Весь более-менее спокойный ход университетской жизни испортился в 1899 году, когда студенты перестали удовольствоваться простыми «бесчинствами» и беспорядками во время Татьяниного дня — и перешли к массовым забастовкам — в точности как на заводах, когда недовольные рабочие отказываются работать, стучат касками по полу, ломают машины, голодают, выдвигают обоснованные и необоснованные претензии и занимаются прочей деятельностью, которая явно не предусмотрена в контракте. Российские студенты проявили в этом деле изобретательность и показали потрясающую солидарность — бастовали целые города по всей стране. Поводы были разные: разгон демонстрации в одном из городов, отдача студентов в солдаты за беспорядки и политическую деятельность, демонстрация солидарности со своими братьями из Киева и т.д. Вялотекущее перманентное противостояние полиции и инспекции — с одной стороны — и студенчества с другой закончилось. Начались боевые действия.
Правительство и администрация прекрасно знала, какой вопрос наиболее чувствителен для большинства студентов в России (актуальность осталась до сих пор) — это армия. Не то, чтобы молодежь тогда «боялась» армии, но идти служить точно не хотел никто. А еще вольнолюбивые молодежные настроения, по сравнению с которыми взгляды Че Гевары могут показаться жутким консерватизмом…
29 июля 1899 года появляются знаменитые «Временные правила», которые дают карт-бланш карательным органам отправлять излишне активных студентов на службу в войска. С государственной точки зрения все было очень даже продумано: за участие в политических стачках и сходках студенты-зачинщики отправлялись после недолгих разбирательств в военные части для прохождения службы. Получается, государство избавлялось от постоянной головной боли в виде студенческого анархизма и одновременно пополняло ряды императорской армии. Правила четко описывали процедуру, которая должна была применяться по отношению к провинившимся студентам. Предусматривалось даже то, что студент, отслуживший полностью срок (год или два), полностью восстанавливался в гражданских правах и даже имел право вновь поступить в учебное заведение. Считался «искупившим кровью».
В остальном все было
Эта, во многом превентивная, мера возымела ровно обратное действие, нежели задумывалось. Студенты не только не испугались, но сплотились и дружным улюлюканьем встретили эту инициативу. А как только его применили
Сами военные были не в восторге от затеи с «отдачей в солдаты»: дореволюционные офицеры были замкнутой кастой, воспитанной на консервативно-патриотических началах, и не желали мараться политикой. И хочется верить, что они действительно заботились об имидже армии — по крайней мере, так говорили сами офицеры. Кроме того, военные прекрасно понимали, кто поедет из студенческих городков в военные части: наиболее радикальные «элементы», успевшие немало поораторствовать в аудиториях и прекрасно подкованные в революционных теориях. Естественно, что в казармах они не стали бы просто стирать портянки и тянуть службу. А что такое революционный вирус среди солдат, Россия до костей прочувствовала в 1917 году во время штурма Зимнего дворца.
Профессора также не обрадовались такому положению дел. Оставаясь настоящими учеными, они ратовали за развитие высшего образования, но у них мало что получалось. Множество проектов так и кануло в лету — либеральная профессура не имела своей трибуны в обществе, за исключением некоторых малочисленных периодических изданий, а ходить с красными флагами по улицам и петь марсельезу они не могли в силу своего положения и убеждений. Стоит отметить, что многие из них, имевшие связи в «верхах» (а профессор в дореволюционной России был очень уважаемым человеком, в отличие и от советского, и, тем более, нашего времени. Правда, за некоторые крамольные идеи и длинный язык можно было запросто лишиться профессорской кафедры, но не в этом суть), делали все от них зависящее, чтобы облегчить судьбу своих не в меру разговорчивых воспитанников. Будучи людьми воспитанными и благородными, это никогда не афишировалось, — а студенты по русской привычке обвиняли их в полнейшем бездействии.
Стоит вспомнить, что начиная с 1899 года в России начался тяжелый экономический кризис — становясь капиталистической страной, империя сполна почувствовала все прелести зависимости от мировой экономики. Положение студентов еще более ухудшилось, недовольство выросло, а тут еще подоспело правительство со своими превентивными мерами. Ситуация стала взрывоопасной.
