Существуют ли трудные дети?

«Я из тех мам, которые на улице бегут за ребенком с криком «Осторожно!», сгорают со стыда оттого, что он опять не давал спать другим детям во время тихого часа, взрываются, когда приходится по десять раз повторять одно и то же и все без толку. Я мать, лишенная собственного достоинства», — 32-летняя Лора рассказывает это со смехом, но видно, что и ей, и ее мужу на самом деле тяжело.

Их сын, сейчас уже пятилетний, перевернул жизнь родителей вверх тормашками. Чувство вины, ссоры, постоянная усталость угрожают нарушить семейное согласие. Лора признается, что иногда видит в любимом ребенке «врага»: «Мне начинает казаться, что он поглотит меня целиком».

Сколько еще родителей чувствуют себя беспомощными, потому что ребенок кажется им неуправляемым?

Кто-то считает себя жертвой маленького домашнего тирана, кто-то изумляется, что методы воспитания, которые отлично работали с первым ребенком, совершенно бесполезны со вторым. Слишком непоседливый, слишком непослушный, дерзкий, капризный, нелюдимый — у каждой пары свой перечень претензий к природе, характеру ребенка, к себе самим…

Когда мы планируем завести ребенка и ждем его появления на свет, мы вольно или невольно фантазируем о том, каким он будет, каким мы хотим его видеть. У кого-то это ясный образ, прописанный до деталей, вплоть до цвета глаз и роста, у кого-то смутный, неоформленный. Наши желания и мечты так же неповторимы, как мы сами. Но нельзя вообразить, что кто-то из нас мечтает о трудном ребенке.

Когда реальность очевидно не совпадает с придуманным красивым, а то и просто гламурным, образом, выдержать это могут не все. «У многих родителей есть представление, что ребенок должен быть спокойным, удобным, благодарным, — рассказывает детский психолог Елена Морозова. — Тут надо разочаровать родителей: очень редко то, что они себе придумали, сбывается. Реальный, живой ребенок все равно таким не будет. Но это не значит, что он хуже того, которого они себе придумали».

Нам может быть трудно принять сам факт, что ребенок — другой, совершенно непохожий на нас. Ведь он же плоть от плоти, он «должен» быть нашим продолжением — откуда в нем эти чужие, а то и чуждые черты характера? Как это может быть — родной по крови, но незнакомец?

«Матери или отцу бывает сложно понимать ребенка, когда они сильно расходятся с ним психологически, например, если у них совсем разные темпераменты, когда они не совпадают по темповым характеристикам, — продолжает Елена Морозова. — Например, мать активная, быстрая, успешная, а ребенок медлительный, нерасторопный, застенчивый. Родителей это раздражает, сбивает с толку, и ребенок будет казаться им трудным».

Раз мы заговорили о врожденных особенностях, логично задаться вопросом: трудные дети — они такие от природы? «Можно говорить о врожденных свойствах нервной системы, от которых зависят процессы возбуждения и торможения, — объясняет возрастной психолог Татьяна Бедник. — Есть еще сенсорные особенности восприятия окружающего мира.

Помимо всем известных пяти чувств есть, например, еще мышечно-суставное чувство, способность ощущать свою позу, координировать движения. Если у ребенка оно ослаблено, он ни минуты не сидит на месте. Движение ему необходимо как стимуляция, просто чтобы почувствовать свое тело, руки-ноги».

Родителей и бабушек такой перпетуум-мобиле порой доводит до исступления. Они не догадываются, что проблему, скорей всего, можно смягчить с помощью зарядки, массажа. Татьяна Бедник приводит и другие примеры.

Родители переживают, что ребенок труслив — но у него, возможно, пока не очень хорошо развит вестибулярный аппарат, из-за этого он чувствует себя неуверенно и всего опасается, его не заставишь полезть на горку, ему сложно перешагнуть через какой-то предмет, его укачивает в машине.

А ребенок с тактильной гиперчувствительностью может часто капризничать и злиться просто потому, что контакт с одеждой, которого мы даже не замечаем, его сильно раздражает. Он не хочет играть с детьми, ему трудно с ними общаться, поскольку он неосознанно боится чужого прикосновения.

