Наказание назначением

Не так давно хореограф Алексей Ратманский опубликовал у себя в Facebook следующее: «Вижу сон: пресс-конференция, должны объявить, что я возвращаюсь в Большой руководить балетом. Стою, в мыслях неразбериха, коленки дрожат, в ушах гул непереносимый. Рядом дирекция, не отходят. Состояние ужасное, понимаю, что если я сейчас что-то не изменю, то все, жизнь кончится. Диким усилием выдавливаю из себя: „Не могу, я передумал“. И… просыпаюсь. И такая гора с плеч! Очень долго еще не мог в себя прийти…» Возможно, нечто подобное привиделось и директору Московского академического музыкального театра им. К. С. Станиславского и Вл. И. Немировича-Данченко Владимиру Урину, слухи о перемещении которого в директорское кресло Большого циркулировали года полтора, а он от них все открещивался обеими руками. Но однажды он проснулся, а сон не кончился…

Тот театр

Громкая отставка Анатолия Иксанова с поста гендиректора Большого театра состоялась. Как бы по собственной инициативе, но всем понятно, что просто так с таких должностей не уходят. Расторжение контракта, окончание которого планировалось только на ноябрь 2014-го, как-то уж очень логично вписалось в череду кадровых перемен, задуманных и осуществляемых московским культурным начальством и ведомством Мединского. Поменять все и всех любой ценой — похоже, это стало навязчивой идеей. Что послужило конкретным детонатором, мы вряд ли узнаем. Возможно, очередной скандал в балете: накануне премьеры «Онегина» в хореографии Джона Крэнко Светлана Захарова, прима и лицо Большого театра, отказалась участвовать в спектакле, не комментируя это решение. По слухам, балерина оскорбилась, что ее не включили в первый состав. Но вряд ли к этой истории Иксанов имел непосредственное отношение, все-таки за составы отвечают конкретный постановщик и худрук труппы. Если он и пострадал за «Онегина», то лишь по принципу «директор отвечает за все». Как отвечает и за все предыдущие скандалы, ураган которых пронесся над Большим и нанес ему колоссальные репутационные потери. Все началось с «порноскандала» весной 2011-го, в котором был замешан заведующий балетной труппой Геннадий Янин, в результате чего в качестве худрука в театр пришел Сергей Филин. Кстати говоря, случай тот так и не расследован, кто за ним стоял — неясно. Затем потянулась история долгого противостояния директора и ведущего танцовщика театра Николая Цискаридзе. Вероятно, что-то было и раньше, но на публику выплеснулось в тот момент, когда открылась историческая сцена Большого, а премьер стал главным критиком ее реконструкции.

Театральные конфликты, выплеснувшиеся за пределы театрального фойе, всегда заканчиваются плачевно для обеих сторон. Когда публичная перебранка между Цискаридзе и Иксановым только начиналась, уже тогда было понятно, что несдобровать обоим. Так оно и случилось: один «пересидел» другого всего на 9 дней… А до этого сражения танцора с гендиректором было еще немало всего — например, уход из театра любимцев публики Натальи Осиповой и Ивана Васильева. И самое чудовищное — кислотная атака на Филина, а затем арест предполагаемого заказчика, ведущего солиста балета Павла Дмитриченко, в виновность которого половина труппы по-прежнему не верит. И отказ англичанина Уэйна Макгрегора приехать на постановку. В общем, атмосферу в Большом трудно считать достойной главного театра страны, а ответственность, как ни крути, за это несет первое лицо.

