Что о нашем отношении к деньгам говорят цензурные сокращения в «Мэри Поппинс»
«Деньги заставляют мир вертеться!» — поют персонажи известного мюзикла «Кабаре». Как ни странно, с этим не соглашаются многие западные публицисты, экономисты и историки экономики. Деньги играют в обществе ту роль, которую приписывают им люди, и занимают то место, которое им отводят. Движущая сила экономики — человеческое поведение. Деньги — всего лишь орудие. Правда, очень важное орудие цивилизации.
Пиджак вождя и яхта миллиардера
Несколько лет назад знакомый американец сказал мне (сейчас даже не вспомню, по какому поводу): «Надо же, а у нас принято считать, что вы, русские, помешаны на деньгах». Я была так потрясена, что не успела ответить: да нет, это у нас принято считать, что это вы, американцы... Потом и вовсе отвечать расхотелось, потому что по большому счету мой собеседник был прав: традиционное отечественное отношение к деньгам всегда окрашивалось в оттенки безумия — от самых легких романтических до зловеще густых тонов. От исступленного отрицания — «все зло от них!» и «деньги портят людей» — до не менее клинического «все продается и покупается» и «бабло побеждает зло» (спасительная ирония из этой новейшей народной мудрости давным-давно выветрилась). Только за последние несколько десятилетий наши декларируемые ценности успели поменяться — от заштопанного пиджака вождя мирового пролетариата до
Причем каждый раз национальный идеал благосостояния принимал болезненную форму. Аккуратные стежки Крупской заложили основу советского мифа не просто о бескорыстии и скромности коммунистических вождей, но об их почти нечеловеческом аскетизме. Причуды постсоветских нуворишей на наших глазах создают другой миф — абсолютной безответственности, к которой якобы надо стремиться и которую дает только огромное богатство. Понятно, в обоих случаях мы имеем дело именно с мифами. А мифы, как известно, — зеркало общественного сознания и подсознания. И вот если учесть, что одновременно речь идет о деньгах, на которые куплена яхта и не куплен новый пиджак, то получится, что и отечественная мифология денег близка к патологии. Как и яхту с пиджаком, их то проклинают, то обожествляют. И все — без меры. На пределе душевных сил и голосовых связок. В русской культуре никогда не было только одного — спокойного отношения к деньгам. А «спокойное» и «достойное» в большинстве случаев рифмуются.
Почему мы такие
Можно долго рассуждать, почему так сложилось. На этот вопрос отвечает не один десяток научных монографий, посвященных отечественной истории и экономике. Да и без всякой науки едва ли не каждый взрослый соотечественник сможет рассказать, сколько раз только на его веку — длинном или не очень — с деньгами происходили всякие чудеса: как они меняли цвет и вид, обесценивались, девальвировались, у кого-то исчезали, у кого-то появлялись из ниоткуда. Какое уж тут спокойствие...
И все же — вот два культурных сюжета, которые имеют отношение к тому, что можно условно обозначить как «паттерны», то есть устойчивые образцы поведения и восприятия, которые закладываются в раннем детстве. Речь пойдет о тех образцах поведения, которые в нашей культуре почти отсутствуют.
Оба случайно попались на глаза в переводных популярных книгах, связанных с экономикой. С начала экономического кризиса таких книг в мире издается все больше. Кто-то уже успел остроумно прозвать этот жанр «занимательный кризис» или «кризис для „чайников“». Тем не менее понятно, почему читатель ринулся ликвидировать экономическую безграмотность — всем хочется разобраться в происходящем и хотя бы чуть-чуть заглянуть в будущее. А заодно вспоминается прошлое. Красная банковская книжка
«Как только у меня появились деньги, мне посоветовали открыть счет в банке. Поэтому я распрощалась с чайной жестянкой и обзавелась красной банковской книжкой. Теперь разница между монетами с изображением королей, с одной стороны, и стеклянными шариками, молочными крышками, книжками с комиксами и картами с изображением самолетов — с другой, обрела для меня полную ясность, поскольку шарики и прочее нельзя было положить в банк. В то же время деньги нужно непременно держать в банке, потому что только там они могут быть в полной сохранности. Когда у меня накапливалась небезопасная сумма — скажем, один доллар, — мне следовало отнести ее в банк, где устрашающего вида кассир делал в моей книжке соответствующую запись. Последняя строка в книжке называлась „остаток“, или „баланс“, но я не очень хорошо представляла, что это значит, и, поскольку это слово у меня ассоциировалось с равновесием, я все время ожидала встречи с весами. Периодически в моей красной банковской книжечке появлялась дополнительная сумма, которую я в банк не вносила. Мне сказали, что это называется моим „интересом“, то есть деньгами, которые мне причитаются за то, что я храню деньги в банке. Этого я тоже никак не могла понять. Конечно, сам факт увеличения суммы на счете у меня действительно вызывал интерес, и я предполагала, что эти дополнительные деньги называются „интересом“ именно поэтому». Девочке, которая задается экономическими вопросами, около восьми лет. Деньги у нее появились не просто так, а потому, что она подрабатывает — помогает катать коляску с маленьким ребенком: почти как игра в куклы, только все по-настоящему. С точки зрения отечественной это прямо не ребенок, а какой-то маленький Скрудж Мак-Дак. Один молодой человек, сотрудник банка, высказался еще определеннее, когда я ему показала этот отрывок: «Ну да, это очередной вариант „великой американской мечты“, наподобие тех, которые нам впаривают на тренингах, а потом девочка выросла и стала великим финансистом...»