Марк не может забыть один эпизод, связанный с его шестилетней дочерью Сабиной: «В тот вечер у нас были гости. Она все бегала, как заведенная, вокруг накрытого стола, потом зацепилась ногами за ковер, невольно ухватилась за скатерть — и скинула на пол все, что было на столе.

От стыда перед друзьями я потерял самообладание и заорал на нее, хотя раньше так не делал. Она так испугалась, что начала раскачиваться взад и вперед, заткнув уши и напевая что-то себе под нос. Гораздо позже, после нескольких сеансов терапии, она рассказала мне, что очень боялась умереть. Я до сих пор злюсь на себя».

И это не такой редкий случай. По наблюдениям психоаналитика Марики Бержес-Бун, зачастую именно страх смерти заставляет возбужденного ребенка скакать туда-сюда.

«Своим безостановочным движением он стремится показать, что жив. Иногда это можно объяснить тем, что он родился после мертворожденного ребенка, или тем, что в семье был траур. Как бы то ни было, когда я разговариваю с детьми о смерти и спрашиваю их, связана ли их постоянная беготня со страхом смерти, все тут же отвечают: «Да».

Но есть у «трудного» ребенка такой страх или нет, ему в любом случае живется нелегко. «Я часто объясняю родителям, особенно подростков: вам трудно, но поймите — ребенку сложнее во сто крат, — рассказывает Елена Морозова. — Он еще не взрослый, не такой разумный и стрессоустойчивый, как вы, у него нет вашего опыта, чтобы справиться со своими переживаниями. Вам кажется, что вы его жертва. На самом деле жертва и страдалец он сам».

Если ситуация полностью вышла из-под контроля и родители не видят возможности ее исправить, лучше обратиться к психологу, «чтобы не доводить детей до отчаяния, не превращать дом в поле битвы, где каждая сторона сражается до последнего патрона».

Пытаясь разобраться, что происходит с Сабиной, Марк решил, что у дочери гиперактивность.

«Я стал искать информацию в интернете и нашел опросник Коннорса, который применяется для диагностики синдрома дефицита внимания в сочетании с гиперактивностью. Принес результаты детскому психиатру, но он убедил меня, что я ошибаюсь. Мы начали семейную психотерапию, и отношения в семье стали спокойней».

Марк не одинок в своих заблуждениях. Наши эксперты подтверждают: немало родителей, зайдя в тупик, приходят к ним с вопросом, не больной ли у них ребенок. «Помню, одна мать-педагог отчаянно добивалась диагноза: аутизм, шизофрения, синдром Аспергера, что угодно! — говорит Елена Морозова. — На самом деле она не могла смириться с тем, что с чужими детьми работать может, а со своим трехлетним, совершенно здоровым ребенком найти общий язык не умеет».

Другой камень преткновения — неоправданные ожидания родителей.

«Например, приводят ко мне ребенка: сделайте с ним что-нибудь, во время занятий с логопедом он не может сидеть за столом! — вспоминает Татьяна Бедник. — Еще бы он мог, ведь ему всего-то два года! Можно назвать это адекватным восприятием? Родители часто даже представления не имеют о возрастных особенностях детей».

Плохую службу может сослужить и постоянная оглядка на других детей, на некие образцы, реальные или придуманные, до которых ребенок якобы недотягивает. Из этого ряда и стереотипное представление о том, что хороший ребенок — это послушный ребенок. «На самом-то деле хорошего тут мало, — уверяет Татьяна Бедник. — Либо он уже задавлен, либо с раннего детства старается угодить взрослым».

Но ведь ребенку жизненно необходимо пройти этапы негативизма, чтобы заявить о себе как личности, научиться отстаивать себя, свою точку зрения, позицию.

Тем, кто считает своего ребенка трудным, часто кажется, что он делает что-то им назло. Но, как подчеркивает Елена Морозова, дети редко делают что-то, желая причинить вред родителям или себе — разве что отношения у них уже совершенно искажены. Скорей всего, ребенок еще не умеет контролировать себя, свои действия и поступки или справляться со своим темпераментом.

