Его обожали советские домохозяйки, а для отечественного телевидения его имя было синонимом понятия «американский певец». В его восьмидесятый день рождения, 22 сентября, журналист Алексей Королев специально для портала iz.ru вспомнил о другом Дине Риде — международном политическом активисте, поклоннике Че Гевары и единственном настоящем левом артисте в истории Америки.
Список американских знаменитостей, исповедующих правые, консервативные взгляды (как вариант: сторонников Республиканской партии), находится в интернете за несколько секунд. Он не очень длинный, и звезд первой величины в нем немного. Списка деятелей энтертейнмента, которые считают себя левыми, не существует в природе, ибо в него придется включать всю индустрию развлечений за считаными вышеуказанными исключениями.
Нетрудно, впрочем, заметить, насколько конвенциональна и уютна эта левизна, насколько она респектабельна даже у самых радикальных по высказываниям звезд вроде Роджера Уотерса. Людей, которые подчинили своим взглядам свое искусство и посвятили им всю жизнь, можно пересчитать по пальцам одной руки. Дина Рида в этом пересчете нужно всегда указывать первым.
Он начинал как типичный teen idol из глубинки: ясные глаза, на голове кок, идеально спортивное тело (школа Уит Ридж славилась своими легкоатлетами, а Рид был рекордсменом по бегу на длинные дистанции — по некоторым сведениям, даже рекордсменом США среди старших школьников), выутюженные на студии Capitol Records радийные хиты.
С хитами, впрочем, дело обстояло не очень — самое высокое место в хит-параде Billboard — 96-е, у песни The Search. Поняв, что в пресыщенной Америке рубежа 50–60-х на Риде много не заработаешь, продюсеры отправили певца в длительное, на 10 месяцев, турне по Латинской Америке, где вошли в моду песенки на английском языке. Это выстрелило — Our Summer Romance возглавила континентальный хит-парад, а Дин Рид влюбился в эти земли раз и навсегда.
Критическое отношение Рида к собственной стране попало в максимально питательную среду — более «левого» места в мире в тот момент просто не существовало. Он переезжает в Аргентину, где впервые в жизни примеряет на себя костюм «настоящего американского певца в нашей деревне» — ведет собственное шоу на ТВ, снимается в кино. Впоследствии в этом амплуа он будет великолепно чувствовать себя в ГДР и СССР.
Занятно, что, судя по всему, первым русским, с которым познакомился Дин Рид, был Лев Яшин. Во всяком случае утверждается, что перед матчем сборных СССР и Чили на чемпионате мира 1962 года их представили друг другу. Если так оно и было, то очевидно, что именно в это время Рид попадает на карандаш «искусствоведам в штатском» — при советской команде их всегда было как минимум двое.
Так или иначе три года спустя, приехав в Хельсинки на Всемирный конгресс за мир, национальную независимость и всеобщее разоружение — в качестве члена аргентинской делегации, между прочим, — Рид получил предложение посетить заодно и Москву и принял его.
А через год Рид впервые приехал в СССР в ранге «настоящего американского певца» — тур получился вполне грандиозный: Москва–Ленинград–Тбилиси–Ереван–Баку — опять Москва, театр на Таганке (интересно, ходил ли на концерт Высоцкий?) — Ростов–Кисловодск–Рига — и еще раз столица, три аншлага в Театре эстрады. Рид провел в Советском Союзе два месяца, впервые узнал, что такое настоящая популярность, — и потерял ребенка, у его первой жены случился выкидыш в «кремлевской» больнице.
В конце 60-х Рид поселяется в Италии, где удачно встревает в бум спагетти-вестернов: «свой американец», берущий недорого, да еще симпатичный — для продюсеров это была находка. Со временем стиль жизни Рида определился: в Италии он снимается в кино, в СССР — поет, всё остальное время посвящает политическому активизму.
