То она будто ветка лозы – вьется, обвивается, обволакивает. То обернется лукавым Чарли, у которого в каждой улыбке слеза, а в слезинке – разрезанная луковица. То лихой ведьмочкой налетит, закружит. То заломит руки в безумном отчаянии и пойдет на крест ради возлюбленного. И каждый раз словно с неба падает звезда, рассыпается на искры, которые неизбежно попадают в ее глаза. И они светятся. Разве этот свет измеришь по шестибальной системе? Разве титулы неоднократной чемпионки Советского Союза, Европы и мира, победительницы Олимпийских игр 1988 года расскажут о том, какая она на льду?
На фото: Наталья Бестемьянова и Андрей Букин.
- Наташа, здравствуйте. Похоже, у вас в квартире ремонт.
- Вот надумала стены сломать.
- Все?
- Некоторые.
- Вам это, видимо, свойственно. Сначала вы сломали стены своего одиночного катания, затем вообще покончили со спортом.
- У меня действительно было несколько этапов. Первый завершился переходом из одиночного катания в танцы, хотя я могла спокойно кататься и дальше одна, занимала бы более или менее высокие места, но почувствовала, что чахну, что мне нужно выше, больше, во мне буквально свербит цель, которой я могу достичь. И даже не столько верхняя ступень пьедестала почета маячила в мечтах, хотя принято считать, что эта цель для спортсмена главная, ради нее надо выкладываться до предела. Победа приятна, лестна, ублажает самолюбие. Но моя задача была и есть – выразить себя на льду, показать, что я могу… Второй перелом – уход из фигурного катания. Нам с Андреем было легче, чем многим до нас. Не стояла проблема: куда? Мы уходили не на пустое место. Ледовая труппа «Все звезды» сформировалась еще в 1985 году. И мы сразу решили – уйдем только туда. Но потом так случилось, что труппа распалась на два коллектива, и передо мной встала проблема выбора: либо оставаться у Татьяны Анатольевны Тарасовой, либо переходить к Игорю Бобрину, который создал Театр ледовых миниатюр. Муж, естественно, перетянул. Андрей на меня за это обиделся, видимо, посчитал такой поступок предательским, мы расстались – дуэт распался. Больше всего я боялась, что кто-нибудь скажет: одна она уже не та. Мне стало важно для себя понять, что я значу, потому как давно забыла свое одиночное катание, а тут пришлось кататься и одной, и с разными партнерами. Это меня дико сжигало. Друзья говорили: что ты все время доказываешь, ты в своей жизни уже все доказала! Но я, наверное, себя убеждала, правильно ли поступила. Так же в свое время я утверждалась в решении уйти из одиночниц в танцы – первое время плакала, когда слышала свои старые мелодии. Естественно, переход из одной жизни в другую дается с болью. Вот и в Театре я год мучилась. А как только немного успокоилась, к нам пришел Андрей.
- Был у вас театр дуэта, теперь – театр труппы. Самолюбие не пострадало?
- Поначалу трудно было привыкнуть, смириться, что аплодисменты, раньше адресованные нам с Андреем, звучат для всей труппы. Я ловила себя на таком интересном чувстве, что мне не то чтобы обидно, но как-то неуютно, что я должна с кем-то делиться успехом. А теперь уже привыкла и рада нашему дружному коллективу, мы единомышленники. Я по натуре лидер, хотя, может быть, спорт меня такой сделал. Но без своей команды ни работать, ни жить невозможно. Я люблю одиночество, порой боюсь его, но все равно люблю оставаться одна. Иногда устаю от того, что в театре много общаюсь, отвыкла за десять лет в спорте. Сейчас как бы возвращаюсь в мир, наверстываю упущенное. Потому что общение людей – главное, что у нас есть.
- Кто сыграл роль Пигмалиона в вашей жизни?