Словом, чего обычно не хватает родителям трудных детей, так это понимания. Идеальные образы, мифы, клише, готовые схемы часто заслоняют от них реального ребенка — уникального и сложного.

«К сожалению, я часто вижу, что родителям ребенок, такой, какой он есть, не очень интересен, — констатирует Елена Морозова. — Многие вообще не говорят с детьми по-настоящему. Меня это очень тревожит. Ведь ребенка нужно учить говорить о своих чувствах, анализировать то, что с ним происходит, прогнозировать свои действия. Тогда в будущем он будет выбирать более разумные стратегии».

Трудному ребенку особенно необходимы границы и правила. Но установить их родителям становится все труднее.

Место ребенка в семье изменилось. Еще несколько десятилетий назад мало кому приходило в голову интересоваться, что он думает о школе, в которую будет ходить, когда он сегодня будет ужинать и что именно хочет есть. Жизнь и быт были суровыми, и в семье чаще всего была строгая иерархия. Родитель заявлял: «Как я сказал, так и будет».

Теперь ребенок стал главным. Родители всеми силами стараются уйти от авторитарного стиля воспитания, который помнят с детства, и быть как можно более демократичными. При этом маятник качнулся в другую сторону. Зачастую мы не можем принять решение, не спросив мнения ребенка, четко не объяснив ему, что, как и почему.

«Ребенку порой предоставляют возможность выбирать даже в вопросах, не требующих обсуждения, — восклицает Татьяна Бедник. — Например, у него что-то болит, но он не хочет идти к врачу. И родители соглашаются, «уважая его выбор». А ведь это они несут ответственность за его жизнь, здоровье, безопасность, образование!

Как будет ощущать себя ребенок, когда ему дается столько власти, столько прав при отсутствии опыта и знаний? Конечно, он чувствует себя потерянным, ему будет тревожно и неуютно, у него нет границ, которые дают чувство защищенности».

Иногда родители и вообще взрослые путают авторитарность и авторитетность, последняя предполагает твердость и последовательность. «У родителя должен быть ясный свод необходимых, с его точки зрения, правил, — размышляет Елена Морозова. — Пусть их немного — пять, десять, — но они должны выполняться неукоснительно.

Для маленьких это может быть правило не трогать розетки, для подростка — приходить домой к определенному часу, а если почему-то задерживается, позвонить и предупредить. А все, что за рамками этого, уже может решаться более гибко».

Тогда ребенок получает и определенную свободу, и, с другой стороны, границы, обеспечивающие его безопасность.

Трудный ребенок — интересный ребенок, считают наши эксперты. Как минимум он нестандартный. К тому же такие дети часто бывают очень содержательными, творчески одаренными. Их воспитание — по-настоящему творческая задача. Решая ее, мы развиваем в себе особые качества: чуткость, гибкость, готовность экспериментировать, умение замечать успехи и понимать, за счет чего они достигнуты.

У нас есть поистине волшебный инструмент, чтобы воздействовать на ребенка и вести с ним диалог, — это игра.

Возрастной психолог Татьяна Бедник рекомендует использовать ее везде и в любое время: «С помощью игры можно преодолеть практически все трудности, возникающие у ребенка: он может научиться контролировать свое поведение, справляться с застенчивостью и такими неприятными чувствами, как гнев и страх, с уважением относиться к сверстникам и взрослым, поддерживать дружеские и теплые взаимоотношения».

Для умения контролировать себя хороши любые подвижные игры со сменой темпа движений или с внезапной остановкой по сигналу.

Чтобы побороть импульсивность, полезно играть в «Да и нет не говорите, черный с белым не берите».

Любые сюжетные игры помогут ребенку проиграть свои чувства и справиться с агрессией — при условии, что в игре на символическом уровне допустимы все действия: персонажей можно сожрать, уничтожить...

Игры типа «Море волнуется раз» подойдут для развития моторики, «Джангл спид» — для развития слухового и визуального внимания. Кроме того, напоминает Татьяна Бедник, совместные игры с детьми и подростками могут улучшить взаимопонимание между ребенком и родителями.