Мы встретились в метро. Обычное дело — так каждый день встречаются тысячи, и всякий, конечно, склонен думать, что вот они-то, они-то пошалят на славу...
Конечно, вы сразу подумали, что здесь будет романтическая история. Я в тельняшке, как Никита Михалков, она — в лёгком платьице, подол полощет ветер...
Вообще, примерно так оно и выглядело. Наверное, меня стоит потрепать за щёчку или оттаскать за уши, потому что с такими дурацкими взглядами дела не делаются.
Это должно было быть моим вторым интервью. Я приехал к чемпионке России по ремесленной керамике, чтобы спросить её о том, каково это — быть на её месте.
Мария Лагутинская, керамистка и героиня моего интервью
— Неделю назад у меня уже брали интервью. Корреспондент... Вчера смотрела фотографии. Я там смешная, баба Нина прям...
Мария совсем юная, она учится на последнем курсе колледжа. Ей скоро будет 19. Меня часто удивлял этот контраст между цифрами и психофизической реальностью. Она держится абсолютно спокойно, сдержанно. Такое ощущение, что она как девочка на шаре с картины Пикассо, только её шар — в кармане брюк. Она не держит его на виду, кажется совершенно серьёзной, и это ощущение ломается, лишь когда она говорит.
При взгляде на неё каждый раз поражаешься осознанию, что перед тобой чемпионка России. Срабатывает какая-то генетическая память, хочется чуть ли не колено преклонить, но потом она что-нибудь скажет, и вспоминается улица спального района, игра в салки, и как девочки шепчут в выломанную из-под земли пустую трубу, рассказывая какую-нибудь забавную ерунду.
Чемпионка России!
Это надо повторить, чтобы понимать, как мне было нелегко определить тон разговора. С одной стороны, я старше, с другой — ну я же не чемпион...
Моей целью как интервьюера было узнать её. Но в этом жанре есть сложность, сформулированная Джоном Траволтой в фильме «Идеально». Его герой, журналист, отвечая на вопрос, что такое интервью, говорит: «Это обольщение».
Поэтому заранее прошу прощения за некоторые вопросы, которые не совсем укладываются в сухую логику делового разговора.
Итак, интервью началось с того, что мы пришли в здание колледжа, на пропускном пункте которого нас остановил охранник. Он не хотел меня пускать. Я даже не успел пошутить, что у меня протокольная морда, как Мария всё уладила, с улыбкой напомнив, что делает ему пепельницу.
Площадка соревнований в мастерской
В мастерской пахло какими-то мифологическими раскопками. Я сразу притаился. Незнакомая местность. Интересно, как ведут себя её привычные обитатели. Мария сразу стала мне показывать, какая где стоит посуда и как что называется.
— У меня гончарные руки или нет?
— Скорее да. Потому что у тебя они не то чтобы очень детские или нежные.
— У музыкантов же наоборот, да, — тонкие пальцы?
— Да, длинные и тонкие. А давай что-нибудь слепим параллельно?
— Я не умею. Расскажи лучше, как проходят соревнования.
— Вот тебе сырьё, давай, повторяй за мной... Соревнования? Они проходят здесь. С экспертами, с камерами, с таймером.
Семь модулей, три дня. В первый день четыре модуля, во второй — один, в третий — два. Все модули связаны. Так... Прижимаем стенки, замываем ямки, трещинки.
— Перечисли модули, пожалуйста. Для протокола.
— Первый модуль — изготовление двух тарелок. Даётся полтора часа. За это время нужно раскатать пласт, выложить его на гипсовую линзу, пригладить, чтобы пласт лёг и принял форму...
Второй модуль — панно. Третий — проектирование, чертёж. Четвёртый — оправка. Пятый — декорирование, роспись. Шестой — гончарка. Седьмой модуль — монтаж, затирка швов...
...Ага, сейчас мы эти стенки поднимаем вот так наверх. С одинаковой силой, чтобы не было разницы в толщине стенок.
— Какой день самый сложный?
— Третий. Сильно устаёшь, стрессуешь, а там гончарка. Она требует отдачи. Надо быть сытым, довольным, счастливым, чтобы ничего не беспокоило. А если ты на стрессе, ничего не выйдет.