Каждый из этих инцидентов был до небес раздут прессой и телевидением. Театр все чаще становился ньюсмейкером скандальной хроники. За пеной не видели главного. Между тем Большой театр именно за эти годы стал тем, чем он является в глазах профессионалов и сегодня: труппой мирового значения, вписанной в международный театральный контекст. Эпоха Иксанова продолжалась 13 лет, начавшись 1 сентября 2000 года. Когда он пришел вслед за некрасиво уволенным Владимиром Васильевым (который, как известно, узнал об этом из новостей), он получил очень сложное и во всех смыслах неважно функционирующее хозяйство. Большой что-то ставил, где-то гастролировал, но настоящих художественных событий почти не случалось. Сейчас в это трудно поверить, но Большой театр долго не попадал в номинации национальной театральной премии, а первая награда в области оперы ему досталась лишь в 2004 году: «Похождения повесы» Стравинского, осуществленные режиссером Дмитрием Черняковым, принесли театру две «Золотые маски».

Именно при Иксанове и на наших глазах произошел творческий прорыв, в сторону актуализации двинулись репертуар и постановочные решения. Конечно, стимулятором этого стала Новая сцена, не обремененная ни тенями «славного прошлого», ни грузом предрассудков. Внедрялись современные управленческие технологии, менялась репертуарная политика, труппа росла во всех смыслах. Театр приняли в свой круг ведущие оперные дома Европы, началась эра копродукции и обменных гастролей. В Большой пришли ставить гранды мировой режиссуры Роберт Уилсон и Петер Конвичный. Одним из первых театр возродил практику заказа новой музыки современным композиторам, и премьера «Детей Розенталя» Леонида Десятникова (к сожалению, также ознаменовавшаяся чередой немузыкальных скандалов) стала событием. В театре озаботились ростом творческой смены, и возникла Молодежная оперная программа, которую возглавляет Дмитрий Вдовин. Имена работавших при Иксанове ласкают слух: хореограф Алексей Ратманский возглавлял балет, режиссер теперь уже мирового топ-уровня Дмитрий Черняков осуществил несколько серьезных работ, за дирижерский пульт вставали Михаил Плетнев и Юрий Темирканов, лидеры своего поколения Теодор Курентзис и Владимир Юровский. Но правда и в том, что сегодня все эти культовые персонажи свои дальнейшие планы с Большим театром никак не связывают. Ускоренный темп, заданный еще в начале века, здесь выдержать не смогли. При этом в глазах обычных зрителей — в большой степени под влиянием СМИ — театр становился монстром, пожирающим своих детей, а его руководитель терял реноме.

Этот театр

Владимир Урин, который приходит на смену Анатолию Иксанову, обладает совершенно другим опытом управления театральным предприятием. У МАМТа имени Станиславского и Немировича-Данченко уникальная репутация в профессиональном сообществе. Если и существует реальное доказательство жизнеспособности модели театр — дом, то это именно «Стасик», как ласково именуют этот театр в просторечии. А ведь в 1995 году Урин получил тоже отнюдь не образцовое хозяйство. Театр был обескровлен предшествующими конфликтами, уходом дирижера Евгения Колобова, за которым потянулись оркестр и хор… Но Урин по своему духу строитель и созидатель, осуществивший реконструкцию театра как в прямом, так и в переносном смысле. Причем стройка, во время которой театр пережил два пожара, шла с осложнениями. Труппа, не имея площадки, скиталась по гастролям, но была сохранена. В итоге получился театр, который представляет собой одно из самых привлекательных театральных пространств с супермодернизированной начинкой. Ну, а самое главное — в этом замечательном доме сохранился театральный дух коллективного сотворчества, и, пожалуй, ни один музыкальный театр подобной атмосферой похвалиться не может. Те, кто в нем служит (именно это слово я бы употребила), горой стоят друг за друга, радуются успехам коллег, испытывают искреннюю гордость за свой театр. В чем тут дело? Нет интриг, внутренних распрей, зависти? Каждый, кто работал в театре, знает, что это никогда и никуда не денется. Но одно дело, когда каждый чих выносится в прессу и обсуждается на обывательском уровне, и совсем другое — когда неизбежные конфликты решаются, как в семье, миром.

