Ушёл свидетель эпохи. 1919–2017. Он родился, когда на Украине шла Гражданская война, и умер, когда на Украине идёт Гражданская война. Трагическая эпоха.
Гранин — не безмолвная покорная жертва времени и обстоятельств, а боец, который сперва воевал, потом написал. Воевали миллионы, а из тех, кто выжил, очень немногие решились честно написать.
У большинства настоящих писателей книги важнее их личной судьбы. «Гамлета» ставят 400 лет, а личная жизнь Шекспира не имеет значения. Романы Достоевского покорили весь мир, а подробности биографии…
Судьба Гранина больше, чем его романы. Главным событием стала для него Ленинградская блокада. Главным произведением — «Блокадная книга» (вместе с Алесем Адамовичем). Главной речью — выступление с трибуны парламента Германии в январе 2014.
Сорокаминутная речь потрясла весь мир. Вот отрывки.
«…Первые же дни войны меня и многих моих товарищей жестоко отрезвили. Нас разбомбили, когда наш эшелон только прибыл на линию фронта. И с тех пор мы испытывали одно поражение за другим. Бежали, отступали, опять бежали. И наконец где-то в середине сентября мой полк сдал город Пушкин и мы отошли за черту города. Фронт рухнул. И началась блокада…
...За двадцать пять дней декабря умерли 40 тысяч человек. В феврале ежедневно умирало от голода по три с половиной тысячи человек. В дневниках того времени люди писали: «Господи, дожить бы до травы». Всего от голода умерло более одного миллиона человек. Маршал Жуков в своих воспоминаниях пишет, что умерли 1 миллион 200 тысяч человек. Смерть начала участвовать безмолвно и тихо в войне, заставляя этот город сдаться…
...Спустя 35 лет после войны мы с белорусским писателем Адамовичем начали опрашивать уцелевших блокадников. Спрашивали, как они выживали, что творилось с ними во время блокады. Там были поразительные, беспощадные откровения. У матери умирает ребёнок. Ему было три года. Мать кладёт труп между окон, это зима… И каждый день отрезает по кусочку, чтобы накормить дочь. Спасти хотя бы дочь. Дочь не знала подробностей, ей было двенадцать лет. А мать всё знала, не позволила себе умереть и не позволила себе сойти с ума. Дочь эта выросла, и я с ней разговаривал. Тогда она не знала, чем её кормят. А спустя годы узнала…
...Когда мы писали «Блокадную книгу», мы задавались вопросом — как же так, ведь немцы знали о том, что происходит в городе, от перебежчиков, от разведки. Они знали об этом кошмаре, об ужасах не только голода, — от всего, что происходило. Но они продолжали ждать. Ждали 900 дней. Ведь воевать с солдатами — это да, война — это солдатское дело. Но здесь голод воевал вместо солдат.
Я, будучи на переднем крае, долго не мог простить немцев за это. Я возненавидел немцев не только как противников, солдат вермахта, но и как тех, кто вопреки всем законам воинской чести, солдатского достоинства, офицерских традиций уничтожал людей. Я понимал, что война — это всегда грязь, кровь, — любая война… Наша армия несла огромные потери — до трети личного состава. Я долго не решался написать о своей войне. Но всё-таки написал об этом книгу не так давно. Рассказал о том, как я воевал. Зачем я это сделал? Наверно, это было подспудное желание рассказать всем моим погибшим однополчанам, которые погибали, не зная, чем кончится эта война, не зная, будет ли освобождён Ленинград. Я хотел сообщить им, что мы победили. Что они не зря погибли…»
Немцы аплодировали Гранину стоя — президент Гаук, канцлер Меркель, все депутаты. Дома он такого единодушного одобрения не встречал. Один из наших министров-временщиков назвал враньём рассказ Гранина о блокаде; министру не понравилась правда о том, как в блокадном Ленинграде питались партийные вожди: икра, пирожные, балык…
Прокурора в судебном процессе называют «государственный обвинитель». Гранин выступил как человеческий обвинитель. Обвинитель государств от имени людей. Свою главную речь он произнёс в 95 лет. Речь эта обвиняла и гитлеровскую Германию, и советское руководство за одно и то же — за невероятную жестокость.
На этом историческом процессе до сих пор есть адвокаты. Находятся такие и там, и тут. Но они бессильны. Обвинитель Гранин вынес приговор, и обжалован он не будет.
Александр Минкин.