— Руки будут дрожать?
— Да, но не только руки. Гончарка — это в целом про стойкость. Про усидчивость. Нужно быть сосредоточенным. Например, если у тебя дёрнется рука при лепке — в общем-то, ничего страшного. А вот если на гончарке — то к чертям полетит весь цилиндр, который ты вытягивал десять минут.
А за полтора часа их нужно сделать восемь штук.
— Звучит нереально.
— В тренировочные дни этого времени достаточно — я могу сидеть и готовиться, успокаиваться, никакой спешки. А на соревнованиях это жуткое пекло.
Помню, один раз сидела и думала: «Блин, а как это вообще делается?»
Глиняные цилиндры, скрученные участниками соревнований
— Есть какая-то специальная подготовка? Валерьянка?
— Да, есть и валерьянка. Ну естественно! Ещё кое-что, всякая магия. Но ничего не помогает. Очень сложно, очень волнуешься. Сидишь и думаешь — а что, если провал, а как тогда, что дальше?
— Наибольшие переживания вызывает то, на что много надежд?
— Да. Вообще гончарка — это мышечная память. Думать почти не надо, руки всё делают сами. Но тревога так устроена: цепляешься за деталь и накручиваешь себя.
Стенка чуть-чуть повелась, и я уже практически вижу будущее поражение.
— Как борешься?
— В этот момент нужно как-то абстрагироваться. Закрыть глаза. Желательно ненадолго, а то уснёшь ещё!
Ещё я, бывало, стихи про себя повторяла — сначала про себя, потом шёпотом. Там эксперты повсюду ходят, они меня слышат, конечно, и я это сознаю. Но не отвлекаюсь.
Один раз я забыла строчку, меня это так разозлило. Ужас! Но даже это не так страшно, как мысли о поражении.
— А что за стихи?
— «Кай» Ильи Мазо.
— Какую строчку ты забыла?
— «Кай, ты заметил,
как стало любо тебе
Рвать десны в кровь,
Уплетая за обе щеки лёд
На ужин, завтрак и обед...»
— Помогло?
— Да, помогло, но потом, когда я вышла с площадки — опять тремор, чуть ли не слёзы. Я очень переживала, казалось, что всё плохо, что ничего не получилось и что эксперты офигевают от моих уродских цилиндров.
А тут как раз мимо проходил один из экспертов в коридоре — предыдущая чемпионка России, мы знакомы. Я спрашиваю: «Как у меня дела? Всё плохо?»
И она говорит: «Да, ты в заднице».
Потом она объяснила, что сказала это, чтобы я отстала, но было больно. Это было за день до оглашения результатов.
— Лучший день в твоей жизни?
— Да вообще. Я маме позвонила, говорю, что всё, сушите вёсла, даже бронзы не будет. Очень удивилась на следующий день, когда оказалось, что золото...
— А какие критерии оценивания? Техника, артистизм?
— Есть объективная оценка. Это техника, размеры. Например, тарелка. Нужно попасть в диаметр. Толщина стенки, высота ножки. Максимум 100 баллов.
Есть субъективная, за артистизм. Там трёхбалльная система.
— Что нужно сделать, чтобы тебя дисквалифицировали с соревнований?
— Нарушить технику безопасности. У нас, например, есть строительный фен. Его можно использовать только по назначению. Сушить волосы нельзя.
— А если не себе? Вдруг тебя беспокоит самочувствие другого участника. Подходишь, приводишь в чувство.
— Плохая идея. Там 600 градусов. Прикуривать от него тоже нельзя.
Рабочее место — гончарный круг
— Вставать с места можно?
— Ходить в границах своего рабочего места можно. Нельзя общаться с другими участниками. Есть два предупреждения. После них дисквалифицируют.
— А за стихи вслух не дисквалифицируют?
— Нет, я же тихо. Но на чемпионате Москвы я как-то раз тоже пела, тихонько-тихонько, а потом одна участница жаловалась, что кто-то пел сзади, и это её сбивало. Но санкций вроде не было.
