18 июня в Общественной палате РФ прошли общественные слушания на тему «Выравнивание шансов детей на качественное образование». Были представлены результаты исследований, характеризующих проблему образовательного неравенства в нашей стране; международный опыт реализации стратегий и программ преодоления разрывов в качестве образования; опыт успешной работы школ в сложных социальных контекстах. Также обсуждались предложения по федеральной стратегии помощи школам, показывающим низкие образовательные результаты.
История об отречении от социальных идеалов
Бесспорно, учебные достижения детей связаны с социально-экономическим положением семьи, а за последнее десятилетие уровень социально-экономической дифференциации ощутимо вырос. Соответственно разрыв между успешными и неуспешными школами увеличился. Выявлена группа школ, воспроизводящих плохое качество, стабильно поставляющих двойки на ЕГЭ. Теперь для нормализации положения нужны специальные усилия государства. Какие же?
Предполагалось, введение ЕГЭ станет инструментом предоставления всем выпускникам равных стартов при поступлении в вуз. По утверждению ректора НИУ ВШЭ Ярослава Кузьминова, ЕГЭ действительно противостоит расслоению, «но просто превратить плохое в хорошее он не в состоянии».
Ситуация, выходит, обычная у нас: сначала законным образом спровоцировать накопление «плохого», потом заняться программами спасения.
Председатель Комитета Госдумы по образованию Александр Дегтярев назвал неравенство в образовании главным вызовом российскому обществу. К сожалению, мы его долго не признавали. А ведь сразу, как только на смену советской уравниловке пришла демократия, различие между сильными и слабыми дало о себе знать. В этом выступавшего поддержал Исаак Фрумин: «Когда в начале девяностых я был директором школы, ко мне пришла группа родителей с настойчивым требованием убрать из их класса одну девочку. Девочка была из неблагополучной семьи, не очень хорошо одета. Когда я стал говорить о гуманизме и равенстве, мне жестко ответили: у нас теперь демократия! В СССР осуществлялась политика выравнивания, государственного давления, позитивной дискриминации: как хотите, а придется учить проблемных детей, они были в каждом классе. Теперь хорошие школы стали ареной для конкуренции, а плохие консолидируют детей из проблемных семей».
...Посыл понятен: школ с устойчиво низкими результатами быть не должно.
Эксперты предупреждали...
Идея о высокой социальной дифференциации не в каждом обществе несет негативный заряд; в США, например, это в порядке вещей. Но там сложились институты, обеспечивающие равенство прав: например, введена система квотирования для детей с неродным английским. В то же время никого не заботит, что почти четверть американских детей не заканчивают школу. По-американски так: государство дает возможность, а дальше все в руках самого человека. В России это не работает, потому что у нас горизонтальная социальная мобильность — диковинная штука. Люди связаны бедностью и зависимостью от государства не только по рукам, но и по ногам.
Значит, с государства и спрос. Марина Пинская (НИУ ВШЭ) занимается проблемами слабых школ в нашей стране основательно. По ее словам, показатель социальной инклюзии (насколько смешанным является состав школьного класса по уровню социального, экономического и культурного капитала) у нас очень низкий. А самый высокий — в Финляндии, где результаты лучшие в мире. Еще раз: однородные по подбору классы хороших результатов не дают, и это доказано международными экспертами.
Вроде бы не такая уж сложная задача — переформирование классов, перемешивание школ. Другое дело — как это грамотно сделать. Вот начали трясти московские школы — и начался протест. Время остановиться и подумать.
В частности, о проблеме кадрового дефицита. Самая острая проблема слабых школ — их столько лет подвергали финансовой дискриминации, делая «ставку на лидеров»! Так что просто смешивая школы, перепоручая проблемы слабых успешным директорам, но не решая проблемы кадров, искомого не добиться. «Буксир» может попросту заглохнуть. О чем и говорил молодой директор Павел Карпов, которому удалось поднять отстающую школу со дна: проект сопряжен со многими рисками, не все нормы выполнимы, необходимы преференции тем, кто берется за такое дело: «Я ресурс молодых творческих педагогов в Москве исчерпал — где взять?» К слову: педсостав он обновил на 80%.
