В Кунстхалле Вены идет выставка Идессы Хенделес «Смерть свиньям»: начинающая 69-летняя канадская художница, чье имя, впрочем, давно и хорошо известно в мире современного искусства, рассказывает о своих кошмарах на примере кукол и свиней
Всемирно известный куратор Франческо Бонами уподобляет искусство куратора искусству шеф-повара, который творит изысканное блюдо из сырых продуктов современного искусства. Несколько менее известный в мировом масштабе куратор Виктор Мизиано сравнивает искусство куратора с искусством режиссера, что придирчиво отбирает актеров-художников на роли в своем спектакле. Если поискать имя Идессы Хенделес в разных справочниках, там будет сказано, что она — коллекционер, галерист, куратор, меценат и художник, причем жалкое «художник» окажется на самом последнем месте. Да и то сказать, ремесло это нынче в системе искусства малопочтенное — не то спаржа, не то инженю, если послушать влиятельных функционеров.
Карьеру в искусстве Идесса Хенделес, единственная дочь состоятельных родителей, долго изучавшая прекрасное в самых разных ракурсах, от классического искусствоведения до арт-терапии, и в конце концов защитившая cum laude докторскую по теории культуры в Амстердамском университете под руководством самой Мике Баль, начала с галереи в Торонто, открытой на деньги отца. В планах Ydessa Gallery было вытащить молодых канадских художников, ровесников галеристки, на мировую сцену, и, судя по успехам Джеффа Уолла, Родни Грэма и Яны Стербак, предприятие добилось кое-каких результатов. Правда, достойных канадских коллекционеров вырастить не удалось, так что главным покупателем галереи оставалась сама Идесса Хенделес — ее собрание легло в основу Ydessa Hendeles Art Foundation, первого в Канаде частного некоммерческого выставочного пространства для современного искусства, проработавшего четверть века и закрытого в 2012 году, каковое событие канадские газеты оплакивали как конец эпохи.
Фонд помещался на заброшенной фабрике, что сейчас, конечно, общее место, но в 1988-м в Торонто было жестом весьма экстравагантным. И такой же экстравагантностью отличались выставки фонда. Их было немного, около тридцати за 25 лет, но критики превозносили буквально каждую. Всякий раз работы фаворитов основательницы фонда и его бессменного куратора — вышеупомянутых канадцев, а также Ханне Дарбовен, Дженни Хольцер, Дианы Арбус, Луиз Буржуа, Уокера Эванса, Брюса Наумана, Гэри Хилла, Билла Виолы, Маурицио Каттелана и других художников и фотографов — сочетались с газетными снимками, прикладным и народным искусством, простонародной мебелью и найденными объектами, представляя собой не столько тотальную мультимедийную инсталляцию, сколько спектакль-променад. Вскоре все признали, что у Идессы Хенделес — неповторимый кураторский почерк (похоже, что бельгийский антиквар Аксель Вервордт, так полюбившийся публике и критике по выставкам в венецианском Палаццо Фортуни, ее верный последователь). Немногочисленные проекты Идессы Хенделес то и дело провозглашались в Канаде и США «выставками года»; она регулярно входила в рейтинг пятидесяти (в те славные времена их более пятидесяти не набиралось) самых важных персон в современном искусстве, составлявшийся журналом ARTnews; ее включили в попечительские советы МоМА и Tate. А в 2003-м канадская The Globe and Mail в шутку назвала ее «художником года» — и как в воду глядела.
Закрыв фонд и подарив Художественной галерее Онтарио большую часть собрания, Идесса Хенделес официально дебютировала как художник: в 2012-м прошла персоналка в одной из лучших берлинских галерей, у Йохана Кёнига, а в 2015-м она уже выставлялась в таком намоленном месте, как лондонский Институт современного искусства. Впрочем, она и раньше норовила вставить свою собственную работу в групповую экспозицию. Например, в 2003 году в Мюнхене, куда ее позвал Крис Деркон — это сегодня он более знаменит скандалом в берлинском Фольксбюне, чью сцену покинул под дружное улюлюканье театралов, а тогда его, музейного авангардиста, пригласили в мюнхенский Дом искусств, чтобы очистить помещение от нацистской ауры (Дом искусств открылся в 1937-м «Большой немецкой выставкой», сделанной в противовес выставке «дегенеративного искусства» и показывавшей «подлинно арийские» художества). Мюнхенская выставка Идессы Хенделес «Партнеры» как раз и стала одним из обрядов изгнания бесов прошлого. Хитом на ней оказался хулиганский «Он» Маурицио Каттелана, чуть ли не впервые с 1945 года протащившего в немецкий художественный музей портрет Гитлера — пусть и в виде дурацкой восковой персоны, поставленной на колени. Но и художнический опус куратора — «Проект „Медвежонок"», этакую мозаику из трех с лишним тысяч найденных фотографий самых разных людей, детей, политиков, проституток, коммерсантов, заключенных, спортсменов, где все позируют с плюшевыми медведями,— заметили.
