Рассказ сразу разверстали в книгу и продают во всех киосках московского метро с восторженными отзывами интернет-пользователей о фильме. Ей-богу, он стоит того, чтобы им восторгаться.
В 1976 году улыбчивые сотрудники НАСА еще бредили полетами в космос, а их жены на уроках литературы в старших классах средней школы цитировали ученикам Сартра: «Ад — это другие». Ад начинается тогда, когда семья Льюисов обнаруживает на пороге странный ящик с кнопкой, а вслед за ящиком в их доме появляется незнакомец с обожженным лицом. Дальше, как в сказке: дерни за веревочку — дверь и откроется. Нажми на кнопку, и кто-то незнакомый, о ком ты слыхом не слыхивал, умрет, а ты получишь миллион долларов. Не надо быть волшебником, чтобы понять: дальше начнется конец света.
Стройная и страшная завязка, в которой намертво спаяны тревожное ожидание и мучительные вопросы искушения и выбора, продолжается у Келли черт знает чем. Искалеченные конечности, удары молнии, ожившие мертвецы, зомбированные библиотекари, потоки света, в которые надо войти, чтобы очутиться по горло в воде, похищенные дети, кровь из носа у каждого второго, чудовищная хай-тековская нора главного злодея в духе ранней бондианы и под конец — «Помогите, хулиганы зрения лишают!» — ослепленный и лишенный слуха сын главных героев. Единственное, чего не хватает в этом компоте, — пришельцев с Марса, на который так стремится полететь мистер Льюис. Однако... Если хорошенько поискать, и они найдутся. Недаром злодей с обожженным лицом все время закатывает глаза — намекает, что он или посланец космоса, или «той силы, что вечно хочет зла и вечно...». Собственно, ничего хорошего она не совершает. Так вот, к чему все это? К чему зомби, ходячие мертвецы и прочая эзотерическая чепуха, если самое главное свершилось: кнопка нажата, выбор сделан, человечество, которое кто-то там, наверху, испытывает на прочность, испытания не выдержало и — как с этим жить дальше? К чему страшилки, если страшнее некуда? Вопросы из области необъяснимого. Впрочем, одно объяснение все же есть: если уж продолжать по следам героев апеллировать к Сартру, то Келли абсолютно свободен, потому что его свобода не нуждается ни в причинах, ни в основаниях. Как, собственно, и свобода его героев. Быть может, именно поэтому, несмотря на кучу ненужных и отвлекающих наслоений, ему удается так цепко держать зрителя: ведь свобода, о которой он говорит, — самое мучительное испытание человека.
Шумяцкая Ольга