Танцы вокруг ЕГЭ
Марина Пинская: «Обычно слабые школы дают своим ученикам то, что могут: спорт, патриотическое воспитание. Но с этими достижениями ребята не могут продолжать учиться в вузах».
Участники слушаний уверены: для таких школ нужны целевые, адресные механизмы поддержки. Обсуждались подходы. «Мягкий»: привлечение новых кадров, тьюторство, дополнительное субсидирование школ, консультирование администрации по ведению дел, помощь в выборе стратегии. «Жесткий»: смена директора, полностью внешнее управление, слияние с сильной школой, радикальные изменения в педсоставе (как сейчас делается). Наконец, «крайний»: закрытие. Под это Ярослав Кузьминов предоставил пять возможных стратегий. «Позитивная дискриминация», то есть льготы в каждой школе для детей из неблагополучных семей. «Программа поддержки слабых школ», то есть обновление менедж%ADмента и частично педсостава. «Повышение финансирования для учителей, работающих со сложным контингентом». «Прямая поддержка учащихся», то есть допуск к бесплатному дополнительному образованию, полноценные программы полного дня в школе. И последняя стратегия — «Восстановление профессиональной морали педагогов», то есть все-таки должно быть понимание: плохих и слабых не надо выбрасывать.
После чего Ярослав Кузьминов перечислил все подводные камни, которые обнаружатся на каждой из линий. Про камни не будем. Однако когда говорят «можно так, так, так, а еще вот так», всегда слышно: мопед не мой.
«Мои» — те, кто сдает ЕГЭ. А те несчастные, которые не могут сдать ЕГЭ, должны получить какую-то помощь, чтобы сдавали. Мыслимо ли — в вуз не попасть!
Должны ли все мыслить свою жизнь в вертикальном измерении?
Давид Константиновский (Институт социологии образования РАН): «Возможно, проблема кроется в неточной постановке задач. Эксперты надеются на увеличение доли обучающихся „контекстных школ“ среди студентов ведущих вузов страны, и вот критерий: как можно больше детей из неблагополучной среды поступили туда. Но если дети сами туда не хотят? Если они получают двадцать баллов на ЕГЭ не потому, что они не в том районе растут, а потому, что у них другие задачи в жизни? Или у их родителей приоритеты расставлены так, что образование просто не обсуждается? Ведь с тех пор, как воспитание преобразовалось в образовательную услугу, родители преобразовались в потребителей услуг. А не хотят.
Еще опасная путаница: равные права и равные старты не одно и то же. Права можно и должно обеспечить каждому, а второе в принципе невозможно. Всегда будут богатые и бедные, более и менее способные, заинтересованные или инертные. И надо с уважением отнестись к личной стратегии человека. Например, согласно исследованиям, большинство „неуспешных“ школ настроено не на борьбу со своей неуспешностью, а на адаптивную стратегию. Типичные высказывания: „Не всем же нужно поступать в вузы... Учим, чему можем... ЕГЭ — это не главное в жизни“».
Ученого поддержал руководитель Центра статистики и мониторинга образования ФИРО Марк Агранович: учителя отлично понимают специфику своей среды и ставят приоритетной задачей воспитание детей, а не подготовку в вузы: «А если мы так и будем оценивать работу школы результатами ЕГЭ, то все старания по выравниванию будут напрасны. Может быть, профессиональный успех иной сельской школы — научить детей тому, что лучше заниматься спортом, танцевать, иногда читать журналы, чем с горя пить антифриз. Какие ведущие вузы!»
Виктор Болотов добавил: успешно социализироваться, стать полноценными здоровыми членами общества, завести семью — разве это не великая работа, которую проделывает школа с учениками? Официальная установка на это сделает школу более здоровой.
...Кстати, первые признаки оздоровления уже есть: Михаил Груздев, замминистра департамента образования Ярославской области, сообщил об отмене рейтингования школ по ЕГЭ в своем регионе.
Александра Чканикова
