О том, что в нашей стране всякая забота об инвалидах есть полнейшая фикция, никому рассказывать не надо. По иным рельсам, приваренным к банкам, подъездам и магазинам, ни одна коляска не въедет из-за резкого наклона, отсутствия поручня и феноменального несовпадения «колеи». Это просто выглядит как издевательство: вот вам, гадам. Потому-то так ценны бывают исключения, когда хоть кто-то протягивает руку, подкрепляет надежду (вселять ее не надо: инвалиды РФ отлично в курсе, что предоставлены сами себе и никто за них их жизнь проживать не будет).
Артему Степанову в каком-то смысле повезло, что его судьбой занялся Фонд Владимира Спивакова. Главное состоялось: рука протянута, Артема заметили, Артем, дай бог, будет в обойме. То есть нормальным, душевным, любимым народом артистом-гитаристом — заметьте, классического репертуара (не бард, не попса). И даже его внешность — подвернулось на язык «петровская» — уже располагает к определенным аналогиям по части обаяния...
А теперь вопрос: что за всем этим стоит? Что случилось с Артемом через три месяца после его появления на свет? Кроме Спивакова хоть кто-то почесался, чтобы помочь Артему и его родителям в их общей беде? Мир не без добрых людей — да, разумеется, были редкие, кто плечо подставил. А государство? Что оно подкинуло со своего широкого газо-нефтяного барского плеча? Три копейки? Нервотрепку? Просьбы и унижения? Коляску, которую 9 лет ждали? Стыдобища — вот это как называется.
* * *
...Закрытый город Чехов-2 Московской области. Въезд по пропускам, зеленые аллеи, простор. Обычная многоэтажка, кнопка на 11-й, за дверью — дружелюбный лай (левретка по кличке Грей) и самая прозаичная 2-комнатная квартира. Здесь свет и уют. И проза кончается, едва видишь инвалидную коляску, ножные аппараты-ходули для больных полиомиелитом, и надо всем этим — такие нездешние, словно бы кельтские гитарные переборы... Мама, папа, единственный ребенок. Папа Александр — офицер, дома нет, все время на службе. Мама, Лада Касымовна, медсестра, давным-давно домохозяйка, взявшая вечный «отпуск по уходу». Сын — Артем, ему 15 исполнится 13 ноября.
Как ни больно, придется эти годы отмотать. И отправиться на Украину, в старинный и красивый город Самбор Львовской области. Туда, где и родился наш герой, Артем.
— Как раз было время ельцинской разрухи, — Лада Касымовна рассказывает, — мало детишек рождалось здоровеньких. А у нас — вот чудо на 3 кг 500 г! — без всяких патологий ребеночек, врачи даже удивлялись.
Тут надо оговориться, что папа Артемкин служил под Москвой (только закончил училище), но быт был такой (все прелести общежития), что будущая мама Лада поехала рожать к отцу своему, на Украину. Как по УЗИ выяснили, что мальчик, стали имя подбирать. В два тура. Сначала папа определил десятку любимых. А потом мама из этой десятки выдвинула своего фаворита — Артема... Все шло замечательно, «как положено» — и головку держал, и садиться начал. Пока в три месяца не пошли в поликлинику делать прививку от полиомиелита...
Споры среди родителей, делать ли эту прививку дитяткам, не утихают по сей день. Степановы решились — в принципе обычная практика. Маме Ладе еще педагог в училище говорила: «Вот будут у вас детки — обязательно прививайте!»
— Таких случаев, чтобы ребенок заболел от вакцинации, в СССР было один на миллион — и это сразу ЧП на всю страну! А в 90-е главным стало для всех быстрее денег нахапать. Контроль ослабили, проверок никто не проводил.
И через три недели после прививки Артем стал умирать.
* * *
...Пришли домой — поначалу вроде ничего. Потом резко подскочила температура — сбить ее ничем не могли. Через 2 дня у Артема перестала двигаться левая ножка. Через пять часов — правая. Еще через два часа — правая ручка. По часовой стрелочке. Головка. Шейка. Спинка.
Помчались в больницу. Сразу — в реанимацию. Никто не понимает — что это и в связи с чем. Лада Касымовна:
— Начался кошмар. Две недели — круглосуточные капельницы, мальчик постоянно плачет, ножки болят, лежать не может, и я, чтобы ему хоть чуть-чуть легче стало, ходила ночами вокруг капельницы, держала на руках — так, чтобы ножки свисали.
