Симон Львович Соловейчик - подросток или мудрец?
Несколько дней назад Людмила Рыбина взяла у меня интервью для газеты "Первое сентября".
Вчера я получил его для визирования.
Прочтите. Буду признателен.
Ваш Владимир Владимирович Шахиджанян.
Какую газету хотел делать Симон Львович?
Мне кажется, что Симон Львович всегда хотел делать свою газету или журнал. Хотел эгоистично, как любой творческий человек. Чтобы никто никогда не мог ему говорить, как надо. Как надо знал только он.
- Мы будем делать газету так, как никто не делает. Потому что писать нужно или все наоборот. Например, все говорят: телевизор плохо, а мы давайте напишем - телевизор хорошо... Или о том, о чем никто не знает.
С.Л. всегда был занят делом, но во всех рамках ему было тесно. Все материалы ему приходилось пробивать. А тут будет свое издание. Что хочу, то и делаю.
А хотел он много, выразиться ему хотелось всеми способами: и книгу, и пьесу, и спектакль, и газету, и журнал, и пионерский лагерь Газмана, и Фрунзенская комунна.
Ему повезло. Он, человек далекий от коммерции, которого обмануть проще простого, нашел спонсоров, получил деньги на газету.
Он неисправимый Дон Кихот и романтик: газета переделает мир, общество. Будет где говорить о хороших учителях и все поймут, какие они хорошие. В редакции будет коммунизм: все за идею, но мы и платить будем.
Газету спонсировали, а потом кинули. Симон Львович никогда не был мстителен. Но он мог взорваться, потом отойти. Когда я говорил о том человеке, который его спонсировал: он тебя кинет, Сима взорвался, заявил, что я ничего не понимаю в людях. Все. И нет.
Когда он позвонил мне ночью и сказал, что собирается делать газету, я думал, что он спросит, не хочу ли я что-нибудь написать, а хотел я всегда. Но он не хотел. Он хорошо относился к моей книжке "1001 вопрос про это", но сказал строго, что секса в газете не будет.
- Ни для учителей, ни для старшеклассников - нет.
- Ты что против секса?
Огромная пауза.
- Секса в газете не будет.
- Ну ты можешь рассказать, что у меня вышла книжка?
- У тебя хорошая книжка, я ее видел. Секса в газете не будет.
- Мы начинаем газету. Она будет называться "Первое сентября". Хорошее название, правда?
Попробовал бы я сказать, что плохое. Человеку занятому делом нужно помогать или не мешать.
Но мне оно и правда понравилось. Про себя я подумал, что можно, наверно, было бы придумать и лучше, но если бы я это сказал, разговор бы закончился. А зачем же мне заканчивать разговор с человеком, которого я люблю.
- По всей Москве в метро будут висеть плакаты.
В метро появились плакаты.
- Хорошие плакаты?
Плакаты были плохие. Никто не воспринимал Первое сентября как газету. Слово "газета" на плакате было самое незаметное. И на беглый взгляд, это было напоминание о том, что надо готовить портфели и ботинки - скоро отправлять детей в школу. Цветы, праздник, а не призыв выписывать газету. Там не было слов: вы хотите научиться воспитывать детей, понимать учителей? Читайте газету "Первое сентября".
- Ты, наверно, прав, но все равно все хорошо. Все будут знать газету "Первое сентября", уже хорошо.
- Кто будет работать?
- Ну, во-первых, я. Только сам я писать там не буду. Ты можешь мне порекомендовать людей?
- Делать газету для того, чтобы выразить себя и самому не писать? Ну и зря.
- Ты, наверно прав, но я так решил.
Очень быстро это решение было отменено.
Порекомендовать людей - пожалуйста.
- Во-первых, могу тебе порекомендовать сына, фотографа.
- У нас фотографий не будет.
- ...? Фотография иногда больше, чем материал.
Молчит, не слышит.
- У нас фотографий не будет, но сын пусть приходит. И тех, кого ты считаешь можно - присылай.
- Маша Барабаш, Вита Малыгина, Саша Терехов, Сергей Парамонов, Сергей Шахиджанян, Саша Юсковец, побеседуй с Володей Сафроновым.