У нового гендиректора Большого не только отличный послужной список, но и чисто человеческая репутация — широко известен демократизм Урина. В МАМТе царит атмосфера раскрепощенности и доверия, у каждого есть возможность прийти к директору со своими проблемами. Он создал прекрасную команду — по принципу «штучности», конечно. Да, она существует по схеме, известной с прежних, советских времен, но в этом театре она работает — система главных специалистов. Главный режиссер оперы Александр Титель собирает труппу и воспитывает не только певцов, но и актеров. Артистов никто не держит за крепостных, некоторые становятся звездами, востребованными в мире. Театр спокойно отпускает их в свободное плавание и радостно принимает в свои объятия — они приезжают и поют в спектаклях родного театра. Во главе оркестра стоит молодой, но отлично себя зарекомендовавший Феликс Коробов. В театре замечательный главный художник Владимир Арефьев… Мозговой центр театра — супруга и соратник Урина Ирина Черномурова, критик по профессии. Ее должность — начальник отдела по зарубежным связям, благодаря ее вкусу, чутью и невероятной активности театр получил (раньше всех!) в сотрудники хореографов мировой величины Джона Ноймайера и Начо Дуато, освоил балетный язык Иржи Килиана… Фестиваль современного танца с приглашением известных западных трупп в «Стасике» начали делать еще в 1997 году. Все, что декларировалось в 90-е годы в Большом театре, МАМТ так или иначе уже осуществил.

Столичная критика, всегда смотревшая на этот театр с некоторой снисходительностью, все чаще стала признавать его равноправие с Большим. Были совершенно выдающиеся спектакли, такие как «Богема» Тителя. Были совершенно изумительные постановки — опера «Пеллеас и Мелизанда» Дебюсси, поставленная французской командой, но с включением своих певцов. Спектакль прошлого года «Война и мир» Прокофьева иначе как подвигом назвать невозможно, причем самая густонаселенная опера исполняется только московскими силами. Дееспособность стационарной труппы, то есть самого что ни на есть русского репертуарного театра, доказывается здесь регулярно. В то время как Большой театр осуществляет свои проекты лишь с помощью кастингов, отдавая предпочтение западной театральной модели.

Не так давно хореограф Алексей Ратманский опубликовал у себя в Facebook следующее: «Вижу сон: пресс-конференция, должны объявить, что я возвращаюсь в Большой руководить балетом. Стою, в мыслях неразбериха, коленки дрожат, в ушах гул непереносимый. Рядом дирекция, не отходят. Состояние ужасное, понимаю, что если я сейчас что-то не изменю, то все, жизнь кончится. Диким усилием выдавливаю из себя: „Не могу, я передумал“. И… просыпаюсь. И такая гора с плеч! Очень долго еще не мог в себя прийти…» Возможно, нечто подобное привиделось и директору Московского академического музыкального театра им. К. С. Станиславского и Вл. И. Немировича-Данченко Владимиру Урину, слухи о перемещении которого в директорское кресло Большого циркулировали года полтора, а он от них все открещивался обеими руками. Но однажды он проснулся, а сон не кончился…

Тот театр

Громкая отставка Анатолия Иксанова с поста гендиректора Большого театра состоялась. Как бы по собственной инициативе, но всем понятно, что просто так с таких должностей не уходят. Расторжение контракта, окончание которого планировалось только на ноябрь 2014-го, как-то уж очень логично вписалось в череду кадровых перемен, задуманных и осуществляемых московским культурным начальством и ведомством Мединского. Поменять все и всех любой ценой — похоже, это стало навязчивой идеей. Что послужило конкретным детонатором, мы вряд ли узнаем. Возможно, очередной скандал в балете: накануне премьеры «Онегина» в хореографии Джона Крэнко Светлана Захарова, прима и лицо Большого театра, отказалась участвовать в спектакле, не комментируя это решение. По слухам, балерина оскорбилась, что ее не включили в первый состав. Но вряд ли к этой истории Иксанов имел непосредственное отношение, все-таки за составы отвечают конкретный постановщик и худрук труппы. Если он и пострадал за «Онегина», то лишь по принципу «директор отвечает за все». Как отвечает и за все предыдущие скандалы, ураган которых пронесся над Большим и нанес ему колоссальные репутационные потери. Все началось с «порноскандала» весной 2011-го, в котором был замешан заведующий балетной труппой Геннадий Янин, в результате чего в качестве худрука в театр пришел Сергей Филин. Кстати говоря, случай тот так и не расследован, кто за ним стоял — неясно. Затем потянулась история долгого противостояния директора и ведущего танцовщика театра Николая Цискаридзе. Вероятно, что-то было и раньше, но на публику выплеснулось в тот момент, когда открылась историческая сцена Большого, а премьер стал главным критиком ее реконструкции.