Пошли в дело сильные препараты — ручки чуть-чуть задвигались. Еще была надежда, что все пройдет. Но тут случайно, буквально по наитию врача, взяли анализ на полиомиелит. И через полтора месяца пришел ответ, подтвердивший худшие подозрения.
— Стали разбираться, — говорит мама Лада, — вирус занесли вместе с вакциной, но вакцина оказалась некачественная, как нам сказали — бельгийская. Здесь не было вины врачей, медперсонала — они кололи то, что прислали в их поликлинику. Налицо вина чиновников — наверняка кто-то из них получил хорошую взятку за то, что эта вакцина была пущена в оборот.
— А вы не подали в суд?
— Честно говоря, было не до этого. На все сил не хватает. К тому же это бесполезно: 90-е годы...
— Уверяю, и сейчас ничего ровным счетом не изменилось — бардак во всем.
— Но тогда у них хватило наглости вообще обвинить меня в том, что это я-де привезла заразу из России. Всеми силами пытались дело замять. Наша карта из поликлиники чудесным образом пропала — то есть мы не приходили, не вакцинировались, не заражались, не умирали. Ничего. Тишь и благодать.
..."Чистым" полиомиелитом заболел только Артем, но в районе примерно у половины детей, перенесших злополучную вакцинацию в одно с Артемом время, появились отклонения неврологического характера: у кого-то в ручках, у кого-то в ножках пошла заторможенность движений.
К моменту, когда Артему было 1,5 года (он уже более пяти раз лежал в больницах), движение восстановилось только в большом пальчике правой ноги. «Полного восстановления ножек, наверное, не будет, — вздыхают родители, — но пусть будет хоть что-то, ведь, как нам сказали, восстановительный период после полиомиелита идет до 30 лет». Как только Артем стал более-менее транспортабельным, Степановы сразу же уехали с Украины.
* * *
— Как все это пережил папа Александр?
— Не спрашивайте. Последний раз он видел здоровенького и счастливого Артемку в 3 недели. Затем уехал в Москву — служба. И вдруг мой отец ему звонит: «Знаешь, Саша, тут такое дело... Ты, конечно, сам решай, ехать или нет, тебе вырваться трудно, все понимают, но... В общем, Артема могут и не спасти». Муж тут же примчался, я не видела его таким никогда — ни до, ни после, не приведи Господь еще когда-нибудь... Он был черным.
На работе вошли в положение, дали отпуск на 10 суток. Пока ехал — не спал, глаза запавшие, кожа черная. Ладе стало страшно. Давно дело было, а вспоминать все равно тяжело:
— Знаете, я много всякого повидала, пока в больницах с Артемом лежала. Было очень много мамочек, которые лежали с детками с ДЦП. Так вот, у большинства из них мужья просто сбежали. В этом плане мой муж оказался очень достойным человеком; он сильно любит и меня, и ребенка...
— Дай бог ему здоровья, не ушел, не спился...
— Спиваться — признак слабости, а муж мой — сильный человек. Через какое-то время боль спала, и думали только об одном — как все это преодолеть.
...Как первые, самые ужасные, на грани шока, болевые ощущения прошли — стали делать массажики, постепенно терапия давала какие-то результаты: общее развитие нисколько не запаздывало — в 6 месяцев сам умудрился сесть, в общем, был как все дети. Но среди прочего вводили и сильные гормоны. Как отголоски этого — его, Артема, некоторая полнота сейчас. Врачи надеются, что со временем это уйдет.
— С детского сада, со школы Артем знал, что его состояние — не очень нормальное?
— Знал, разумеется, — мама Лада рассказывает, — мы с мужем сразу решили, что будем Артемке говорить правду обо всем, что только его заинтересует. Без придумок. Тем более оказалось — сыночек все очень хорошо запоминает.
Оно и правильно — правда лишний раз побуждает человека к преодолению.
— Мало того, — добавляет Лада, — я и в школе с первого класса просила учителей, чтобы к Артему относились как к обычному ребенку, никаких привилегий. Проблемы с ножками — наши проблемы, никого они не касаются: в школу мы пришли учиться, как и все.