- Пигмалиона?.. Их было несколько, не то чтобы пигмалионов… Я очень благодарна и преподавателям в школе – у нас были прекрасные отношения, я любила школу – и первому тренеру Эдуарду Плинеру, он, наверное, хотел стать для меня таким Пигмалионом, что-то слепить, но это, видимо, шло в разрез с моими стремлениями, с моим внутренним пафосом, что ли. Мне кажется, я многое взяла от мамы. Она была необыкновенно одаренным человеком с абсолютным вкусом к красоте, но она воспитывалась в детском доме, потом война, и мама просто не смогла раскрыться. У нее был идеальный музыкальный слух, она пела, танцевала. Почему я оказалась в фигурном катании? Маме в детстве самой этого хотелось, но не удалось, и она мечтала, чтобы я танцевала и на меня смотрели люди. Такая картина стояла у нее перед глазами. Но мама не дожила до момента, когда я начала все-таки выигрывать – умерла в 1981 году, когда мы с Андреем только-только всходили… В Татьяну Анатольевну Тарасову я влюбилась, она стала моим кумиром. Я вообще влюбчивая, тем более встречая человека, с которым по духу совпадаю. Пришла я к ней в тяжелый период каких-то ее личных неприятностей, чувствовала, что ей трудно и на каждой тренировке старалась помогать – всегда улыбалась, выслушивала, не перечила, на льду буквально летала, чтобы ее подбодрить. Когда ты помогаешь человеку, ты растешь сам. Я была просто маленькой девочкой, а у нее занимались и Роднина, и Моисеева, но все равно мне кажется, что уже тогда я занимала достаточно много места в ее сердце. Мы сохранили с Татьяной Анатольевной дружеские отношения, творческий разрыв не стал разрывом человеческим. Игорь из меня многое сделал и делает. Сначала это было мое преклонение перед ним как личностью, потом дружба, любовь, огромное уважение. Наши отношения очень органичны, естественны. Я не терплю, когда мне что-то навязывают, когда меня подавляют. Мне кажется, то, что во мне есть, проявится и расцветет лишь в атмосфере любви, поддержки, похвалы. Счастье артиста, когда его аккуратно подводят к тому, чего он и сам хочет.
- Вас не ущемляло, что, может быть, за ваш счет кто-то старается показать себя, я не имею в виду Татьяну Анатольевну.
- Мы можем конкретно о ней говорить. У нас всегда было содружество троих. Она, конечно, человек властный и, наверное, кто-то может предъявить ей претензии, но не мы. Она нас хорошо чувствовала, а мы – ее. Если она вдруг в разговоре заявляла: «Это Я поставила танец!» - я понимала, что просто она плохо спала или что-то с ней произошло, потому что это было неправдой, мы всегда все делали вместе.
- А что вас может оттолкнуть от человека?
- Вы хорошую фразу сказали: когда за мой счет пытаются показать себя. Вот этого я не могу принять.
- Вы конфликтный человек?
- Я могу конфликтовать, но я легко успокаиваюсь. Если виновата, мне не зазорно попросить прощения. И легко прощаю людям, если они оказались слабее, недостойнее ситуации. Но есть вещи, которые прощать нельзя, это балует человека, и он позволяет себе все больше и больше. Я даже вывела для себя такую теорию – чтобы помогать людям, необязательно, идя по тропинке, каждый раз прыгать в болото и вытаскивать кого-то оттуда, лучше вытаскивать своим притяжением, не сбиваясь с дороги, а уж кто погиб, тот погиб.
- Талантам надо помогать, бездарности пробьются сами?
- Именно. По-настоящему талантливые люди внутри слабые. Если бы я не встретила тех, кто меня взрастил, полив благодатную почву, которая во мне была, наверняка захирела бы. Обидчивая, ранимая, жутко стеснительная девочка… Игорь тоже очень ранимый человек, поэтому моя задача - оберегать его от всяких внешних помех. А бездарности, как бы они ни пробивались, но все равно видно: дешевка есть дешевка.
- Вы кто по гороскопу?
- Козерог. Я верю в гороскопы, сопоставляла, и очень многое сходится. Все, что там написано, во мне есть. Среди фигуристов много Козерогов, особенно среди чемпионов.
- А кто или что влияет на ваши вкусы?
- Я очень много смотрю фильмов, на игру актрис. Люблю театр. В свое время сильно повлияла на мои вкусы Татьяна Анатольевна. Когда я к ней пришла, мне было семнадцать лет – самый женский расцвет.
- У вас нет ощущения, что за прошедшие годы вы прочитали, посмотрели и узнали достаточно для того, чтобы отныне просто расходовать накопленный багаж?
- Так не бывает. Так нельзя. Надо все время пополняться. Что-то устаревает в душе, что-то уходит. Да и вообще, чтобы не состариться, надо все время жить новым.
- Вы водите машину?
- Летом научилась, получила права, но я, по-моему, не очень способна к этому, в дороге отвлекаюсь, я такая рассеянная, люблю въехать в кого-нибудь, поэтому зимой мне вообще не дают водить.
На фото: Игорь Бобрин и Наталья Бестемьянова (муж и жена).
- У героинь ваших спортивных танцев, казалось, вся жизнь на вдохе, любовь на вдохе, а выдох равносилен смерти, падению в нее. Вы сгорали в собственной страсти и сжигали своего возлюбленного. Это шло от внутренних переживаний или таков был образ, предложенный тренером?
- Изначально это исходило из того, что спорт без надрыва не бывает. Плюс мой темперамент – я легко зажигаюсь. Это на поверхности, поэтому темы танцев подбирали под меня. Но получалось сжигание ради сжигания. Надрыв шел от нашей духовной бедности, актерского несовершенства, возможно. Спустя время мы стали браться за более глубокие вещи – появились «Половецкие пляски», «Кабаре». Созрели для более тонкой работы. А в горении ради горения есть некоторая неправда.