— А были ещё какие-то курьёзы на соревнованиях? Может быть, кто-то всё-таки закурил? Необязательно от фена, но...
— Один раз соперница, сидевшая прямо передо мной, разлила глину и воду. Часть попала под мой стол. Это вызвало небольшой переполох, но вообще... на соревнованиях редко что происходит.
Самый главный курьёз для меня был в том, что соревнования проходили здесь, в нашей мастерской, но я вообще не ощущала это так. Не ощущала себя дома.
Помню, как мы сидели в перерыве в столовой, там было много людей из других городов. Мы слышали, что про нас говорят нехорошее.
— А что потом происходит с вещами, которые вы сделали в ходе соревнований? Жюри забирает?
— Нет, сами участники забирают, как правило. Но мне не нравится то, что я делаю на соревнованиях. Не хочу забирать. Слишком много нервов вложено, не хочется смотреть.
Тарелки раскрашены в цвета картины Каспара Фридриха «Странник над морем тумана»
— Керамика и гончарное дело — это одно и то же?
— Нет, гончарное дело — это один из элементов. Вот есть производство, и на производстве по каждой части есть мастер. Есть гончар, есть тот, кто обжигает, есть, кто занимается просушкой.
А у нас готовят универсалов. Мы можем всё, весь цикл.
Так что ремесленная керамика — это общее название для всего.
— Это хорошо или плохо?
— Это отлично, потому что ты можешь сам сделать всё от начала до конца.
— Как ты начала заниматься?
— Моя одногруппница Даша, предыдущая чемпионка России, позвала меня сюда на кружок. Мы обе рисуем, ей показалось, что керамика мне покажется интересной.
Поначалу я ходила сюда просто после пар, два раза в неделю, что-то лепила от балды. А потом мне предложили поучаствовать в WorldSkills. Тогда я уже начала тренироваться, появилась рутина, и я уже не столько красивые кружки лепила, сколько тренировалась.
И вот так каждый день с утра до вечера, иногда допоздна, до одиннадцати.
— Всё случайно вышло, неожиданно?
— Абсолютно. Я, например, никогда не любила лепить из пластилина. Приходилось иногда, когда играла с младшей двоюродной сестрой. Она приходила, и мы с ней играли. Меня вообще скорее музыка всегда привлекала.
Всегда хотелось играть в группе, петь. Но не лепить же!
— А тебя занятия керамикой как-то поменяли?
— Я стала более уверенной в себе.
Керамика — это стойкость, сосредоточение, осознанность, управление своими мыслями, умение абстрагироваться.
На самом деле, я до сих пор не осознала, что соревнования закончились, и я выиграла. Мне кажется, что они только начнутся вот сейчас, завтра... Так что всё, хватит говорить, мне надо готовиться, усиленно готовиться!
— У тебя есть чёткое разделение, где ты керамист, где нет?
— Да, есть. Вообще, единственный повод, по которому я вспоминаю о керамике вне мастерской, — это когда по какой-то причине взгляд зацепился за посуду. Тогда я начинаю думать, что это и как сделано, по каким канонам. Мне сложно воспринимать фабричную посуду из-за этого, кстати.
Самолепная чашка выглядит так, словно её достали из пепла
— Ты что, пользуешься только посудой, сделанной вручную?
— Я даже сделала посуду маме. Даже своему коту Генриху! Я прям сошла с ума как будто. Даже вилки и ложки хотела бы сама сделать.
Вот смотри. Сейчас я тебе покажу. Вот тарелка, она — заводская. Её сделали наскоро, на заводе, по форме.
Честно? Я не понимаю, как это связано с керамикой. Чуть-чуть бы цвета, может, кривизны, а без этого — ну как будто не живое...
— Да, моя жизнь теперь тоже не будет прежней.
— Да, вот. Пусть оно будет кривое, косое, но...
Гончары поиздевались над привычной формой тарелок
— Сны про то, как ты гончаришь, тебе тоже снятся в большом количестве?
— Не. Этого нет.
— Заниматься керамикой как искусством тебе проще, чем рисованием?
