Актер, режиссер и заместитель худрука МХАТа им. М. Горького по творческим вопросам Сергей Пускепалис считает, что скандал, спровоцированный группой артистов театра, идет на пользу только их личным интересам. Уверяет, что все действия нового руководства ни в коем случае не умаляют ни одной из заслуг президента МХАТа Татьяны Дорониной. Об этом, а также о своем отношении к обнаженной натуре на сцене и западным фильмам о русских Сергей Пускепалис рассказал «Известиям».
— Некоторые артисты МХАТ имени Горького записали видеобращение в поддержку бывшего худрука театра, а ныне его президента Татьяны Дорониной. Недовольные утверждают, что Татьяна Васильевна «лишена всяческих полномочий, в том числе влияния на репертуарную и художественную политику театра». Это правда?
— Мне нечего добавить, кроме того, что уже сказал по этому поводу художественный руководитель театра Эдуард Бояков и его заместитель Александр Замыслов. Думаю, люди, которые это сказали, движимы какими-то личными амбициями и интересами и совершенно не понимают при этом течений общего дела. Заявления эти, очевидно, были связаны с процессом подписания контрактов по переустройству внутреннего распорядка, которое сейчас в штатном режиме происходит в театре.
Считаю, что привлекать внимание к театру в данный момент и в таком контексте совершенно не умно. Инициировать разговоры о театре нужно иначе: играя спектакли, решая творческие задачи. А вся эта самодеятельность… Если артистов что-то не устраивает, нужно прийти с этой проблемой к руководству, разговаривать, получать объяснения. Но никак не позволять себе огульно говорить о том, чего в действительности нет, чтобы не подогревать к театру нездоровый интерес.
— Позвольте еще раз акцентировать внимание на объявленной проблеме: права Дорониной действительно ни в чем не ущемлены?
— Ни в коем случае! Вы попробуйте Татьяну Васильевну Доронину ущемить, а я на вас посмотрю. Все наши движения согласованы. Всё, что делается нами в театре по отношению к прошлому, настоящему и будущему МХАТа, ни в коем случае не умаляет ни одной из заслуг Татьяны Васильевны по его сохранению. Нам нужно двигаться дальше, вперед, и мы все это прекрасно понимаем.
Зачем люди треплют имя этого удивительного и талантливого человека? Их послушать — создается впечатление, что Татьяна Васильевна сидит связанная и ничего не в силах предпринять. Во-первых, это глупо, во-вторых, совершенно не так.
— Артисты также сказали, что былой репертуар замещается спектаклями низкого художественного уровня. Говорили ли вам об этом раньше — на этапе репетиций?
— Они сейчас будут прибегать к разного рода мотивациям. Я не хочу сказать, что у нас всё идет гладко, но так обстоят дела в любом театре. Есть более удачные постановки, есть менее, но это лишь доказывает наше желание и возможности двигаться вперед, быть живыми, находиться в поиске.
За это короткое время мы выпустили четыре постановки. Можно по-разному к ним относиться, но это четыре законченные работы. Впереди у нас огромные перспективы — ни к чему сейчас вносить эту суету и давать ненужную окраску происходящему. Еще слишком мало времени прошло, чтобы делать какие-то выводы.
— Все, что вы делаете в последнее время, связано с одной и той же компанией: Сергей Пускепалис, Эдуард Бояков, Захар Прилепин и Вадим Горяинов. В какой момент вы все объединились?
— На самом деле нас гораздо больше. В свое время Эдуарда Владиславовича Боякова посетила дельная мысль — создать Русский художественный союз. Туда вошли и архитекторы, и люди религиозные, и военные, и актеры, и режиссеры, в общем, все, кому не чужда история, связанная с русским языком, духовностью и их распространением. В хорошем смысле слова — без фанатизма и формализма. Похоже, когда мы втроем — Эдуард, Захар и я, — сконцентрировались на модернизации работы МХАТа им. М. Горького, вызвали этим доверие у Министерства культуры.
Теперь мы продолжаем что-то делать совместными усилиями — в мае, например, провели в моем родном Железноводске первый международный кинофестиваль «Герой и время». Вадим Горяинов — кинопродюсер, он знает всё о кино и разбирается в вопросах монетизации, Захар Прилепин — наш идейный лидер, плюс он умеет идеально всё формулировать. Я — человек-практик, Эдуард тоже практик — создатель «Золотой маски», отлично понимающий, как можно реализовать эту идею. Так что наше объединение произошло не только на почве личных симпатий, но и для пользы дела.
— В Железноводск вы привезли не только кинофестиваль, но и организовали здесь съемочную площадку нового сериала «Алекс Лютый». Прославляете родину?
— За то, что сериал снимают здесь, огромное спасибо художнику-постановщику Сергею Филенко, который притаскивает в Кавказские Минеральные Воды уже шестую картину. Скоро это место станет настоящей съемочной площадкой.
— Как относитесь к идее Эдуарда Боякова о том, что поклонникам фильмов «Брат» и «Брат-2» нужен театральный аналог?
