Свитер от Барышникова
Это было более 25 лет назад. Я тогда работал на Маяке, в последних известиях, серьезно занимался психологией и еще не преподавал на факультете журналистики МГУ.
Шел первый международный конкурс артистов балета. В Большом театре. Мы, журналисты, люди снисходительно-покровительственные. Особенно если учесть мой тогдашний возраст и возраст моих коллег. Мы были все такие молодые. На каждое выступление лениво отзывались: неплохо, прилично, возможно, пройдет на второй тур, о, нормально... И вдруг...
На сцену выбежал сухощавый, низенького роста, человек-ртуть. Мы все обалдели. Это было настолько чарующе, настолько неожиданно, настолько ново, что журналисты, даже те, которые первый раз вообще смотрели балет (а среди нас были и такие, кто писал о сельском хозяйстве), оказались во власти этого танцора. Интересно, кто это?
Миша из Ленинграда. Фамилия Барышников. Я подошел к нему, представился, я ведь сам ленинградец. Мы поговорили минут 15 и назначили вечером встречу.
Всю ночь мы ходили по Москве. Михаил Барышников рассказывал мне о своем учителе Якобсоне. Говорил о работе в Театре оперы и балета имени Кирова в Ленинграде. Он был полон планов, желаний. Но в то же время он был чуть-чуть, я бы сказал, насторожен ко всему, что происходило у нас, ибо боялся, что его искусство окажется невостребованным.
- Вы не представляете, - говорил он мне, - сколько мучений пришлось пережить мне и моему балетмейстеру, постановщику Якобсону, чтобы попасть на этот конкурс в Москву.
Затем у нас состоялось еще три или четыре встречи. Мы подружились. Миша стал лауреатом конкурса. Когда он уехал в Ленинград, я сделал о нем передачу, написал в МК. Мы обменялись несколькими письмами, часто созванивались...
И вот его приезд в Москву перед отъездом на гастроли за рубеж. Ничего не предвещало изменений в его биографии.
- Как вообще идет жизнь?
- Да все плохо по большому счету. Хотел бы иметь свою школу и понимаю - никто не даст. Хотел бы ставить балеты, но понимаю - не смогу себя пробить. Хотел бы собрать вокруг себя друзей и, может быть, сделать малую группу для выступлений, но... кто мне позволит. Хотя я, - говорил он мне, - секретарь комитета комсомола. И вроде мне должно быть легче, чем другим.
Мы расстались около 5 часов утра. Я пошел провожать его до метро. Жил я тогда у станции Щелковская. На улице было холодно, моросило.
- Слушай, - мы уже перешли на ты, - возьми свитер, тебе будет в нем теплее.
- Да я же уезжаю на гастроли. Когда вернусь?
- Когда вернешься, тогда и вернешься - и отдашь свитер. Или еще лучше: пусть это будет мой подарок тебе.
Миша уехал. А через месяц меня вызвали в компетентные органы.
- Барышников остался за границей. Он изменник Родины. Расскажите, о чем вы говорили с ним накануне его отъезда.
Грустно звучали эти слова. Миша Барышников, который так любил, а я знаю, он любит и сегодня, свою Родину. Он не изменник, он просто не хотел изменить собственному Я. Он хотел, чтобы его искусство оказалось востребованным. И он действительно организовал все, о чем мечталось тогда, в Канаде. Жалко, что не в нашей стране.
А два года назад мой сын был в Лондоне. Вернулся, привез несколько фотографий, показывает одну из них и говорит:
- А это друг Михаила Барышникова. Знаешь, есть такой артист балета?
- Конечно, знаю.
- Ты представляешь, прекрасный человек. Я засиделся у него в Лондоне, было невероятно холодно, и когда он меня провожал, он мне дал свитер, старенький такой. Да вот он...
- Ну! Знаменитый свитер!
- Чем же?
- А это свитер Михаила Барышникова.
Оказывается, человек, к которому заходил в гости мой сын, был в свою очередь в Канаде в гостях у Барышникова. Холодно, и Михаил дал приятелю свитер. А тот через какое-то время дал свитер моему сыну. Сын привез его в Москву.
Я рад, что мой свитер когда-то согрел Барышникова, я рад, что этот свитер согрел друга Барышникова, я рад, что этот свитер согрел моего сына. Но самое главное - сегодня, когда о Барышникове можно говорить, сегодня, когда показывают по телевидению пленки с его выступлениями, нас согревает искусство этого великолепного танцора.
