Недавно в Кремле президент Медведев вручил орден Дружбы знаменитому художнику и скульптору Михаилу Шемякину, чьи работы хорошо знает цивилизованный мир. В его личной жизни произошли крупные изменения: перебрался из США в центр Франции. Обустраивается в Шато де Шамуссо.
Я приехала к Шемякину в «Президент-отель». Меня встретила Сара, его давний близкий друг и помощник. В ожидании Михаила мы поговорили о том о сем. Она поведала мне, что большую библиотеку перевезли в 19 огромных контейнерах на теплоходах. Бригада целый месяц их паковала, набивала скарбом. Очень помогла сестра Михаила Татьяна — она часто жила у них в Америке. Каким-то чудом самые ценные вещи и картины не пострадали. Нелегко было с кошками и собаками. Животные сами на самолет не сядут. Пришлось приглашать знакомых, покупать им путевки в Париж. Привезли 7 котов и 5 собак.
Наконец появляется Шемякин.
— Миша, вам, гражданину мира, какой показалась Россия вблизи?
— По-моему, Россия опять в каком-то смутном брожении. Для людей искусства сейчас наступили тяжелые времена. На собственном опыте это испытываю. Сколько бы я ни пытался что-нибудь значительное сделать, на практике превращается в абсурдную неразбериху.
— Вы долго работали над памятником великому Гофману. Какова его судьба?
— Вначале к этой моей идее отнеслись с энтузиазмом. Мы встретились в Калининграде, где родился великий сказочник. Да и я там фактически вырастал, но тогда город чаще называли Кенигсбергом. Я показал проект памятника Путину и Колю: это портрет Гофмана в окружении его музы и персонажей. Путин, увидев мои эскизы, мне показалось, вдохновился и произнес: «Этот памятник буду сам опекать». А Коль по-дружески воскликнул: «Нет, я буду опекать». Пошутили, повеселились, поснимались на память. И мы расстались. Через некоторое время мне позвонил Боос: «Звонил ваш друг...» «Какой?» — спросил я. Он засмеялся: «Владимир Владимирович Путин поинтересовался, как продвигается памятник. А я ничего про него не знаю». И Боос пригласил меня приехать к нему побеседовать: «Все выясним и определим место для него».
Прилетел я туда. Мы бродили по городу вместе с калининградскими архитекторами, вглядывались в несколько площадок. Нашли место, где лежит скромный камушек с надписью: «Здесь стоял когда-то дом Эрнста Теодора Гофмана». Меня обрадовали слова Бооса о том, что он решает денежный вопрос со Швыдким. Но проект забуксовал. Масса бумаг, встреч, говорильни. Никаких денег я не получил. Но я еще верил Путину. И, естественно, памятник начал делать. Вложил колоссальный труд и время. Весь монумент сейчас в гипсе. Его фотографии я отправил через кремлевских сотрудников Путину, тогда еще президенту. Ответа никакого не последовало. Денег тоже.
— Сочувствую вам, Михаил, и Путин уже не президент, и Коль давно не канцлер. Наверное, оба великосветски уступили друг другу опеку памятника. Но у вас ведь было еще одно приключение в Подмосковье?
— Аппарат Громова заказал мне большую скульптуру, посвященную трагедии матерей и вдов. Чиновники меня торопили. Заключили договор со мной. А когда я выполнил работу, мне было сказано: мы не заказывали вам скульптуру. Возникла гротескная ситуация...
— Миша, переезд во Францию вам, наверное, прибавил энергии. Вы такой легкий, упругий, как новая пружина.
— Переезд был очень сложен. Но Клаверак мы не бросили совсем — сохранили. Предлагаю российскому правительству сделать на нашей территории, в нашем здании, художественный центр. Там к тому же и большой музыкальный центр. Место окружено университетами, где происходят фестивали. С этим предложением я обратился к Швыдкому. Но он с великой радостью мне сказал, разводя пухлыми ручками: «Денег в государстве нет». Складывается впечатление, что Россия просто нищая.
