Сланцевая революция закончилась. Ведь революция всегда — период неопределенности, а с перспективами добычи углеводородов из сланцевых пород наступила некоторая ясность.
На прошлой неделе минэнерго США выпустило первый глобальный отчет, из которого следует, например, что сланцевая нефть хотя и встречается в каждой третьей стране земного шара, но ее запасы не превышают 10% от общемировых, да к тому же 70% приходятся на Россию. Перспективы их коммерческого освоения лежат на дальнем рубеже горизонта планирования.
Со сланцевым газом ситуация куда более интересная: он составляет до трети общемировых запасов (хотя правильнее будет сказать: сланцевая революция на треть увеличила мировые запасы голубого топлива). Еще любопытнее география: крупнейшими запасами обладает Китай, в тройку призеров входят Аргентина и Алжир. Такой расклад может существенно повлиять на региональные стратегии: Китаю, видимо, по силам пойти по пути США и в среднесрочной перспективе отказаться от импорта газа, опираясь, по завету Мао, на собственные силы. Аргентина в течение нескольких десятков лет может стать ключевым экспортером в своем регионе. Наконец, Алжир, уже имеющий развитую инфраструктуру по производству и транспортировке сжиженного природного газа (СПГ), может существенно усилить свои позиции в Европе, особенно в Южной.
Словом, для «Газпрома» и для России в целом («Новатэк» Тимченко и «Роснефть» Сечина скоро выбьют и себе право экспортировать СПГ) остается два перспективных рынка: Япония и Европа.
В обоих случаях нам здорово помогло чужое несчастье по имени Фукусима. Япония скорее объективно, а Германия по чисто политическим причинам решили поэтапно закрыть атомные электростанции, что здорово улучшает перспективы спроса со стороны газовой генерации. К тому же к 2030-м годам практически прекратится добыча в Нидерландах, сначала на так называемых малых газовых полях, в том числе в Северном море, а потом истощится и огромное по европейским меркам месторождение в районе Гронингена. Недостачу надо будет восполнять, и у России здесь равные шансы на успех с другими крупными производителями.
Либерализация
Равные — поскольку Европа целенаправленно ведет политику диверсификации источников импорта. Для «Газпрома», избалованного как режимом экспортной монополии в России, так и комфортным существованием в рамках системы долгосрочных контрактов, обороняющих «национальное достояние» от гримас рынка, это плохая новость, даже более неприятная, чем сланцевая революция.
Так или иначе, это реальность, к которой очень скоро придут все страны Евросоюза. А Нидерланды, к примеру, живут в ней уже с 2005 года. Поэтому опыт континентальной страны, первой либерализовавшей свой газовый рынок, особенно интересен — и мне повезло ознакомиться с ним изнутри.
Причем рассказывали о нем не чиновники и не политики, а представители бизнеса, как частного, так и государственного (несмотря на либерализацию, государство в Нидерландах имеет очень сильные позиции в области добычи и транспортировки природного газа). Соблюдая политкорректность, топ-менеджеры раз за разом отмечали: то или иное решение было «политическим». А комментировать решения европейских политиков, особенно леволиберального толка, людям от бизнеса и правда очень сложно (наверняка местные газовики втайне хотели бы оказаться в положении «Газпрома», в пользу которого затачивается российская внешняя и внутренняя политика).
Тем не менее решение было принято и реализовано. Теперь в Нидерландах (уже) и во всем ЕС (в ближайшей перспективе) производство, транспортировка и купля-продажа природного газа — три разных вида бизнеса, между которыми законодательно установлена стена. Больнее всего реформа ударила по транспортникам. Например, в Голландии собственником и оператором магистральных газопроводов выступает государственный Gasunie (по сути, аналог нашей «Транснефти»), тарифы на работу которого устанавливает правительство. И оно под давлением избирателей крайне неохотно их повышает, что, конечно, резко сокращает возможности для инвестиций в строительство новых сетей (хотя на цену для потребителей эти тарифы имеют весьма скромное влияние). На небольшой марже работают и находящиеся в частных руках региональные сети (что-то вроде «амстердамтрансгаза»). Зато все преимущества свободной конкуренции могут использовать торговцы (такие, как государственно-частная Gazterra) и небольшие частные компании, продающие газ конечным потребителям, в том числе домохозяйствам. У них в собственности нет ни буровых, ни газохранилищ, ни трубопроводов, только маркетинговые инструменты. С точки зрения конечного потребителя газовый рынок Голландии теперь похож на рынок подключения к интернету в Москве: куча частных операторов, предлагающих самые разные тарифы. Можно свободно менять как тариф, так и провайдера.
Это если и дает эффект, то скорее терапевтический: у потребителя возникает иллюзия выбора, например, между безлимиткой или фиксированным объемом, или между традиционным газом и «зеленым» (получаемым из биомассы). Но это многообразие скорее маскирует драматический рост цен в период 2010—2012 годов. На вопрос, помогла ли либерализация снизить цены для домохозяйств, и в Gazterra, и в Gazunie уклончиво отвечают: есть исследования, которые демонстрируют, что без либерализации цены могли бы быть еще выше.
Зато правительству хорошо: оно больше не несет политической ответственности за тарифы конечным потребителям газа.
Не уверен, кстати, что подобная схема подходит для России. Если выделить из «Газпрома» добычу и транспортировку, он просто не сможет финансировать свою инвестпрограмму, объективно одну из самых дорогих в мире, а с конкуренцией на уровне конечного потребителя с большой долей вероятности произойдет та же история, что и с ТСЖ. Реального выбора не появится, а какой-никакой контроль за тарифообразованием и вовсе исчезнет.
No pasaran
Стратегической цели — защитить европейский рынок от олигополизации крупными игроками типа «Газпрома» — политики все же достигли. И тут нет никакой персональной дискриминации: правила едины для варягов и европейцев. Например, у немецкого E.ON есть крупный пакет в газопроводе BBL, соединяющем по дну Северного моря Британию с континентальной Европой (через территорию Голландии). Но поскольку немцы — еще и производители, они по новым правилам не имеют права голосовать на собраниях акционеров. «Газпром», если он, как планировалось, выменяет 9% Nord Stream на аналогичный пакет в BBL, ждет та же участь.
Кстати, «Северный поток» очень нравится европейским компаниям тем, что до момента выхода на поверхность в Северной Германии он не регулируется европейским законодательством, которое выступает мощным (и не всегда полезным) ограничителем деловой активности.
Словом, об амбициях «Газпрома» выйти на рынок конечного потребителя в Европе лучше забыть, да и трубы придется тянуть только до границ Евросоюза.
Общий взгляд на нашу страну (не с политической, а с экономической точки зрения) — это огромная кладовая, единственный игрок, в отношении которого можно быть уверенным: газ там не закончится в течение десятилетий. Так что никуда нам друг от друга не деться. Но в Европе придется играть по европейским правилам, одинаково неудобным для всех.
Голландцы, кстати, не прочь эту кладовую и освоить — в качестве подрядчиков. Ведущие местные компании, такие как Gazterra и Gazunie, TNO (строительство подземных газохранилищ), Van Oord (семейная в четвертом поколении компания, которая строит искусственные острова и тянет по мелководью трубопроводы), Fugro (геологоразведка) и многие другие, объединились в партнерство Delta Project. Чтобы предлагать услуги по освоению Ямала в пакете и под ключ.
Так что если мы и обречены оставаться сырьевым придатком, то ему хотя бы можно сделать стильный и высокотехнологичный европейский дизайн.
Алексей Полухин
