиментальность, к мужу на съемочной площадке она относится только как к партнеру, а фильм, что совершается внутри ее, гораздо важнее, чем тот, который кто-то может снять. Об этом и многом другом актриса рассказала «Известиям» во время кинофестиваля «Кинотавр», где стала обладательницей приза за лучшую женскую роль в картине «Выше неба» (в прокате с 27 июня).
— Вас наградили за роль чрезмерно заботливой матери, готовой на всё, лишь бы дочь подольше нуждалась в ее опеке. Ваша дочь Варвара почти ровесница экранной дочери, которую сыграла Таисия Вилкова. Это помогало или мешало?
— Варваре сейчас 13 лет, она еще даже не вступила в пубертатный период. А героине Таисии уже почти восемнадцать.
— Да, но ведет она себя так, как будто ей тринадцать.
Фото: Вольга. Актриса Таисия Вилкова в фильме «Выше неба»
— Это уже заслуга «мамы», то есть меня. Вообще я всегда абстрагируюсь от реальной жизни, и никакие мои личные истории не помогают мне играть. Не вижу в героине Таисии свою дочь, а если вдруг начну переносить свои отношения из жизни на экран, то сразу разучусь играть, придется заново входить в образ. Может, работает сам факт того, что я — мама, что это у меня в крови, что я знаю, как обращаться с дочерью. Но Таисия очень отличается от Варвары, отношения с настоящими детьми у меня складываются совсем иначе.
— Вы с режиссером Оксаной Карас выбирали какие-то референсы для своей героини?
— Специально нет, но когда я прочла сценарий, то сразу вспомнила картину «Колесо чудес» Вуди Аллена, где Кейт Уинслет играет свою героиню по-настоящему круто. Мне показалось, что эти две женщины чем-то похожи. У моей героини тоже огромный внутренний конфликт с возрастом, с собой, она не чувствует себя любимой. Я бы не стала называть это прямым референсом, но Оксане я об этом рассказала.
— Ваш образ чем-то напоминает матерей из хичковских фильмов, поначалу они воспринимаются как добрые и милые, а потом оказываются опасными.
— Она не столько опасная, сколько жалкая, я думаю. Слабая, хотя старается всё контролировать. Ей удавалось манипулировать всей семьей до поры, она довольно смело решилась на вранье, которое отравляет жизнь дочери. Но всё это не от злого расчета: она просто не знает, что делать, как спасти семью и быть любимой. Возможно, ее дочь спустя какое-то время станет точно такой же женщиной.
— Кроме всего прочего, ваша героиня болезненно ревнива, а муж, которого играет ваш супруг Алексей Агранович, равнодушно предоставляет ей для этого поводы. Нет ли каких-то актерских суеверий насчет того, чтобы реальные муж и жена играли супружескую пару? Есть легенда, что отношения Николь Кидман и Тома Круза дали трещину после совместных съемок в картине «С широко закрытыми глазами».
— Суеверий нет. А для меня на площадке никаких родственных отношений не существует. В тот момент Алексей был просто партнер, и если бы на его месте был любой другой, я играла бы точно так же. Одно условие: партнер должен быть хороший. Когда плохой, то и я играю плохо. А муж он, брат или кто угодно еще, мне всё равно. Алексей был утвержден чуть позже меня, и если бы его не взяли, я всё равно бы сыграла, потому что очень хотела эту роль.
— У вас с Алексеем есть откровенная сцена, и это всё равно как пускать чужих людей в личную жизнь. Не думали отказаться от нее?
Фото: Вольга. Актриса Виктория Толстоганова в фильме «Выше неба»
— Ни один зритель, который смотрел на Кидман и Круза у Кубрика, не воспринимал их как мужа и жену. И в случае с фильмом «Выше неба» будет то же. Если фильм получился достойный, то будут смотреть именно его. Нет никакой связи между родственными отношениями и игрой в кино. Неужели, видя жену Бергмана в его картинах, люди думают о том, почему он ее всё время снимал? А тут сцена, которая на самом деле не имеет никакого отношения к сексу, вызывает такое повышенное внимание.
— Вам часто приходится играть героинь, которые далеки от положительных в привычном смысле слова. Осуждаете их?