— Да. Здесь есть режим. Когда я прихожу в мастерскую, всегда могу что-то сделать. Не бывает такого, что нет вдохновения. Часто музыка помогает, конечно. Очень часто.
— Что ты слушаешь?
— Radiohead, Shortparis, Илья Мазо. Много всего...
— Есть специальная музыка для входа в состояние?
— Есть плейлист под названием «Гончарка». Ты, конечно, спросишь, что это за музыка. Метал? Нет.
Как я уже сказала, нужно состояние стойкости, покоя, довольства. Я слушаю звуки природы.
Занятия гончаркой — это слияние с природой.
— Вдохновение существует?
— Да. Я испытывала. Это особое состояние гиперактивности. Ты чувствуешь, что нужно что-то срочно сделать. И без этого никак. Самое неприятное, когда это случается где-нибудь в автобусе...
— Который застрял в пробке...
— Да, и ты просто должен это прожить. На стену лезть хочется.
— Надо стоп-кран нажимать.
— Потом это состояние проходит, и хочется всё отпустить. Это разочарование, конечно, — из-за несделанного, но и освобождение.
— Насколько результат отличается от того, что ты задумываешь в начале?
— Отличается, но не сильно. Я удерживаю картинку, но она всё равно замыленная. Так что непонятно. Детали становятся зримыми в процессе, и кажется, что что-то меняется. Но не сильно.
Детали делают посуду интересной
— У тебя сильные руки?
— После того, как я стала заниматься керамикой, гончаркой, — стали сильными.
— А до этого нет?
— До этого нет. А теперь я ношу куски глины по двенадцать с половиной килограммов, раскатываю пласт скалкой. Руки закалились, со своими мозгами как будто. Не трясутся как минимум.
— Есть ли у керамистов философия? Знаешь, как у мастеров джиу-джитсу или у самураев?
— Сложный вопрос. Литературы, наверное, нет. Но если посмотреть на нашего мастера Татьяну Анатольевну, она есть. Мы говорили уже об этом. Единение с природой.
Наверное, есть. Я осознанно не следую никакой философии.
— Действуешь по ситуации? Моя любимая присказка — «по ситуации, как в окопе».
— По ситуации, да. Ещё по критериям WorldSkills.
Понимаешь, в чём сложность: я не очень творческий человек в плане керамики. Я сейчас стала заниматься керамикой именно художественной. У меня не очень получается, потому что я привыкла строго по заданию делать, по критериям, в режиме тренировки.
Строгие критерии требуют от гончара тонкого чутья
— Ты из Якутии. Там полно снега, глины нет. И вот ты здесь. Твоя реакция на такой сюжет?
— Видимо, нас всегда тянет к тому, чего нам не хватает.
— Это правда, что гончары едят глину?
— Я ем иногда, но случайно. В процессе всё носится, а потом очнулся и понимаешь, что на зубах скрипит. Ну, бывает. У нас есть склад глины, можем отвести. Сомнительное удовольствие...
— Нет, наверное, для беременных это очень даже хорошо. Они, как говорят, любят всякие странные запахи — краску в подвале и так далее.
— Кстати, Татьяна Анатольевна прям ест.
— Зачем? Целебные свойства?
— Не знаю. Не думаю.
— Просто ест, ну что, и такое бывает. Мы же не в каменном веке... А ты играешь на телефоне в эту игру, где нужно гончарить кувшины?
— Играла, но сейчас уже неинтересно.
— Профдеформация обнаружена! Непереносимость заводских тарелок и мобильных игр с кувшинами... Что ещё? Стреляешь в тарелки из ружья?
— Ты говоришь про арт-объекты?
— Не совсем. Я бы не хотел уводить в сторону абсурда.
— А зря. Я такое люблю. Мне очень нравится, например, интервью Николая Комягина в программе «ещёнепознер». Они там сидят в прачечной на железных столах. Странные вопросы, странные ответы...
— Понимаю, к чему ты ведёшь, но я пока так не смогу. Я услышал, кстати, что тебя тут в шутку или не в шутку называют Мария Владимировна.
— Меня дети так называют — «Мария Владимировна». Хотя я Мария Владиславовна.