Но самое интересное здесь именно то, кто эта девочка и кем она стала. Фрагмент взят из книги «История долгов наших» канадки Маргарет Этвуд — лауреата и четырежды финалистки Букеровской премии и вообще одного из современных классиков мировой литературы. При этом ясно, что когда ребенок приходит со своей красной книжкой в банк, рядом с ним обязательно должны быть взрослые — без их присутствия и согласия никакой счет для восьмилетней клиентки просто не мог быть открыт. Так вот — эти взрослые тоже не имели никакого отношения к финансам. Папа был энтомологом, мама — врачом. Работа девочки в качестве помощницы и няни тоже была частью игры, а не вынужденной необходимостью и уж тем более — не противозаконным использованием детского труда.
То есть они все вместе играли, при этом не забывая покупать игрушки, конфеты и мороженое, но одновременно в поведении закладывался некий важный и необходимый автоматизм. Вроде правил личной гигиены. Это, ко всему прочему, надежно охраняет от крайностей. Вряд ли кто-то будет делать культ из необходимости чистить зубы или принимать душ. И призывать жить неряхами — тоже. И уж точно никому в голову не придет обсуждать, нравственно это или безнравственно, педагогично или нет. Мэри Поппинс, которую мы не читали
Но оказывается, детские впечатления Маргарет Этвуд не просто не единичны, они давно уже были описаны в одной из самых знаменитых детских книжек. Только в русской книжке о Мэри Поппинс — той самой, в переводе-пересказе Заходера — такого эпизода точно не было. Его пересказывает Нэйл Фергюсон, британский историк экономики, в историческом исследовании «Восхождение денег»: «Семья, в которую устраивается работать Мэри Поппинс, совершенно не случайно носит фамилию Бэнкс. Отец семейства мистер Бэнкс — вы угадали — один из старших служащих в Доверительном Банке Доуэс Тоумс Мусли Грабс Фиделити. По его настоянию, в один прекрасный день дети вместе с няней решают посетить банк, и мистер Доуэс-старший предлагает сыну Бэнкса Майклу положить туда имеющийся у него на карманные расходы двухпенсовик. Увы, юный Майкл решает потратить деньги на корм для голубей и извещает об этом мистера Доуэса: «Верните! Верните мои деньги!» Что еще печальнее, это требование достигает слуха нескольких клиентов уважаемого банка. Вслед за Майклом они начинают требовать назад вложенные средства. Вскоре им вторят уже толпы посетителей, и банк вынужден приостановить выплаты. За этим следует увольнение мистера Бэнкса, сопровождающееся душераздирающим воплем: «Я доведен до краха, разорен в расцвете лет!» Кто знает, может, эти самые слова вертелись на языке у Адама Эпплгарта, бывшего исполнительного директора английского банка Northern Rock. Он повторил судьбу мистера Бэнкса после того, как в сентябре 2007 года у отделений банка по всей стране выстроились очереди желающих забрать свои накопления. Панике предшествовало промелькнувшее в новостях сообщение о том, что Northern Rock попросил Банк Англии о «предоставлении ликвидных средств». Очереди у закрытых банковских дверей в последние годы приходилось многократно наблюдать и у нас. Кому-то, может быть, пришлось в них постоять. Но вряд ли кому-то по этому поводу вспоминалась Мэри Поппинс. Про мистера Бэнкса из классического отечественного варианта книжки о волшебной няне было известно только то, что он со своим черным портфелем ходил на работу в Сити: «Сити — это было такое место, куда мистер Бэнкс ходил каждый день — понятно, кроме воскресений и праздников, — и там он сидел с утра до вечера в большом кресле за большим столом и работал, или, как говорят у нас в Англии, делал деньги. И дети твердо знали, что папа весь день без передышки трудится, вырезая шиллинги и пенсы и штампуя монетки в полкроны и трехпенсовики».
В советское время история про банк, естественно, просто не могла не оказаться за пределами сильно сокращенного пересказа эпопеи Памелы Трэверс (а "Мэри Поппинс — это правда эпопея из 8 книг, которую автор писала всю жизнь). Но интересно, что она отсутствует и в отечественных изданиях
Эта своеобразная «цензура» многое способна рассказать. Советскому читателю, несмотря на призывы тогдашней рекламы «хранить деньги в сберегательной кассе», вообще было бы непонятно, чего ради жадный банкир позарился на такого важного клиента, как маленький Майкл Бэнкс с его двумя пенсами, и почему так странно повели себя другие вкладчики, и уж тем более в чем здесь знаменитый английский юмор. Единственным вариантом вложения денег, который так или иначе затрагивала детская литература, было Поле чудес в «Приключениях Буратино», и с этим было все ясно. Золотой ключик открывал дверцу, за которой скрывались сокровища не материальные, а духовные.
Деньги традиционно принадлежали к той части взрослой жизни, в которую ребенку не стоило совать нос, пока не повзрослеет. Именно поэтому Майкл и Джейн в русских изданиях более позднего времени так и не познакомились с тем таинственным местом, где их папа без устали делает деньги. Мистика и тайна продолжали окружать все, что связано с деньгами, и позже, когда подрастающий читатель сталкивался с аферами Чичикова вокруг мертвых душ и чувствовал на себе демонический взгляд гоголевского ростовщика.
В
«Плюс» и «минус» торопливо поменяли местами. Нервно-идеалистическое отношение к деньгам осталось. Когда или в них сконцентрировано мировое зло, или они в этой жизни — все, к чему стоит стремиться. Наверное, многое в жизни нашего общества изменится, когда мы перестанем так думать с самого детства.