- Наташа, спорт, наверное, лишил вас детства?
- Нет, я жила в очень благополучной семье, благополучной по атмосфере счастья. Жили небогато, но дружно. Папа работал, мама много болела, поэтому занималась нами. У меня есть старший брат. Он закончил Московский институт инженеров транспорта, недавно защитил диссертацию. У него замечательные жена и сын. У нас с ним всего два с половиной года разницы, но он всегда любил меня любовью старшего брата. Ходил на соревнования, мама потом спрашивала: ну и кто тебе понравился? Да-а, - отвечал, - никто не понравился, правда, была там одна хорошенькая рыженькая девочка… Во мне сохранилась атмосфера благополучного дома.
- Вы пытаетесь повторить ее в своей семье?
- Тяжело это повторить, потому что у нас пока нет детей. Но создание домашнего уюта в нашей жизни – обязательно. Игорь тоже к этому стремится, поэтому мы и вместе. Я человек домашний. Люблю вышивать, иногда готовить. Игорю. Раньше не умела, а он готовит прекрасно, но ему нравится, когда это делаю я, поэтому научил.
- Спорт не обедняет личность?
- Спорт не обедняет, если личность не бедна сама по себе. Меня в детстве тянуло ко многому и разному. И музыкой занималась, и математика, физика легко давались. Мне интересно все новое примерять на себя. Я прибегала с тренировки в школу и была в курсе последних событий, одноклассники узнавали новости от меня и удивлялись, как я все успеваю. Когда внутри пожар, он рано или поздно вырвется.
- Вас не посещает желание взбунтоваться против режима, дисциплины, нормированности жизни?
- Это парадокс. Я нуждаюсь в абсолютном режиме из-за своей, видимо, неуравновешенной психики. Когда его нет, плохо сплю, быстро поправляюсь. И в то же время, если режим очень долго длится, я от него жутко устаю. То есть, получается, сама себя в режим затыкаю, а потом бунтую против него.
- У актеров принято спрашивать, есть ли роль, которую мечтаете сыграть. У вас хочется спросить о том же.
- Не знаю. Мне привычнее воплощать чей-то замысел, чем самой что-то предлагать. Может, просто время не настало. Я сейчас катаю Маргариту в «Фаусте» - это не слепое гетевское прочтение, а современный «Фауст». Спектакль уже был, когда я пришла в театр. И это мое счастье. Он длится 50 минут – большая физическая нагрузка, но эмоциональная отдача настолько велика, что об усталости забываешь. Я мечтаю о спектакле, который будет поставлен на меня, о спектакле с Андреем, который только пришел и важно, чтобы он почувствовал себя своим, нужным. Но в то же время, настолько интересно дело, которым мы занимаемся, настолько логично оно связывает нашу прошлую жизнь с теперешней и ведет нас дальше, что работаю с удовольствием.
- Кто вам сейчас делает костюмы?
- Когда мы с Андреем готовились к профессиональному чемпионату мира, то как всегда обратились к Вячеславу Михайловичу Зайцеву, но ему самому было некогда и он предложил своего сына Егора. Я сначала испугалась, а потом мы пообщались, он сделал эскизы, и получились костюмы. Вячеслав Михайлович очень точно почувствовал, что нам пришла пора измениться внешне, и в то же время Егор сумел сохранить стиль отца. А в театре у нас работает очень интересный художник по костюмам Татьяна Семеновна Сафарова.
- У кого в Театре рождается замысел поставить тот или иной спектакль, кто подбирает музыку?
- Этим занимается Игорь. Конечно, существует и худсовет, но в основном Игорь предлагает темы, к нему приходят авторы.
- Он не диктатор?
- Нет, он никогда не навязывает свое мнение. У меня часты с ним расхождения, особенно когда я только пришла, мне тяжело было перестроиться со стиля работы Татьяны Анатольевны на его стиль. Мы спорили. Но он не давил на меня, то есть я сумела сохранить то, что принесла из школы Тарасовой и начала впитывать то, что дает Игорь. Мне кажется, нельзя с артистом быть диктатором. Он может замкнуться.
- Вы суеверный человек?
- Раньше была, сейчас нет. В детстве, помню, перед соревнованиями металась, не знала, какую примету исполнить, лишь бы все было в порядке. Я считаю, что это комплекс.
- А что для вас опора в жизни?