В этой земле вся таблица Менделеева. А народ живет в такой нищете, которую можно сравнить только с Африкой. Оскудение сегодняшней России приходится сравнивать с тем заведением, куда я в молодости насильно был помещен, — с сумасшедшим домом. У людей здесь нет ощущения, что они живут в собственной стране. И самое печальное — чем старше становится человек, тем больше он не защищен.
Октябрьская революция нанесла немыслимый урон по нации, по ее генофонду. Уничтожены дворяне, купцы, мыслящая интеллигенция, работоспособные, думающие люди. Революцию свершали во имя народа! А теперь без всякого мирового юридического права какие-то охламоны с благословения властей получили, прибрали к рукам богатства недр земли и все, что нация создала за 74 года советской власти. Просто бред.
— Нас в те времена учили высокой нравственности.
— Да, в нашу молодость мы усвоили советы наших воспитателей и мечтали о будущем человечества. Нам внушали: думать о деньгах низко, недостойно человека. А нынче бизнес, золотой телец вытесняют искусство.
— Вот у вас на тарелочке бутерброд с кусочком красной рыбы. Сколько стоит?
— Да, просто позор на весь мир. В Питере, в «Астории», бутерброд стоит от 19 до 21 доллара. Здесь чуть-чуть подешевле. А если еще прибавить чашечку кофе, потребуется четверть вашей получки. Так что по-одесски можно пожелать своему врагу, чтобы он жил на одну зарплату. Само государство ничтожными зарплатами толкает людей к преступлению. Думаю, российская власть будет вновь сочинять поправки к законам, чтобы любым способом защитить наворованное богатство миллиардеров.
— Вы заметили, что с трибун уже не произносят слова рабочий класс, народ?
— А черт с ними, что о них думать? Какое им дело до народа! У них за границей собственность, счета в банке, виллы, дети учатся в престижных университетах. При всех минусах советской системы простому народу при социализме было надежнее. Он знал: живет у себя в государстве, не возьмут его за шкирку и не выбросят из квартиры.
Недавно мы были на Северном Кавказе и посмотрели правительственные дачи советских времен. Такие простенькие, даже убогие. Новые русские в такие домики даже своих домработниц не поселят.
Должна же, наконец, Россия очнуться. Сколько же можно постоянно ей находиться в сложнейших переходных периодах!
— В Петербурге наступление новых русских вылилось в скандал: вопреки воле большинства собираются выстроить чудовище-небоскреб. Как вы к этому относитесь?
— Это позорный факт. Строительство обойдется в фантастические миллиарды! Пустить бы эти доллары на образование. Дутым миллиардерам ничего не стоит изуродовать прекрасный город. Когда я, Сокуров, Гранин выступили открыто против разрушения классического стиля Петербурга, нас назвали защитниками мертвого города. Это город Пушкина, Белинского, Достоевского! А любители «живого» города — подумать только! — планируют снести все и настроить отелей.
— Миша, поговорим о хорошем. Обживая свое поместье во Франции, почувствовали себя князем Кардановым?
— Это смешно. Ситуация с этим замком XII века та же самая, какая была в Америке, в Клавераке: эти старинные дома были школами. Много сил потребуется, чтобы все омолодить. Но хорошо одно — возле них остались какие-то лаборатории, театральные помещения. Но самое главное — теперь у нас есть персональная библиотека-лаборатория в тысячу квадратных метров. 15 ноября я принимал русских аспирантов из Ханты-Мансийска. Они будут у меня стажироваться. Очень верю в глубинку.
В Ханты-Мансийске замечательный губернатор Александр Васильевич Филипенко фактически сотворил чудо: в тундре, в вечной мерзлоте соорудил памятник мамонтам из бронзы. Он выстроил суперсовременный по архитектуре город. У них есть даже Центр одаренных детей Севера.
— Вы с ним знакомы?
— Очень интересно получилось. Поздно ночью у меня раздался звонок — позвонил весьма веселый Валера Гергиев: «Миша, я попал в сказочное место. Здесь чудо: посреди вековых елей высится современный город с колоссальным музыкальным театром, где я сейчас дирижировал. Тебе нужно посетить Ханты-Мансийск и что-то сделать для города».
