Российские археологи приступили к раскопкам древнейших поселений на юге Ирака. Совместная российско-иракская комплексная экспедиция начала работу, несмотря на эпидемию коронавируса, длящийся уже полгода правительственный кризис в этой стране, сопровождающийся массовыми протестами и гибелью сотен людей, развернувшееся здесь противостояние США и Ирана. Чем важна эта миссия и стоило ли торопиться именно сейчас, корреспонденту “Ъ” Марианне Беленькой рассказал руководитель экспедиции — научный сотрудник Института восточных рукописей РАН Алексей Янковский-Дьяконов.
Кризис вокруг коронавирусной инфекции напомнил нам, насколько важны для человека нематериальные ценности, то, в чем проявляется величие духа или, наоборот, сила страха. Кому, как не историкам, знать, что человечество пережило сотни эпидемий и других катаклизмов. Сегодня мы задаем тот же вопрос, что и множество предшествовавших нам поколений: как пережить трудные времена и сохранить себя в них? За ответами на эти вопросы российская экспедиция отправилась на юг Ирака в самом начале пандемии, когда ее масштаб и последствия не были очевидны.
На юге Ирака расположены обширные Месопотамские болота — колыбель шумерской, а от нее и нашей с вами цивилизации. Люди жили здесь, по-видимому, с 11-го тысячелетия до н. э. Именно здесь были основаны первые шумерские поселения, а потом и города: телль Уэйли, Эриду, телль Убейд, Ур, Урук, Ларса и многие другие. Некоторым из них, в частности Уру и Уруку, была суждена долгая, многотысячелетняя жизнь. В конце 4-го тысячелетия до н. э. в Уруке появляются первые письменные, вернее, еще пиктографические документы, а примерно к середине 3-го тысячелетия получают распространение клинописные документы, которые мы можем читать.
Иракцы предложили нам для исследования два очень интересных памятника, два телля — так называют холм, образовавшийся на месте покинутого древнего поселения, городище. Первый — это жемчужина юга, единственный сохранившийся сегодня большой город конца старовавилонской эпохи (XIX–XVI века до н. э.). Его местное название — телль Дехайла («потайное, спрятанное место»), древнее название мы пока не знаем. Второй — это маленький телль Ваджеф недалеко от иранской границы. Поселок был небольшой, существовал в 4-м тысячелетии, а может быть, и в 3-м тысячелетии до н. э. Наша экспедиция нашла там фрагменты расписной керамики 4-го тысячелетия музейного качества. Как сказал мой коллега, соруководитель нашей экспедиции Шахмардан Амиров: «Я такого разнообразия орнаментов керамики убейдской, клянусь, не видел!» Ваджеф должен рассказать нам о ранней истории речной равнины, о началах шумерской цивилизации; Дехайла — о конце собственно шумерской истории.
В это время на юге наступил какой-то системный кризис, города почему-то были покинуты, наступила эпоха, которая пока считается «темными веками» в истории Двуречья. Но есть основания полагать, что в Дехайле оставались жители. Может быть, именно в эти «темные века» город был столицей этого края, так называемой страны моря. И возможно, именно в это трудное время здесь, на юге, в соседнем Уруке была написана первая эпическая поэма человечества — «Эпос о Гильгамеше».
Дехайла — большой город, 60 гектаров. Это два московских Кремля по площади.
Дехайлу активно грабили в разные эпохи: жители окрестных деревень разобрали на свои постройки ее стены из обожженного кирпича, а с 1991 года и до наших дней продолжается разграбление кладбищенского и храмового участка. Согласно договору с иракским Директоратом древностей и наследия, российская сторона взяла на себя ответственность за охрану этого памятника мировой истории. Это хороший повод для России начать наконец использовать ресурс культурной дипломатии на Ближнем Востоке. Этот ресурс очень велик, но Россия пока не привыкла к его широкому применению.
Кроме того, так вышло, что Дехайла расположена в районе нефтяного месторождения Эриду, где в настоящее время компания ЛУКОЙЛ проводит геологоразведочные работы. Работники этой компании в Ираке присматриваются к нам с интересом, и разумеется, мы надеемся на долговременное сотрудничество: у российского бизнеса в Ираке есть не только профильные задачи, но и социальная ответственность. Культура и история иракцев — это их достоинство, а достоинство на Востоке ценится дороже денег.
Сегодня мы снова видим, как хрупка жизнь. А историческое наследие, которое нам досталось, стремительно исчезает. Войны, грабежи, плановое строительство стирают нашу память. Работая в чужой стране, мы противостоим попыткам уничтожить человеческую память и лишить нас будущего.