...Нынче прогноз один: нужно время. Все, что можно, — делается: допустим, в одной московской клинике женщина-врач разработала специально для Артема целый комплекс ежедневных силовых упражнений. Или ездили в корейский центр на иглоукалывание — старенький профессор только взглянул: «Артем у вас будет ходить!» Хоть обнадежил. Вопрос маме:
— Понятно, что вы всегда были при нем — и мама, и подруга, и врач, всё-всё-всё. Артем получается немножко избалованным?
— Ну если только немножко. Баловала, не скрою. Это нужно делать хоть чуть-чуть, если желаешь, чтобы ребенок чего-то добился. А вообще у меня в крови — постоянно дарить подарки ребенку и мужу. Я в этом нуждаюсь. Так хочется видеть сыночка веселым, улыбающимся; а знаете, как он глазки умеет строить?..
— А до какого возраста Артем в Деда Мороза верил?
— До прошлого года.
— Да вы что?
— Мы с мужем умудряемся сказку продлевать. Стараемся всеми силами. Потому что без сказки жить скучно. Артем лишь в этом году спросил: «Мама и папа, признавайтесь: Деды Морозы — это вы?» Пришлось сдаться. Тогда он воскликнул: «А я уже давно подозревал!»
* * *
Отстаивать «законные» интересы любимого, но больного человека перед государством — все равно что идти на войну. Причем ты — главный враг; тебя сначала не хотят замечать, потом начинают играть в прятки, унижают... заставляя, впрочем, все более становиться человеком. Может быть, благодаря таким мамам, как Лада Касымовна, у России есть хоть какое-то будущее. Может быть.
— Выдираем все буквально зубами — какую-то помощь, какие-то выплаты, лет пять назад нам дали «Оку»...
— То есть это положено — предоставить машину лицам с ограниченными двигательными функциями?
— По крайней мере, так было раньше. Машина шла в половину стоимости, но, по счастью, одно чеховское предприятие в качестве благотворительной акции заплатило за нас вторую часть. И все это время я имела возможность возить Артема в школу на машине, а не как раньше — через весь город на коляске под дождем и снегом...
Опять же по закону, «Оку» должны обслуживать бесплатно на одном московском сервисе. Но возить туда бесполезно: сервис хочет заработать, «за так» чинить неинтересно. В итоге папа Александр купил книгу «Ремонт «Оки», которую с интересом осваивает по выходным. Мама Лада поражается:
— При Ельцине был подписан Закон об инвалидах, и хотя что-то делали так же с большим скрипом, закон был разумный, хоть как-то, но он работал. А вот в результате зурабовского реформирования для инвалидов получился полный бардак: были слиты разные службы, люди с ограниченными возможностями вообще оказались никому не нужны... И множество «косяков» вылезает до сих пор. Знаю, о чем говорю. Мы, допустим, успели машину получить, а те, кто шли после, — уже нет.
Или вот те же аппараты-"ходуны" для больных полиомиелитом. Как их выбивать? Надо взять гарантийное письмо из федеральной службы по месту жительства, с ним поехать в Центральный институт травматологии и ортопедии, сделать слепки (довольно сложная конструкция), затем через три недели приехать на примерку (исправить «шероховатости») и еще через какое-то время наконец аппараты забрать. Ходуны недешевы, но государство платит. Мама Лада:
— Так вот, в позапрошлом году мы были вынуждены дойти до министра здравоохранения области из-за того, что нам не выдавали денег на новые аппараты! Ну не дают средств — ни на аппараты, ни на специальную обувь. А о коляске вообще молчу — мы ее ждали от государства 9 лет.
...Тут оговоримся, что в аппаратиках ножки очень быстро устают, и для прогулок во дворе, да и просто для транспортировки, конечно, требуется коляска. Из своей первой Артем давно вырос, дали заявку на новую... И вот дождались.
— И при этом меня возмущает жуткая расточительность, — поражается Лада Касымовна, — говорят про какой-то кризис, про нехватку денег, а я спрашиваю у представителя социальной службы: «Куда нам деть старую коляску?» Она абсолютно рабочая, не сломанная, просто Артему уже мала. Мне отвечают: «Никуда. Вы три года ею попользовались — выбрасывайте». Но у нас рука не поднялась — вдруг кому-то понадобится! А человек будет ждать.
— Государство у нас — отдельный кадр. Не удивлюсь, если Артему скоро придет повестка в армию...