Вот сейчас мы ведем переговоры. Губернатор захотел, чтобы я создал художественно-архитектурный ансамбль для Центра кукольного искусства. Вместе с молодым и талантливым архитектором Асей Мидовой мы создали проект, наполненный сказочными фигурами. Там несколько площадок для театра кукол, смешанного с латерна-магикой, с «Волшебным фонарем». Там и музей кукольного искусства, и творческие лаборатории для создания спектаклей. Проект уникальный. Но разразился кризис, и на этот уникальный проект губернатор не получил высшего благословения.
— Это же рывок к творческому воспитанию молодежи Севера.
— Я сейчас передал этот проект кремлевским работником. Если он дойдет до президента и премьера, то, очень надеюсь, он будет одобрен. И тогда у губернатора будут развязаны руки. А пока он ищет спонсоров для создания уникального Центра искусств в городе романтичного северного сияния. Создание этого проекта прославит меценатов больше, чем самая грандиозная и самая шикарная яхта.
— Что задумали свершить в замке?
— Пока пытаюсь добыть деньги, чтобы выстроить скульптурно-живописную мастерскую. Идею образования молодежи ставлю во главу угла. В библиотеке у меня будут заниматься студенты и аспиранты. Мы там продолжаем делать фильмы для канала «Культура». Уже сделал восемь.
— Я помню первые ваши картины. В них захватывающие сюжеты и бездна неизвестных фактов. Ваш комментарий и собственный парадоксальный угол зрения неожиданны и остры.
— Но, к великому сожалению, их показывают очень поздно, ночью, когда на других каналах гонят порнуху.
— А как вы разыскали Шато де Шамуссо?
— Искали 15 лет. Приехали. От одного внутреннего вида волосы поднимались дыбом. Кстати, замок стоит дешевле, чем квартира в Москве. Но в его ремонт и совершенствование надо вложить столько, что на всю жизнь забот хватит.
— У нас найдутся любопытные и спросят: а где Шемякин деньги взял?
— Не первый год я в изобразительном искусстве. Иногда осуществляю крупные скульптурные проекты. Не забывайте: французское правительство мне помогло. Почетно для той области, где я теперь живу, что Шемякин поселился в их краю.
— Знаменитый русский художник Олег Целков тоже где-то во французской провинции живет. Встречаетесь?
— Очень редко — на каких-то выставках в Париже. Сейчас я работаю с великим мимом и замечательным человеком Вячеславом Полуниным. Он часто приезжает с супругой к нам в замок, а мы посещаем его знаменитую мельницу, где он создал Академию клоунов. Это недалеко от французского Диснейленда. Частый наш гость — Антон Адасинский, создатель и руководитель театра «Дерево». Мы работаем с ним над проектом «Гофманиада». Интересно фантазирует с пленкой замечательный экспериментатор в области кино Паша Семченко. Недавно мы снимали с ним у нас в замке, а потом поехали к Полунину, там есть речка. Дом его уникален. Каждая комната имеет свое художественное решение. Например, комната великана, комната престарелых родителей. Все с редким юмором. Ворота ему выполнил замечательный мастер — Резо Габриадзе. Каждый гость в это поместье что-то вносит.
— У его мельницы сохранились крылья?
— Нет, зато есть плотина и в речке рыба. Они ловят рыбу, высунув удочку из окна. Представьте — коптят собственных угрей.
— Близ вашего шато есть речка?
— Протекает речка Андр. Живем мы в области Берри, где до принятия христианства кельты выбирали своего короля. Символом короля был медведь. Так и закрепилось — Берри. Здесь сохранилась традиционная медицина, тайны которой передавали друиды из поколения в поколение.
— Внешне они не демонстрируют особенности своего верования?
— Нет. Правда, иногда совершают что-то мистическое.
— Это, конечно, своеобразный театр.
— Я с ними не сталкивался. Хотя вся наша жизнь — это театр. Но чаще театр абсурда.
