Я знаю, почему склонен к созависимости. Потому что я склонен к зависимости. И мне встречаются такие же люди — и мне не хватает любви к ним, чтобы пройти мимо. Я подпадаю под влияние «синдрома полустанка». Этот человек сразу становится моим близким другом, которому я хочу рассказать о себе всё-всё-всё, встретить понимание и принятие.
Словно бы удивительно, что каждый раз я промахиваюсь… А почему? Кажется, что на месте такого человека я бы раскрыл объятия и утешил — ну, как могу: увы, я страстен, но не так тактилен — на то и не итальянец от роду, а учусь медленно, практики мало. Это замкнутый круг, кстати: хочешь развить навык объятий, прикосновений — нет партнёра — навык не развивается — партнёр не находится.
Мой друг пошёл за этим на танцы, и кажется, ему помогло. Я от танцев покрываюсь потом. Вообще, я легконогий, в спорте, и на сцене играл, даже в колготках и пачке — белого лебедя, и всё равно — тут есть некий зажим…
Не сказать, что я был бы как-то удручающ в сексе. No comprende nada.
И вот передо мной реют зависимые от: курения, алкоголя, секса, еды, компьютерных игр, родителей, денег, одобрения окружающих, наркотиков, политической повестки…
Всё это по-своему привлекательные люди, многие из них — интересные, многогранные, глубокие личности, неожиданно мыслящие (даже при моём скептицизме в этом отношении — видимо, оборонительном). И они встречаются мне на полустанке — один за другим, одна за другой…
И всё не срастается.
Я ведь тоже зависим. Мне настолько втемяшилось, что я должен реализоваться как драматург, а для этого нужно, по меньшей мере, перевернуть статус-кво в этой сфере (он безнадёжен и страшен до того, что порой хочется, по слабости духа, эмигрировать), по большей — эту сферу вообще игнорировать, но как, откуда питаться, когда знаешь лишь один иностранный язык — учить ещё: а когда?
Не преувеличу, если скажу, что я каждый день совершаю (сколь бы они ни были малозначительны на вид и даже в итоге) поистине стахановские подвиги-переработки на галерах драматического письма. Я читаю по десять книг одновременно, я замысливаю — в один момент — столько же рассказов, повестей, маленьких заметок, стихов, фраз, диалогов, общаюсь — стыдно, да, в формате «больших глотков» — с десятью новыми людьми каждый месяц, а бывает — каждую неделю. При этом я сознательно усложнил себе жизнь, решив съехать от родителей и платить за колледж брата. Авантюры, которых я мог бы избегать, я каждый раз принимаю ревностно — к примеру, попался я на консуматоршу в том году — и погорел на стартапе со сценарием киносказки, а ещё по-хамски обошёлся с несколькими людьми, которые как раз этого не заслуживали — исключительно из-за того, что они не поняли меня так быстро и так точно, как мне было это нужно, потому что я искренне верил: это они поймут меня, никто другой…
Не могу оторваться от сосцов предшественников. Я не просто оглядываюсь, а прямо преследую моих предков — советских, американских, французских, итальянских, испанских, японских, русских, британских, даже эстонских и финских, — пытаясь выделить из их наследия то, что может работать для меня и для сегодняшнего читателя-зрителя: это касается вопросов восприятия — прежде всего, смешного, трогательного, волнующего и пугающего, а где-то — не скрою — загадочного или даже глубокомысленного и туманного, чисто «стилёвого», пижонского, нон-конформистского и противоречащего самому себе.
И за всем этим я обнаруживаю разбитое корыто. Я не знаю, во что я верю, куда иду, кого люблю и способен ли на ненависть. И зачем тогда? Ответ: зависимость.
Потому зависимых и не осуждаю. Но и не люблю. Иначе прошёл бы мимо. И не навредил тому, кто вредит сам себе и без моего участия.