Театральные конфликты, выплеснувшиеся за пределы театрального фойе, всегда заканчиваются плачевно для обеих сторон. Когда публичная перебранка между Цискаридзе и Иксановым только начиналась, уже тогда было понятно, что несдобровать обоим. Так оно и случилось: один «пересидел» другого всего на 9 дней… А до этого сражения танцора с гендиректором было еще немало всего — например, уход из театра любимцев публики Натальи Осиповой и Ивана Васильева. И самое чудовищное — кислотная атака на Филина, а затем арест предполагаемого заказчика, ведущего солиста балета Павла Дмитриченко, в виновность которого половина труппы по-прежнему не верит. И отказ англичанина Уэйна Макгрегора приехать на постановку. В общем, атмосферу в Большом трудно считать достойной главного театра страны, а ответственность, как ни крути, за это несет первое лицо.

Каждый из этих инцидентов был до небес раздут прессой и телевидением. Театр все чаще становился ньюсмейкером скандальной хроники. За пеной не видели главного. Между тем Большой театр именно за эти годы стал тем, чем он является в глазах профессионалов и сегодня: труппой мирового значения, вписанной в международный театральный контекст. Эпоха Иксанова продолжалась 13 лет, начавшись 1 сентября 2000 года. Когда он пришел вслед за некрасиво уволенным Владимиром Васильевым (который, как известно, узнал об этом из новостей), он получил очень сложное и во всех смыслах неважно функционирующее хозяйство. Большой что-то ставил, где-то гастролировал, но настоящих художественных событий почти не случалось. Сейчас в это трудно поверить, но Большой театр долго не попадал в номинации национальной театральной премии, а первая награда в области оперы ему досталась лишь в 2004 году: «Похождения повесы» Стравинского, осуществленные режиссером Дмитрием Черняковым, принесли театру две «Золотые маски».

Именно при Иксанове и на наших глазах произошел творческий прорыв, в сторону актуализации двинулись репертуар и постановочные решения. Конечно, стимулятором этого стала Новая сцена, не обремененная ни тенями «славного прошлого», ни грузом предрассудков. Внедрялись современные управленческие технологии, менялась репертуарная политика, труппа росла во всех смыслах. Театр приняли в свой круг ведущие оперные дома Европы, началась эра копродукции и обменных гастролей. В Большой пришли ставить гранды мировой режиссуры Роберт Уилсон и Петер Конвичный. Одним из первых театр возродил практику заказа новой музыки современным композиторам, и премьера «Детей Розенталя» Леонида Десятникова (к сожалению, также ознаменовавшаяся чередой немузыкальных скандалов) стала событием. В театре озаботились ростом творческой смены, и возникла Молодежная оперная программа, которую возглавляет Дмитрий Вдовин. Имена работавших при Иксанове ласкают слух: хореограф Алексей Ратманский возглавлял балет, режиссер теперь уже мирового топ-уровня Дмитрий Черняков осуществил несколько серьезных работ, за дирижерский пульт вставали Михаил Плетнев и Юрий Темирканов, лидеры своего поколения Теодор Курентзис и Владимир Юровский. Но правда и в том, что сегодня все эти культовые персонажи свои дальнейшие планы с Большим театром никак не связывают. Ускоренный темп, заданный еще в начале века, здесь выдержать не смогли. При этом в глазах обычных зрителей — в большой степени под влиянием СМИ — театр становился монстром, пожирающим своих детей, а его руководитель терял реноме.

