На экраны вышла «Сеть» Ким Ки Дука. Новую киноработу знаменитого корейского режиссера смотрел Андрей Плахов.
Рыбак Нам Чхор-у живет с женой и дочерью на северном берегу реки, отделяющей Северную Корею от Южной. Рядом находится зона промысла, в которую он имеет специальный допуск. Его прекрасно знают пограничники; знают они и то, что Нам никогда не посмеет пересечь невидимую водную преграду. Но в одно прекрасное туманное утро мотор лодки путается в сети и ее уносит к южному берегу, прямо в лапы южнокорейских спецслужб.
Сначала Нама как возможного шпиона подвергают изнурительным допросам и жестоким пыткам. Но законченным садистам, какие всегда находятся в органах, становится скучно избивать этого деревенского примитива. Из него даже не сделаешь показательного перебежчика, поскольку потребительский рай Южной Кореи его не соблазняет, а единственная мечта героя — вернуться домой к любимым жене и дочке. Но из сети враждебных идеологий простому человеку не выпутаться. Возвращение на родину, опять в сети спецслужб, только северокорейских, уже не вернет ему ощущения счастья, даже иллюзорного. Асоциальная сеть, служащая не людям, а государственному молоху, оказывается символичной и вездесущей.
Впервые попав на крупный — Венецианский — фестиваль в 2000 году, почти никому не известный тогда Ким Ки Дук заставил закаленную фестивальную публику терять сознание на своем фильме «Остров». Он тоже начинался с невинных кадров рыбной ловли, но вскоре герои, фрустрированные неверностью своих подруг, принимались глотать рыболовные крючки, буквально наматывая кишки на спиннинг. Однако зрители «Сети» могут не ждать изощренной жестокости и «сексуального терроризма», которыми Ким Ки Дук вошел в историю кино начала XXI века. Жестокость здесь без изощренности.
Уже в пору первых триумфов Ким Ки Дук представал поэтом насилия, считая его не просто неизбежностью, но плодотворной формой человеческого контакта, рождающей «что-то новое». Некоторые его картины, такие как «Адрес неизвестен», имеют недвусмысленный политический, леворадикальный прицел. Ким Ки Дук всегда выступал против милитаризма и американского военного присутствия в Южной Корее. Благородные традиции корейской культуры, с его точки зрения, были уничтожены японской оккупацией, гражданской войной и американским вмешательством. По поводу другой, северокорейской стороны конфликта он напрямую не высказывался.
Выстреливавший в начале нулевых двумя, а то и тремя фильмами и снабжавший ими все главные фестивали, режиссер вдруг надолго замолчал. Тому немало способствовали подтравливавшие Ким Ки Дука кинокритики — корейские и не только. Ему вменялись в вину эксплуатация насилия, чрезмерный эмоциональный пафос и отсутствие глубокой кинематографической культуры. Намекали, задолго до нынешних голливудских скандалов, на его домогательства к актрисам, а одна из них чуть не погибла на съемках при не вполне ясных обстоятельствах. Впав в творческий кризис и депрессию, Ким Ки Дук провел год-другой в добровольном изгнании в каком-то шалаше, а потом вернулся в кинематограф — и не зря, в той же Венеции его наградили «Золотым львом» за картину «Пьета». Его сюжеты вроде бы лежат на поверхности, но находит их по-прежнему он, а не кто-то другой.
В фильмах Ким Ки Дука чувствуется сильное внутреннее напряжение. В них всегда значим пейзаж: вода, земля, лес, горы, но при этом как будто не хватает воздуха. Возможно, потому, что Корея — и так не самая большая из стран — рассечена на две части и персонажи режиссера чувствуют себя так, словно загнаны в клетку. Сегодня в контексте последних ядерно-политических турбуленций ассоциация с клеткой особенно очевидна. Однако для Ким Ки Дука она имеет более широкий и глубокий смысл. Для его трагических героев жизнь — это и есть клетка, из которой можно вырваться только со смертью. И чем прекраснее корейский пейзаж, тем мучительнее на его фоне чувство тесноты.