- У человека должны быть корни. Сейчас любое интервью западного корреспондента заканчивается вопросом, почему я еще не уехала из страны, раз это уже возможно? Я много об этом думала. Родина… это чересчур громко сказано, то, как обычно в газетах пишут – это не про меня. У меня свое ощущение, понимание человеческих корней. Наверное, я смогла бы жить везде, приспособилась бы. Но существует нечто, без чего трудно, может, кому-то это покажется мещанством, но я хочу после долгого-долгого отсутствия приехать домой, сесть на свой диван, включить свой телевизор и сидеть. Правда, для этого, естественно, должен быть и свой телевизор, и свой диван, и свой дом, чего многие лишены. Так что мне грех жаловаться. У нас с Игорем есть какой-то достаток, на котором можно основать опору. Когда говорят о творчестве, любят упрекнуть: творчество, мол, не подразумевает под собой зарплату. Я на это всегда отвечаю, что творчество должно быть оплачено, иначе его не будет. Не случайно, наверное, Чарли Чаплин в своих воспоминаниях больше пишет не о творчестве, а о своих разговорах с импресарио. Это очень смешно. Необыкновенно одаренный человек… Когда начинаешь читать, кажется, сейчас что-то узнаешь о том, что же он такое делал, а все воспоминания о том, где и когда он заключил контракт. Думаешь: какой кошмар, перед какими бедами стоят люди! А с другой стороны, может, ему и не надо было ни о чем писать, все и так видно на экране.
- Вы, конечно, знаете, что несколько человек из коллектива «Все звезды» после турне остались в Америке, попросили политического убежища…
- Я хорошо знаю этих ребят. В наше-то время, когда без проблем можно уехать из страны насовсем или заключить контракт с зарубежным ревю, вдруг просить политического убежища!.. Значит, так сложилась ситуация. Видимо, они хотели остаться по-хорошему, но не смогли, возможно, в посольстве отказали. Трудно судить, не зная подробностей. Но я считаю этих людей умными и уверена, что они обдумали свой шаг. Правда, ощущение такое, словно их обрекли на одиночество, и это жутко. Хорошо хоть наша реакция на подобные поступки изменилась – нет прежней драматизации, нетерпимости. Что же касается того, подвели они коллектив или нет, то, насколько я знаю, турне они отработали. Наши контракты, конечно, несовершенны. Наш КзоТ – это нечто! Например, я подписываю трудовое соглашение, где сказано, мол, я обязана за два месяца до ухода подставить администрацию в известность. Но ничего не написано, что будет, если я не выполню требование. В западных ледовых ревю, я знаю, людям выплачивают деньги, но какой-то процент придерживают. Если отработаешь контракт, эти задержанные деньги тебе отдадут. Если нет – ты их не получишь. Вот и думай, что выгоднее.
- Конкуренция губительна для творчества?
- Без конкуренции, мне кажется, вообще не бывает прогресса. В жизни люди конкурируют друг с другом, и в этом нет ничего зазорного.
- И в карьере тоже, хотя когда-то нам внушали, что карьерист – синоним чуть ли не мерзавца.
- Какая глупость! Да, нельзя пользоваться запрещенными приемами, не должно быть черной конкуренции. Когда я вижу, что я сегодня не в форме, а кто-то в форме, так это же я не в форме.
- А что влияет на ваше настроение?
- Усталость. Сил не так много у человека вообще. И если раньше они расходовались направо-налево, потому что была высокая цель – Олимпийские игры, то теперь задумываешься о смысле жизни.
- Институт физкультуры в качестве образовательного учреждения был для вас неизбежен?
- Это было несложно. У нас же принято, что нужен диплом. А я окончила школу с аттестатом 4,5 балла, требовалось только два экзамена сдать, я была мастером спорта. Написала сочинение, что и в школе легко делала. И в институте практически не училась, все сдавала экстерном. Насколько я любила школу, ее атмосферу, настолько я не знала институт, я его не почувствовала. Это плохо. Наверное, институт физкультуры – это не тот вуз, где мне надо было учиться. Но на другой у меня не хватило бы сил. Игорь мне предлагает поступить на курсы для тренеров в ГИТИСе, которые создала в свое время Пахомова, а он там преподает. Но мне было бы интересно учиться на актерском. Правда, для этого нужно действительно много учиться. А я хочу кататься.
- Вы не думаете о работе тренера?
- Тренером надо родиться. Это талант. Я не вижу себя тренером. Наверное, просто эгоистка. Хочу сама кататься, получать цветы, слышать аплодисменты. Может быть, через несколько лет я и захочу стать тренером, придется же кем-то быть. Но это уже «придется».
- А домохозяйкой?
- Никогда! Человек должен работать. Замыкание в четырех стенах не способствует развитию личности. Хотя мама рассказывала, что когда появились мы с братом, она сказала: мне больше ничего не надо в жизни. Быть может, когда у меня появятся дети, я скажу то же самое. И это будет логично. Продолжение меня.
- Политикой интересуетесь?
- Нет. Газет не читаю. Я доверяю собственному ощущению того, что вижу.
- Вы человек порыва?
- Наверное, да. Я мечтаю о стабильности, но никогда не могу ее достичь.