Студенчество по политическим взглядам было далеко неоднородным: большинству молодых людей борьба против самодержавия была совершенно безразлична. Единственное, в чем они могли поддержать своих активных товарищей — это в вопросе оплаты обучения и в вопросе создания нормальных условий для учебы, ликвидации полушпионской инспекции. Никому не хотелось ходить в университет как в армейскую часть. Была обособленная и довольно многочисленная группа молодежи — консерваторы или «благонадежные». Многие из них «сотрудничали» с инспекцией, но часто за этим скрывался обычный материальный фактор. И, наконец, третья группа — это те самые радикальные «элементы», многие из которых поехали служить или были депортированы в сибирские города. Эта своеобразная корпорация чрезмерно активных молодых людей, которые всю свою энергию направляли на борьбу: сначала — на борьбу за академическую автономию университетов, затем — на борьбу за основные права и свободы, а в итоге — на борьбу против самодержавия. Приложили здесь свою руку и Ленин сотоварищи, правда не такую значительную, как они впоследствии заявляли.
Вот
Правительство, как и надо было ожидать, с яростью напало на студентов, беспощадно и без всякого разбора преследуя и виновных, и невиновных. Студентов сотнями стали приговаривать в тюрьму, ссылать в Сибирь. Произошли небывалые в истории студенческого движения явления: массовые сидки в тюрьмах и ссылки в Сибирь студентов «за беспорядки». Особенно свирепо расправились с московскими студентами: около семисот человек из них было подвергнуто наказанию, их них более ста чел. сослано в Восточную Сибирь, не исключая и Якутской области., остальные приговорены к тюремному заключению от
Лалаянц И.Х. Отправка студентов в Сибирь. М.,1902.
Учитывая то, что все-таки большинство студентов были довольно пассивно настроено, возникает вопрос: что же произошло и почему студентов стали хватать всех без разбора? Здесь сыграл свою роль фактор «мистического коллективизма», как его назвал профессор Зелинский. Впрочем, об этом чуть позже.
На
Все могло продолжаться в том же духе довольно продолжительное время, если бы русское правительство не совершило классическую роковую ошибку кризисного времени: «маленькая победоносная война» с дикой, как ее называли практически во всех газетах, Японией обернулась жесточайшим поражением. Предреволюционное состояние общества, усугубленное продолжающимся экономическим кризисом, вылилось в печально известный 1905 год, в котором студенты сыграли далеко не последнюю роль. Революционный Veltverbesserung восстал в умах студентов как птица Феникс.
После расстрела демонстрации в Петербурге в январе 1905 года, студенты стали играть очень немаловажную роль в революционном, или, как его тогда называли, «освободительном» движении. У многих из них была жажда свободы, жажда деятельности и немаловажный фактор — время. У студентов было свободное время ходить по улицам с флагами, строить баррикады и распевать лихие студенческие песни.
Университетам отчасти повезло — напуганное правительство и вконец заклеванный и нерешительный император прогнулись — и высшим учебным заведениям была предоставлена широкая автономия. Собственно, то, ради чего студенты и боролись долгое время. Но палка эта была, как водится, о двух концах и второй ее конец очень сильно ударил и по студентам, и по профессорам, и по университетам, и по престижу высшего образования в целом. Университеты превратились в огромные революционные трибуны. Администрация даже не смогла организовать надежную охрану — и в университеты хлынула масса людей без определенных занятий, но с определенной целью — двигать революцию. Таких людей гениально много десятилетий спустя показали в фильме «Собачье сердце» — помните, Швондер и его помощники?
Общество, разделенное в политических взглядах и кровных интересах, исключительно болезненно восприняло все происходящее.
Так началась неделя «студенческих погромов» в Москве. Пожалуй, октябрь 1905 года — самая черная страница истории высшего образования в России. 17 октября 1905 года царь издал знаменитый манифест, согласно которому всем подданным гарантировались основные права и свободы, учреждался представительный законодательный орган — Государственная Дума — и т.д. Судя по всему, консервативными кругами готовился также проект реализации «гнева народного», мести либералам, продавшимся иноземному «чужебесию». Обычно в исторической литературе упоминаются так называемые «еврейские погромы», и они затмевают своим размахом затмевают погромы «студенческие», прокатившиеся только по Москве. Однако именно в октябре 1905 года на рядовых студентов всей своей тяжестью и обрушилась палка университетской автономии.