— Тебя интересуют медитация, йога? Кажется, что это похоже, нет?
— Вообще нет, но гончарка волей-неволей погружает в состояние, похожее на медитацию. У меня даже глазомер выработался. Руки, глаза своей жизнью живут практически. Это отвлекает от мыслей.
Гончарная печь в работе
— Странный вопрос: есть люди ног и люди рук. Вот я — человек ног. Часто думаю: руки — а зачем они мне, что я ими делаю? Ноги — понятно: футбол...
— Понимаю, о чём ты. Да, наверное, в этой классификации я человек рук. А с ногами у меня, как у тебя с руками. Я, например, никогда не бегаю за автобусами.
Иногда просто забываю, как бегать.
А руки... Да. Ты представь: для музыканта, для мастера — это вообще основной инструмент.
— А ты ломала руку когда-нибудь?
— Нет. Только ногу.
— Странно. Вот я человек ног, а ломал исключительно руки. Около восьми раз... Ты рисуешь. У тебя есть часто повторяющиеся образы?
— Хм... Ангелы. С нимбами. Но вообще я бегу от повторяемости. Я даже, бывает, в соцсетях удаляю то, что рисовала до этого.
Была задорная, весёлая эстетика.
Удалить! Рисовать мрачное!
У меня на самом деле часто меняется мировоззрение. Наверное, это плохо?
Иллюстрация к песне Ильи Мазо «Вечером».
Рисунок взят из соцсетей Марии
— Какой твой любимый литературный герой?
— Килгор Траут. Это у Воннегута в романах такое альтер-эго. Мне нравится его отречённость... Очень симпатичный персонаж.
— Писатель, который пишет странные фантастические романы...
— Мой любимый писатель. Мне нравится его гротескность. Я вообще люблю гротеск. Я бы даже хотела поучаствовать в чём-то таком странном. Скоро иду, например, на спектакль «Берегите свои лица», ради Николая Комягина в первую очередь. Боюсь, что закричу, когда его увижу.
— Любимый персонаж-ребёнок?...
— У Брэдбэри есть книга — «Из праха восставшие». Там девочка, которая умела перевоплощаться во всё. От облака до... Ещё там мальчик мне нравится. Он рассказчик.
— Керамика — женское ремесло?
— Как посмотреть. Если смотреть на Тик-Ток, то там в топе с керамикой только и исключительно мальчики. Но если смотреть на соревнования, то один мальчик приходится на шесть девочек, где-то так. Опять же, насколько я вижу, преподаватели почти всегда женщины.
— Женский коллектив — это ад?
— У нас здесь всё гармонично. Мы редко ссоримся. Бывает, кто-то что-то не помыл... Или кому-то позвонили, а здесь шум ужасный.
Гончарная печь в работе
— Если я брошу вашу посуду на пол — она разобьётся?
— По-разному. Мне кажется, та, которую держишь ты, не разобьётся. Можешь попробовать. Они ударопрочные.
— И из окна можно?
— Мне не жалко, конечно...
— Не, не надо, я верю. А от чего зависит, что разобьётся, а что нет?
— Есть много видов глины. Зависит от того, где добывается, какие там примеси. В принципе в конце концов разбить можно всё, зависит от количества попыток.
— А ты рукой можешь понять, что за глина?
— Можно по цвету и мягкости отличить.
— Откуда вы берёте глину?
— Из Испании, из Донецка. Гжельская есть.
— Я же очень много не спросил. Что я важного упустил?
— Не знаю. Я вообще представляла очень серьёзный разговор. Что я буду сидеть и рассказывать про то, как из комочка грязи рождается вещь. А ты какой-то несерьёзный.
— Расскажи. Давай закончим на серьёзной ноте. На максимально серьёзной.
— Хорошо. Ну смотри. Я вижу это так: кусок глины — это человек, а гончар с кругом — это общество. Керамист — это общество. Керамист-гончар обрабатывает этот кусок, применяет силу... Но сила нужна не чтобы подавлять, а для внутренней стойкости. Ты стойкий, но руки у тебя чуткие и ласковые.
Глеб Буланников
29.04.2022
Все фото предоставлены автором