В этом последнем он был человек неслучайный и не временный. Не вступая ни в какие компартии, Рид последовательно участвует примерно во всех международных общественных кампаниях того времени — разумеется, в первую очередь антиамериканских. Он критикует войну во Вьетнаме, требует разоружения и выступает за освобождение Анжелы Дэвис. Он прячет у себя в доме Че Гевару и гордится дружбой с Альенде.
Кроме того, Рид аккуратно участвует в мероприятиях Всемирного совета мира, формально независимой, на деле же — подконтрольной Москве организации, чьи члены в большинстве своем, конечно, были искренними идеалистами, да вот только на практике занимались зачастую совсем неидеалистическими вещами.
Безумства храброго
В качестве «чистого» борца за мир, аполитичного и ориентированного исключительно вовне, Рида использовали недолго. Громадная его слава в СССР и граничащая с неразборчивостью покладистость сыграли свою роль: певец стал козырем уже во внутриполитических играх. В 1971 году Рид пишет (пишет сам, это известно) открытое письмо Солженицыну для «Огонька» и «Литературки». Письмо начиналось — в оригинале — со слов «Дорогой коллега по искусству Александр Исаевич!» и посвящено было не столько самому Солженицыну, сколько Америке, стране, разумеется, столь порочной, что сравнение с СССР возможно исключительно не в ее пользу.
Окончательное превращение в орудие пропаганды Рид воспринял безболезненно — кажется, к этому времени он и впрямь полюбил Советский Союз, где к нему хорошо относились и власть, и народ и где идут действительно великие стройки вроде БАМа.
Байкало-Амурскую магистраль Рид — вообще великий мастер каверов — воспел с помощью This Train, классического госпела 20-х, побывавшего в репертуаре чуть менее, чем всех — от Луи Армстронга и Боба Марли до Нины Хаген и Джонни Кэша. Правда, из текста пришлось выкинуть Иисуса и Библию, зато остальные баптистские поучения про поезд, в котором нет места лжецам, грабителям и самозванцам, в позднесоветскую эстетику легли идеально. Впрочем, номер этот запомнился не столько музыкой, сколько видеорядом: Рид, первоклассный кинотрюкач, пренебрегая техникой безопасности, катался на крыше поезда и самосвала и, не выпуская из рук гитару, свисал на полном ходу с вагонной подножки.
Личного бесстрашия ему вообще было не занимать: в мае 1975 года он нелегально приезжает в Чили, чтобы «бороться с Пиночетом», и тут же попадает в тюрьму, из которой, впрочем, его довольно скоро выпускают — по слухам, не без помощи американского посольства, для которого Рид был в первую очередь компатриот, а потом уже коммунист.
К этому времени он окончательно перебирается в Восточный Берлин, на родину второй жены, дальней родственницы Эриха Хонеккера. Возможно, это стало главной ошибкой в жизни Рида: ГДР была — эстетически — начисто лишена даже того куцего революционного романтизма, который присутствовал в СССР.
От Третьего рейха социалистическая Германия унаследовала не только униформу армии и полиции, но и методы работы спецслужб, по сравнению с которыми КГБ выглядел как симфонический оркестр рядом с бригадой лесорубов. Прямолинейность, с которой «Штази» опекало Рида, усугублялась тем фактом, что на контрразведку, вероятно, работала его третья, самая любимая, жена — актриса Рената Блюме.
Разумеется, никто его не убивал: еще за несколько дней до смерти Рид выступал на канале CBS (он никогда не отказывался от американского гражданства и до конца жизни аккуратно отсылал декларации в налоговую службу) в сверхпопулярной программе «60 минут», в которой сравнил Рейгана со Сталиным, а войну в Афганистане назвал справедливой. Такими пропагандистскими ресурсами не разбрасываются. Но корни его суицида, конечно, нужно искать в его личной политической истории: осознанно став революционером-певцом, Рид задохнулся, когда о революции перестало вокруг напоминать что бы то ни было
Алексей Королев