Этот театр

Владимир Урин, который приходит на смену Анатолию Иксанову, обладает совершенно другим опытом управления театральным предприятием. У МАМТа имени Станиславского и Немировича-Данченко уникальная репутация в профессиональном сообществе. Если и существует реальное доказательство жизнеспособности модели театр — дом, то это именно «Стасик», как ласково именуют этот театр в просторечии. А ведь в 1995 году Урин получил тоже отнюдь не образцовое хозяйство. Театр был обескровлен предшествующими конфликтами, уходом дирижера Евгения Колобова, за которым потянулись оркестр и хор… Но Урин по своему духу строитель и созидатель, осуществивший реконструкцию театра как в прямом, так и в переносном смысле. Причем стройка, во время которой театр пережил два пожара, шла с осложнениями. Труппа, не имея площадки, скиталась по гастролям, но была сохранена. В итоге получился театр, который представляет собой одно из самых привлекательных театральных пространств с супермодернизированной начинкой. Ну, а самое главное — в этом замечательном доме сохранился театральный дух коллективного сотворчества, и, пожалуй, ни один музыкальный театр подобной атмосферой похвалиться не может. Те, кто в нем служит (именно это слово я бы употребила), горой стоят друг за друга, радуются успехам коллег, испытывают искреннюю гордость за свой театр. В чем тут дело? Нет интриг, внутренних распрей, зависти? Каждый, кто работал в театре, знает, что это никогда и никуда не денется. Но одно дело, когда каждый чих выносится в прессу и обсуждается на обывательском уровне, и совсем другое — когда неизбежные конфликты решаются, как в семье, миром.

У нового гендиректора Большого не только отличный послужной список, но и чисто человеческая репутация — широко известен демократизм Урина. В МАМТе царит атмосфера раскрепощенности и доверия, у каждого есть возможность прийти к директору со своими проблемами. Он создал прекрасную команду — по принципу «штучности», конечно. Да, она существует по схеме, известной с прежних, советских времен, но в этом театре она работает — система главных специалистов. Главный режиссер оперы Александр Титель собирает труппу и воспитывает не только певцов, но и актеров. Артистов никто не держит за крепостных, некоторые становятся звездами, востребованными в мире. Театр спокойно отпускает их в свободное плавание и радостно принимает в свои объятия — они приезжают и поют в спектаклях родного театра. Во главе оркестра стоит молодой, но отлично себя зарекомендовавший Феликс Коробов. В театре замечательный главный художник Владимир Арефьев… Мозговой центр театра — супруга и соратник Урина Ирина Черномурова, критик по профессии. Ее должность — начальник отдела по зарубежным связям, благодаря ее вкусу, чутью и невероятной активности театр получил (раньше всех!) в сотрудники хореографов мировой величины Джона Ноймайера и Начо Дуато, освоил балетный язык Иржи Килиана… Фестиваль современного танца с приглашением известных западных трупп в «Стасике» начали делать еще в 1997 году. Все, что декларировалось в 90-е годы в Большом театре, МАМТ так или иначе уже осуществил.

Столичная критика, всегда смотревшая на этот театр с некоторой снисходительностью, все чаще стала признавать его равноправие с Большим. Были совершенно выдающиеся спектакли, такие как «Богема» Тителя. Были совершенно изумительные постановки — опера «Пеллеас и Мелизанда» Дебюсси, поставленная французской командой, но с включением своих певцов. Спектакль прошлого года «Война и мир» Прокофьева иначе как подвигом назвать невозможно, причем самая густонаселенная опера исполняется только московскими силами. Дееспособность стационарной труппы, то есть самого что ни на есть русского репертуарного театра, доказывается здесь регулярно. В то время как Большой театр осуществляет свои проекты лишь с помощью кастингов, отдавая предпочтение западной театральной модели.

Лариса Барыкина