— Эдуард Владиславович филолог, он прекрасно умеет классифицировать и обобщать. Я такой способностью не наделен, поэтому не могу ничего сказать ни за, ни против… Но раз он так считает, я уверен, что он прав.
Думаю, на сцену надо выводить то, что интересно твоим близким друзьям. Я, например, только по такому принципу и ставлю спектакли — чтобы удивить свой ближний круг. А сделать это весьма непросто — мои друзья очень сложные, образованные и воспитанные. Впрочем, они говорят, что у меня получается.
— То есть широкому зрителю в вашем театре делать нечего?
— Вы заблуждаетесь. Мои друзья — это и есть широкий зритель. Но они у меня не маргиналы. Это офицеры, банкиры, работники сельского хозяйства, врачи, учителя, слесари, да кого среди них только нет.
— Приведу еще одну цитату вашего коллеги — худрука МХАТа: «Сегодня кино опережает русский театр и нам надо снова догонять». Согласны?
— Кино с театром занимаются одним делом — обслуживают человеческое впечатление, но технологии у них совершенно разные. Кино — мертвая картинка, а театр — действие, в таком же исполнении не повторится никогда. В театре встречаются навсегда, а делают на время, в кино — встречаются на время, но делают навсегда. Я согласен с мыслью Эдуарда про содержательность: в кино сейчас гораздо больше экспериментального, поэтому и отношение к нему несколько другое.
— Театр остается более консервативным?
— По большей части да, и я этому рад. Когда театр становится авангардным, все начинают заголять половые члены и это считают авангардом. А на самом деле это просто пошло.
— А мат на сцене?
— Мат, как и обнаженная натура, очень мощное выразительное средство, поэтому на него тоже надо иметь право. Когда артисты матерятся на сцене, это как получить раскаленным прутом по лицу. Если нецензурную лексику используют ради того, чтобы вскрыть содержание, если ее присутствие действительно необходимо, то материться можно. Ведь если на войне солдату оторвало ногу, он не закричит: «Ой, черт возьми!» Выразится, скорее всего, по-другому.
Когда обнажают мужчину или женщину — это тоже сильнейшее выразительное средство. Но посмотрите на великие художественные шедевры, это же не выглядит порнографией или извращенным наслаждением подсмотреть в глазок. Это восхищение натурой, открытым женским телом или атлетизмом, попытка обнаружить в человеческой плоти нечто, что поможет разглядеть хрупкость создания Божьего… Но когда нам демонстрируют наготу ради удовлетворения извращенных рефлексий, я категорически против. Мне бывает стыдно, когда я слышу неоправданный мат или когда вижу, как по сцене бегают артисты и трясут непонятно чем.
— Вы заявили, что отказываетесь от съемок в зарубежном кино, потому что вам не нравится, как в нем показывают русского человека. Ну а если роль будет интересная?
— Я совершенно не хотел соригинальничать и стать знаменосцем этой мысли. Но, к сожалению, сценарии, которые мне присылают, говорят о том, что мой авторитет в кино хотят использовать капиталисты в своих корыстных целях. Для чего, спросите? Чтобы показать, что у нас такая страшная страна.
В свое время мы с Константином Юрьевичем Хабенским, Сергеем Колесниковым и Джудом Лоу снялись в фильме («Черное море», 2014. — «Известия») у замечательного человека и режиссера Кевина Макдональда. Сценарий был хороший, но когда это всё смонтировали, привезли на премьеру в Москву и показали нам, я его спросил: «Кевин, что происходит?» Он ответил: «Это не я, фильм монтировали продюсеры». Я был в шоке — русские предстали в нем какими-то уродами, страшными и невоспитанными людьми. В сравнении с англосаксами, с которыми, согласно фильму, мы были на одной подводной лодке, мы выглядели конкретными отморозками. Я бы никогда не согласился представить наших людей такими.
После этого мне стали приходить предложения сняться в роли всяких непонятных офицеров, агентов и так далее. Трудно передать словами, какими они хотят нас представить. В такие проекты никогда в жизни больше не пойду. У меня друзья-офицеры, а я буду сниматься в таких фильмах? И как мне после этого жить в моей стране? Да я со стыда сгорю.
— И давно, по-вашему, мировой кинематограф стал средством политической пропаганды?
— Давно, просто мы на это не сильно обращаем внимание. Вы пересмотрите третью часть того же самого «Рэмбо» внимательно, сразу все станет понятно. Когда Сильвестр Сталлоне мочит всех подряд в Афганистане, а наши военные как будто идиоты… Это очень глубоко продуманный фильм, который снят для того, чтобы мы потеряли веру в себя.
Это, кстати, одна из причин, по которым возник наш фестиваль в Железноводске — чтобы сказать нашим людям, моим землякам и согражданам: «Нет, ребята, вы классные, вы замечательные. Не верьте тем, кто говорит, что вы ватники». У нас же ватники носят не потому, что живут плохо, а потому что в холода это самая оптимальная, удобная и продуманная одежда.
Наталья Васильева