— В картине «Выше неба» я свою героиню полностью оправдываю и пытаюсь любить. Прекрасно понимаю, что некоторые ее качества в жизни могут вызывать раздражение, злость, жалость. Но она живой человек, и это как раз в ней очень ценно. Нельзя про нее сказать однозначно, плохая она или хорошая, поэтому мне было интересно ее играть.
— В кино или в театре у вас были героини, которых вы так и не смогли принять, ненавидели, например?
— Не могу такого припомнить. Бывает беспредельно скучно, потому что я зачем-то согласилась на плохой сценарий. Но такое редко случалось.
— Одна из ваших любимых книг — «Волшебная гора» Томаса Манна. Чтение больших романов помогает в работе? У режиссеров часто возникает комплекс неполноценности перед литературой.
— Даже в большей степени у сценаристов, я бы сказала. Мне — помогает, никакого комплекса не испытываю, только эйфорию. Романы — это как раз мой формат, рассказы мне читать сложно, даже если они прекрасные. Между фильмом и книгой я всегда выберу книгу.
Сейчас, например, читаю «Отдел» Алексея Сальникова — очень жесткая вещь, и вот книга лежит у меня в номере, а я на каждом фестивальном фильме только и думаю, как бы поскорее к ней вернуться. Сейчас Кирилл Серебренников, как вы знаете, экранизирует другой роман Сальникова «Петровы в гриппе и вокруг него». А у «Волшебной горы» я экранизаций не помню…
— Есть картина немецкого режиссера Ганса В. Гайссендёрфера 1982 года.
— Жаль, не смотрела. Но вообще в романе описан просто невероятный мир. Когда читаешь про этот туберкулезный диспансер на той самой горе, фильм сам рождается в голове, я всех этих героев вижу словно наяву. Вижу все номера с пациентами, их столовую, медицинские помещения. Чувствую холод, который описывает Томас Манн. Этот фильм, который совершается внутри меня, гораздо важнее, чем то, что кто-то может снять.
Я, пожалуй, строгий зритель, мне кино должно понравиться полностью, не могу отмечать какие-то положительные черты, чтобы оправдать фильм. Хорошего кино мало, причем не только в России, во всем мире. Но зато если ты смотришь его, любые комплексы сразу уходят. Мне часто помогает мысль о том, что ответственна за то, каким получился фильм, не я, а все-таки режиссер.
Фото: ТАСС/Артем Геодакян. Актриса Виктория Толстоганова
— К книгам вы также требовательны? Например, после «Волшебной горы» люди сразу бросаются читать другие романы Манна и вскоре бросают.
— Я еще читала в юности «Иосиф и его братья», не бросила. А «Гору» я прочла лет шесть-семь назад и была сражена. Но даже там, хотя я совсем не литературный критик, я нашла то, что меня как-то охладило. Это сцена во втором томе, где Ганс Касторп заблудился в метели. Там возникает романтизм, который мне не очень близок. Даже какая-то сентиментальность, которая, видимо, была важна для Манна. Но тут я стараюсь держаться, говорю себе: так, сейчас мы выберемся из этой метели и заживем дальше. Когда я с Гансом заходила в номера к умирающим от туберкулеза, ощущала себя представителем желтой прессы, потому что это был не только акт сочувствия или милосердия.
— Да, скорее любопытство. А вы свое любопытство формализируете, например, в записях для работы?
— Иногда так и делаю. Однажды режиссер попросила меня вести подробнейшие дневниковые записи и присылать ей. Мне это доставило огромное удовольствие, потому что только так я понимала, как много я обычно пропускаю, не вижу, забываю. А мне очень нравятся подробности, пожалуй, это вообще самое прекрасное и в жизни, и в кинематографе. После института я в театре Станиславского играла в пьесе «Зойкина квартира» и почему-то мне попался фильм «Фрэнсис» с Джессикой Лэнг.
Я посмотрела его раз 280 и скопировала Лэнг всю, во всех деталях, и фактически сыграла ее в спектакле. Целиком, вплоть до малейшего движения губ. Конечно, никому и в голову не пришло сравнивать меня с ней, это была моя личная актерская кухня, никто ничего не заметил. Более того, я уверена, что если бы я всем об этом рассказала, они бы сказали, что никакого сходства нет. Оно было не внешнее, я просто поймала что-то изнутри и играла именно это…
Сергей Сычёв
