Многие реформы, которые ведутся сегодня в школе, на первый взгляд никак не затрагивают учеников. Например, какая ученикам разница, что за правовой статус будет у образовательного учреждения?Но это только на первый взгляд. Меняются управленческие подходы, меняются и отношения внутри школы. И все эти перемены можно оценить по одному критерию: защищеннее ли становятся дети...
Когда говорят о будущей реформе бюджетной сферы, нас убеждают: вы напрасно опасаетесь коммерциализации образования! Да, меняются механизмы финансирования школы, но право на бесплатное образование прописано в Конституции, и от конституционного принципа государство отказываться не намерено. Дескать, волноваться нечего.
Но коммерциализация образования заключается не в том, какие новые экономические механизмы вводятся; а в том, как эти механизмы меняют систему отношений в школе: отношения между учредителем и школой, между администрацией и учителями, между учителями и учениками.
Нам говорят, что теперь главным понятием в образовании станет «образовательная услуга»; что финансироваться будут не учреждения как таковые, а именно услуги, и учреждение, то есть школа, будет значимо постольку, поскольку оно сможет эти услуги оказывать.
Это и есть коммерциализация. Нет, за образование дети платить не будут. Но в отношениях между учителем и учеником возникают деньги; учитель не учит — он оказывает услугу, объем которой известен, стоимость — просчитана.
А школа — дело бескорыстное.
Когда мы говорим о бескорыстии, мы вовсе не призываем к альтруизму или неоплаченному энтузиазму; работайте, учителя, а о деньгах не думайте, негоже педагогу поверять свой труд зарплатой, у него — дети, дети важнее всего... Это как раз демагогия.
Мы говорим о том, что школа — пусть государству угодно называть ее учреждением — все же учреждение особенное; в школе — дети, и отношения с ребенком преступно даже в малой степени переводить на язык коммерции, язык услуг, взаимных обязательств и финансирования по эффективности.
Почему преступно? Не слишком ли громко сказано?
Но школа — не платная секция, смысл которой — зарабатывать деньги, не дополнительные курсы. В школе ребенок проводит десять лет своей жизни; она его второй дом, вторая семья — а для некоторых детей и единственный дом, и единственное место, где ребенок встречается со взрослыми, которым он по-человечески важен.
Школа для ребенка — и дело, и труд, и повседневная жизнь, и жизнь в измерении знаний, пониманий, смыслов; десять лет детской жизни отдаются учению — не ради того, чтобы потом поступить в институт, а для самоценного познания.
Учение только тогда учение, когда оно совершается по интересу, опять-таки — бескорыстно; как только человек начинает учиться ради внешней оценки или внешнего результата — он может даже найти в этом некоторое поле кажущейся самореализации, — на самом деле эти знания ничего не дают ни уму, ни сердцу.
И эти десять лет, которые мы зовем «школой» применительно к отдельному человеку, — их хотят превратить в подобие комбината комплексного обслуживания: вот, мальчик, школа, здесь взрослые дяденьки и тетеньки окажут тебе много интересных, полезных и завлекательных образовательных услуг. Заходи, малыш.
Возьмите любую хорошую школу; школу, куда ребенку не боязно идти утром; в такой школе может быть сильная математика и слабый английский, в ней может быть бассейн, а может не быть и спортзала; не это в ней главное. Главное — дух школы; стыдно и неловко напоминать про это образованным людям, про это еще Лев Толстой писал в педагогических статьях.
Но дух школы — ее главное образующее и воспитательное средство — очень живая, восприимчивая субстанция; его необходимо поддерживать и нужно охранять.
Что будет с отношениями в школе, которая — в идеале — должна быть сообществом взрослых и детей, собравшихся по поводу друг друга, ради знаний, а станет — обучающим предприятием?
Скажут: вы идеализируете. Нет такой школы; есть только некоторые, которые к такому положению дел приближаются, а средняя школа — она другая.
Но точкой отсчета в школьных отношениях может быть только идеальная ситуация, только высокозаданная планка; в противном случае мы просто консервируем, не разрешая проблем, недостатки.
Сегодня в стране и без того трудная жизнь; в некоторых местах выросли целые поколения людей, которых, увы, можно назвать индустриальными маугли — в городке есть завод, есть производство, но нет ни библиотеки, ни книжного магазина, ни кинотеатра, ни места, где можно послушать музыку, которая отличалась бы от трансляций музыкальных радиостанций; в этой ситуации — если не брать в расчет крупные благополучные города — школа уже давно перестала быть учреждением, она осталась единственным местом, где человек может встретить знания, культуру, надбытовые ценности.
Сегодня впору не переделывать экономические механизмы образования, а говорить о цивилизующей, системной в смысле культуры роли школы; не о том думать, как переменить вдруг, по чьим-то подсчетам оказавшуюся неэффективной сеть образовательных учреждений, а дорожить каждой существующей школой.
Без школы пустеют деревни и малые города — и в прямом, и в переносном смысле. И единство образовательного пространства страны, о котором так пекутся в министерстве, не в том заключается, чтобы ввести стандарты и оценить всех выпускников с помощью ЕГЭ; а в том, чтобы каждый российский ребенок мог выйти из дома и прийти — не доехать на автобусе в утреннюю темь за десятки километров, — а именно прийти в свою школу, в свой класс, к своим учителям и одноклассникам.
Думают ли те, кто говорит, что новый закон о реформе бюджетных учреждений позволит оптимизировать неэффективную сеть, что существуют простые ценности: ценность отношений между детьми, ценность отношений этого ученика с этим учителем; и если этим детям хорошо в классе с этим педагогом — пусть детей всего шесть или семь, меньше нормы, — ни один начальник на свете не имеет человеческого права прийти и сказать: все, мы вас будем сливать или оптимизировать, вы до показателей наполняемости не дотягиваете!
Главным делом реформ должны стать не очередные изыскания, как удобнее школы закрывать и как по-новому пересчитывать школьные деньги, а проект защиты, сохранения и поддержки каждой существующей школы. Школа даже во внутренней ее рабочей терминологии не может стать коммерческой: где есть услуга, есть выгода, где есть выгода, кто-то становится невыгоден; а школа — место для всех без исключения детей. И непонимание этого еще скажется впоследствии: когда в жизнь выйдут поколения, воспитанные новой, реформированной школой — школой, из которой ушел ее дух.
Сергей Лебедев