Как известно, анархический дух в России очень силен, и метод коллективного избиения некоей жертвы, повинной во всех смертных грехах, придуман совсем не современными скинхедами. Главное в России — чтобы месть и гнев были освящены властью, а в то время, — еще и церковью. Что было незамедлительно сделано сразу же после опубликования манифеста 17 октября. Церковные служители, официальные лица городских администраций недвусмысленно указывали на рассадников государственной крамолы. После чего толпы «опричников» разбивались на группки и шли отлавливать «студентишек» для серьезного разговора. Надо сказать, что студенты до революции были не лыком шиты, и могли смело вступить в дискуссию с целой толпой, настроенной против них. Равно как и носить за пазухой револьвер. Но, к сожалению, численный перевес был явно не в их пользу, да и, как уже отмечалось, большинство из них были настроены совершенно индифферентно и не имели никакого отношения к революционным событиям.
Что же случилось в Москве? Так описывали газеты наиболее жуткие случаи студенческих погромов:
Продал дорого свою жизнь студент Лопатин, которого толпа сбросила с моста в реку. Одного этого убийства было бы достаточно, чтобы назвать день, в который оно было совершено «днем ужаса и позора для Москвы».
Толпа с национальными флагами и царским портретом шла со специального разрешения генерал-губернатора Дубасова, который только что держал к ней речь с балкона своего дома. Встретив близ Каменного моста студента, ехавшего на извоз%ADчике, «толпа стащила его, он защищался, сделал три выстрела, которыми одного убил, двух ранил. Толпе удалось схватить студента. Свалив, его стали бить со всех сторон ногами. Надругавшись над окровавленной уже жертвой, один из толпы произ%ADвел в него три выстрела; почти вся толпа бросилась бежать, но была удержана руко%ADводителями, которые крикнули, что стреляют сами. После произведенных выстрелов студент был все еще жив и стонал. Озверевшая толпа продолжала его избивать еще некоторое время, после чего, взяв его за руки потащила по мостовой головой вниз при криках «ура». Дотащив до середины моста, она бросила его в реку…. Студент, упав в воду, был еще жив и несколько раз поднимал голову вверх, но когда доплыл до плотомойни около моста, было видно лишь его одежду. Толпа сошла вниз по спуску и начала бросать в утопавшего камни и поленья и этими ударами подбила его под плотомойню, после чего жертва уже не показывалась…
Н. Я. Лопатин был сын купца, студент
Русские ведомости. 1905. № 279.
Разумеется, что ни одного дела, ни против убийц-черносотенцев, ни против патриотической прессы, ни тем более против полиции, казаков и бездействующих властей, начато не было. Да и не могло быть таких дел в принципе.
А вот еще случай, произошедший прямо напротив здания Московского университета:
В «Московских ведомостях» сообщалось, что студент, на тужурке которого была найдена книжка с талонами студенческой столовой на имя студента Бориса Виноградова, был убит около манежа, когда нес бомбы. На самом деле, по показанию свидетелей, убийство этого студента, который оказался не Виноградовым, а Цехановским, совершенно при следующих обстоятельствах. Когда он ехал на извозчике близ Моховой, его окружили солдаты и при обыске нашли у него револьвер, поволокли к манежу, при входе в который один из солдат ударил студента по шее шашкой и отрубил голову. Свидетелями были между прочим университетские служители.
Кольцов Н.К. Памяти павших. Жертвы из среды московского студенчества в октябрьские и декабрьские дни. М., 1906.
И все это происходило в то время, когда император, преисполнившись «великой и тяжкой скорбью», обязал правительство «даровать населению незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний и союзов». Некоторые очевидцы происходящего, кому посчастливилось убежать от разъяренной толпы, в газетных публикациях прямо рекомендовали всем студентам в эти дни не одевать мундиров, — поскольку избивали и убивали всех студентов без разбора, включая девушек. Всего во время октябрьских революционных и контрреволюционных беспорядков их погибло несколько десятков студентов.
В двадцатых числах волна погромов внезапно сошла на нет. Постепенно жизнь вошла в нормальную колею. Студенты вновь стали посещать лекции, университеты открылись, профессора заняли свои кафедры. Но октябрьские дни 1905 года еще долго оставались в памяти всех, связанных с российским высшим образованием.
Никита Красножен