Эта работа напоминала о Кристиане Болтански — его выставкой в 1988-м, собственно, и открылся Ydessa Hendeles Art Foundation. Для фонда и была сделана знаменитая инсталляция «Канада»: комната, стены которой сплошь, будто ковром, завешаны старым тряпьем, напоминала о пунктах сортировки одежды в Освенциме. Аушвиц, куда постоянно возвращает своих зрителей Кристиан Болтански, не мог не стать отправным пунктом для искусства Идессы Хенделес. Ее отец с матерью, польские евреи, познакомились в Освенциме, где выжили, но после освобождения в Польше оставаться не захотели, вынужденно поселились в американской оккупационной зоне, в Марбурге, и, родив свою единственную дочь, вскоре перебрались в Канаду — там и преуспели, занимаясь недвижимостью.
В инсталляции «Из ее деревянных снов...» с лондонской выставки Идессы Хенделес в очередной раз был использован «болтанский» прием аккумуляции множества однородных найденных объектов: полутора сотен деревянных манекенов начала XVI — начала XX веков самого разного размера и назначения, портновских, медицинских, анатомических кукол для художников. Деревянная армия, рассаженная по скамейкам, занимает целую комнату, что напоминает разом школьный класс, церковь и зал суда — места оправданного культурой насилия. Полумрак, звук механического пианино, банджо и кривые зеркала по стенам — ощущение жути усиливается от кошмарных мизансцен, в каких заняты предметы из этой кунсткамерной коллекции. Куклу-пациентку усаживает в гинекологическое кресло зловещего вида кукла-врач, манекен с гипсовой головой и схематической, скелетообразной, потому что должна было прятаться под одеждой, фигурой, сгибается в три погибели в стеклянной витрине — они выглядят подопытными доктора Менгеле.
Название «Из ее деревянных снов...» отсылает к бестселлеру конца XIX века, «Приключениям двух голландских кукол и Голливога» Флоренс Аптон — то, что некогда казалось безобидной детской сказкой о перевоспитании смешной черномазой куклы, чей образ сделался так популярен, что даже Клод Дебюсси посвятил Голливогу последнюю пьесу «Детского уголка», сейчас воспринимается как произведение откровенно расистское. Кошмарные сны Идессы Хенделес в этой и других инсталляциях складываются из прекрасных детских книжек и прекрасной детской музыки, из очаровательных кукол, забавных зверюшек и прелестных заводных игрушек, из сказок Шарля Перро и братьев Гримм, из иллюстраций Гюстава Доре — из всего того, в чем после Теодора Адорно, Освенцима и критики Просвещения как в целом неудачного проекта мы обречены диалектически искать нечто темное и деструктивное.
Часть заглавной инсталляции венской выставки «Смерть свиньям» — объект «Три поросенка»: бронзовая свинка спит на полочке — подле прикрепленной к стене запертой стальной коробочки. Открыв миленьким ключиком, висящим на красивой цепочке, дверцу таинственной коробочки и нажав на волшебную кнопку, зритель запускает ролик, выложенный в сеть одной австралийской фермой, пропагандирующей более гуманный способ умерщвления свиней посредством асфиксии — художница лишь добавила к видео саундтрек: под печальный распев еврейской молитвы три нечистых, некошерных поросенка, заключенные в клетку, задыхаются, словно в газовой камере.
Разумеется, после Марселя Дюшана коллекционер, куратор и художник уравнены в правах, но это справедливо лишь в том случае, когда творец искусства един в трех лицах. Видимо, врожденная ненависть к насилию в конце концов победила в Идессе Хенделес куратора, составляющего из художников свой спектакль или свое рагу — тут можно долго упражняться в мастерстве метафоры,— и заставила саму стать художником. Впрочем, в ее каталогах скрупулезно указываются авторы каждого комода и анатомической модели, если их имена, конечно, можно отыскать в анналах истории.
Анна Толстова