— Это обязательно, мы уж к этому готовы.
* * *
...Гитара — как еще один член семьи — появилась ну совершенно неожиданно. О ней-то и речи никогда не шло. А тут... Во-первых, в три года Артем посмотрел детский фильм, из которого вынес одну яркую фразу: «Я буду великим артистом!» Как-то еще до школы, лет в пять, он гулял с мамой возле городского фонтана; вдруг подошла какая-то женщина, разговорились. Та у Артема спрашивает: «Хочешь в музыкальную школу?» — «Хочу». — «А на какой инструмент?» — «На гитару!»
— С чего это он? — мама удивляется. — В семье про это и разговора не было. А женщина, услышав, всплеснула руками: «А я как раз гитару и преподаю!» Так она, Людмила Дмитриевна Фадеева, стала нашим первым педагогом. Вышло смешно — так рано на гитару еще не брали, предлагали домру или фоно, но Артем, как маленький цербер, стоял надо мной, когда я заполняла заявление, внимательно отслеживая момент, когда я впишу заветное слово «гитара».
Конечно, позже Артему пришлось учиться и обязательному фортепиано. Более того, пять лет назад он сам решил взяться за скрипку. Казалось бы — что могло стать мотивацией к такому поступку? Никогда не догадаетесь. Для этого надо быть слишком чистым.
Артем в очередной раз посмотрел фильм Масленникова про Шерлока Холмса и доктора Ватсона:
— Холмс такой благородный, интеллигентный, — восхищается юный маэстро, — это идеал... И мне понравилось, как он взял скрипку и заиграл на ней ту самую мелодию...
— Да-да, мелодию Дашкевича! Кстати, я с ним знаком и при встрече обязательно обрадую Владимира Сергеевича, что его музыка подтолкнула человека к освоению скрипки!
— И передайте еще, — вставляет мама Лада, — что найти его произведения в киносборниках крайне тяжело, увы! А так хочется...
— Артем, а как вообще в сознании уживаются гитара, скрипка и фоно? Кто главнее?
— Ну, конечно, гитара. Скрипка — это для души. А гитара и есть сама душа. На фоно бы я вообще не играл, но оно нужно каждому музыканту; не люблю, но в прошлый раз сдал на «пятерку». На скрипке же поначалу было трудно учиться, и самое сложное здесь — слышать себя. Застрелиться был готов, слыша звуки, которые сам же и извлекал. Но потом стало получаться.
— А на гитаре какой репертуар близок?
— Что-нибудь из средневековой Испании... А так играю всё — от Баха до современных композиторов.
— Вот как? А побренчать Цоя или что-то из «Битлз»?
— Я не считаю, что бренчание есть что-то выдающееся. Классику играть сложно, этому надо долго учиться. И переходить на что-то другое уже никак не хочется.
— Много часов занимаетесь?
— Лично я занимаюсь так: если хорошо получается — значит, на сегодня программа выполнена.
— Хорошая мера. А с концертами выступать уже тянет?
— Конечно! Перед выступлением — небольшой мандраж, но зато на сцене я так успокаиваюсь, отдыхаю. Это мое.
...Впереди — еще два класса обычной школы плюс школа музыкальная на Теплом Стане (туда мама возит Артема по субботам), но судьба юного дарования уже предрешена: музыка, музыка, музыка. Ведь неспроста им заинтересовался Фонд Спивакова; а сам Владимир Теодорович, столкнувшись с Артемом в лифте, напутствовал только в одном: «Занимайтесь, занимайтесь!» Тем более что педагог у Артема сейчас замечательный — известный гитарист Дмитрий Бородаев:
— Артем у меня уже третий год учится: готовится к поступлению в музучилище. У него замечательные родители, которые его очень поддерживают. А это сверхважно для начинающего музыканта. Сам же Артем — талантливый мальчик с хорошим звуком, тонко чувствует музыку, добросовестный, с безусловной концертной перспективой.
Дай Бог. Музыка воодушевляет, музыка в прямом смысле ставит на ноги. Артем преодолел уже так много, что ему осталась самая малость — широко выйти к слушателю. Публики не боится, обаяния не занимать, талант при нем, память отличная. И тот блеск и задор виртуозного танца, в который непременно Артем пустится, — побежит с шести струн, захватывая нас все более своим волшебством.