Еще человек пять из тех, кого я называл, он отклонил - встречался, но работать не позвал. Многие из них сейчас большие люди в журналистике, но Соловейчик их не выбрал. В основном это были мальчики, девочки - только Маша и Вита. Мы с ним обсуждали, что лучше газету делать мужской. Но получилось большинство женщин.
- Мы лучшая газета, мы лучшая редакция. И вообще "Вы блестящий учитель, у вас прекрасные ученики."
Кто учитель - Соловейчик. Ученики - вся редакция.
Первые номера у меня лежат. Как он с ними носился, как он огорчался ошибке, как страдал от того, что не мог найти, какой должна быть информация. Как менял макет от первой до последней полосы.
У меня в газете было восемь шпионов - моих студентов. Он учил: если ты видишь ошибку в последний момент, исправляй. Думаю, что отношения с типографией по этому поводу должны были быть непростые. Если ты хочешь бороться за свою строчку - борись, но до определенного предела: дошел до главного редактора - все.
Не формальная редакция и формальная газета, а семья. Где главный папа и он же старший сын - Симон Львович. И он же младший сын: капризный, обидчивый, иногда не по годам развитый подросток все понимающий, впередсмотрящий. И поступки иногда подростковые: все переделать и начать заново. А фон такой: то деньги есть, то денег нет, и завтра не на что выпускать газету. Вера-не вера. Уходы. Предательства. Но Терехов нуждается, ему заплачу побольше. Вите - квартира нужна - ей квартиру.
Все это еще накладывалось на непростой личностный фон. Выстоял.
О какой газете он мечтал. Он хотел сделать газету, которая бы отвечала этому лозунгу: газета не только великий агитатор, но и великий пропагандист и организатор. Центр методики. То место, где учитель услышит вдохновляющее слово и просто доброе слово. "Никогда ни одного учителя мы ругать не будем. Да, есть плохие, а мы не будем."
Симон Львович нашел интонацию. Очень переживал падение или взлет тиража. Он считал сначала, что неприлично в газете печатать свою книгу. Был не прав в этом: в газете должны быть звезды и главной звездою был он. Мы с ним много об этом говорили, и книга появилась в газете. Педагог, учитель, публицист. Это приводило читателей в восторг. Он, правда, очень злился на себя, он никогда не писал так торопливо, как надо было писать в газету.
Мечтал он, конечно о газете, которая будет в каждом доме, где есть дети. Если учитель поймет ученика, то он поймет родителей, а если родитель поймет учителя, то ему будет легче воспитывать ребенка. И в каждом доме, где нет детей, тоже нужна такая газета, чтобы они появились.
Газета должна была заполнить вакуум и иметь культурологическое значение: воспитывать, помогать. Это должна была быть интеллигентная газета. Она должна быть с хорошим русским языком. С интересными заголовками. С разными авторами, умными головами, замечательными идеями.
Бороться - нет. Лучше утверждать хорошее, тогда плохое куда-то денется. Бить и бить в одну точку.
Для того, чтобы этого добиться нужен коллектив в сто журналистов и 400 человек, которые бы обслуживали этих творческих людей, чтобы им не думать, как добраться, во что одеться. Понятия рабочего дня не существовало. Хорошо бы кормить сотрудников: делать им бутерброды. Но если денег нет, можно и забыть. Ради газеты забыть, что им надо есть, любить, рожать детей, воспитывать. И все должны любить Симона Львовича. Его там и любили.
Симон Львович хотел сделать газету, которая должна быть в каждом доме, но которая должна нравиться прежде всего одному человеку - так и раньше делали газеты, чтобы они нравились первому секретарю ЦК партии или райкома, - но здесь был другой человек - Симон Львович. Газета должна была нравиться ему. А ему то нравилось, то не нравилось. Даже то, что пишет один очень хороший автор - Симон Львович Соловейчик. На кого жаловаться? Этот поиск и борьба, это напряжение и сделали газету живой.
Газету он делал четыре года - не такая большая часть его жизни. Но эта часть, пожалуй, стала главной. Говорят, газета живет один день. Нет. Эта газета стала удивительным фактом нашей жизни.
Записала Л. Рыбина