Я вырос в семье ассириологов, то есть людей, которые умеют читать древнюю клинопись. Разную клинопись, не только ассирийскую (и вообще шумеро-аккадскую); еще эламскую, угаритскую, хурритскую, урартскую, хеттскую, древнеперсидскую. Весь древний Ближний Восток с 3-го тысячелетия до н. э. и по первый век н. э. так или иначе связан с клинописной традицией. Поэтому проблемы людей этого региона для меня никогда не были чужими — проблемы как древние, так и современные, потому что история всегда присутствует в настоящем. Соответственно, имя Рауфа Мунчаева, который руководил работой на севере Ирака первой советской экспедиции в Месопотамии в 1968–1980 годах, звучало у нас дома не раз. Она была организована Институтом археологии АН СССР и добилась выдающихся результатов. Находки, сделанные экспедицией, вошли в культурную сокровищницу Ирака, они экспонируются в музеях Багдада и Мосула, а также составляют основу Переднеазиатской археологической коллекции Государственного музея изобразительных искусств им. А. С. Пушкина.
Идея возвращения российских археологов в Ирак появилась в 2013 году, когда меня пригласили сделать выставку в Брюсселе и я предложил посвятить ее событиям в Иракском национальном музее. Как многие знают, он был разграблен в апреле 2003 года во время американского вторжения в Ирак.
В ходе работы мне удалось съездить в США и встретиться с руководителем расследования грабежа заместителем главного прокурора Нью-Йорка Мэтью Богданосом и руководителем раскопок в Ниппуре Макгайром Гибсоном, также побывавшим в Багдаде весной 2003 года. Вопреки распространенному мнению американцы не были непосредственно причастны к самому грабежу; правда, они и не пытались защитить музей. Очень быстро стало понятно, что разграбление музея лишь капля в море тех бедствий, которые обрушились на иракскую культуру.
Была уничтожена значительная часть собраний национальной библиотеки и архивов, разгромлены университетские библиотеки, сожжен «Дом мудрости» — еще одна библиотека, традиции которой шли еще от средневековых собраний Харуна ар-Рашида.
Ирано-иракская война (1980–1988), вторжение Саддама Хусейна в Кувейт в 1991 году, десятки тысяч самолето-вылетов антииракской коалиции против объектов гражданской инфраструктуры: электростанций, мостов, дорог, заводов. А также многолетние санкции, направленные на словах против режима Саддама Хусейна, а на деле удушившие иракскую экономику,— все это надолго превратило некогда индустриально развитую, богатую страну в инвалида, неспособного поддерживать себя самостоятельно.
Беда пришла и на Месопотамские болота. На протяжении тысячелетий эта территория размером с небольшое государство была убежищем для беглых рабов, диссидентов, всяких вольных людей. В годы ирано-иракской войны там шли тяжелые бои и скрывались проиранские партизаны; потом — вооруженные отряды повстанцев. Саддам Хусейн попытался «окончательно решить» эту проблему. Несмотря на блокаду и нищету в стране, были организованы круглосуточные работы по строительству дамб и каналов, чтобы отвести воды Тигра и Евфрата в море и не дать им питать болота.
Это привело к экологической и социальной катастрофе. Сотни тысяч обездоленных людей были вынуждены покинуть родные места. Многие из них, не имея средств к существованию, принялись грабить археологические памятники. «Народная археология» приобрела громадный размах; сотни памятников (некоторые из них в десятки и даже сотни гектаров площадью) были разрыты, а некоторые древние города безвозвратно уничтожены. Американская экспедиция под руководством археолога Элизабет Стоун смогла провести три сезона исследований древнего города Машкан-Шапир за месяц до начала войны в Кувейте. Затем памятник был полностью уничтожен грабителями, и все, что мы знаем о Машкан-Шапире, большом и очень важном для историков городе 2-го тысячелетия до н. э.,— это только результаты американской экспедиции. «Дальнейшее — молчанье». Памятника больше не существует.
С Элизабет Стоун и другими будущими коллегами нас свела работа над брюссельской выставкой. Это круг людей, кто в условиях военного времени, иногда рискуя жизнью, боролся за сохранение иракского и нашего с вами общего, мирового культурного наследия. Среди них и иракцы, и американцы, и европейцы. «Считайте нас своей семьей, пока вы здесь»,— сказала мне руководитель британской экспедиции Джейн Мун при первой нашей встрече на археологической базе в Уре, откуда мы ведем этот рассказ. Из многих имен назову тех, с кем больше всего связана наша нынешняя работа: это иракский археолог Абдуламир аль-Хамдани, тогда инспектор древностей провинции Ди-Кар, а ныне министр культуры, туризма и древностей Ирака; писатель, философ и публицист из Насирии Амир Доши, итальянский шумеролог Франко д’Агостино.
Первый разговор об экспедиции с главой иракского Директората древностей состоялся весной 2017 года, во время рекогносцировочной поездки. Но надо было убедиться в правильности выбора памятника и убедить в этом коллег.
В ходе обсуждений проекта в России — а он обсуждался во всех учреждениях, где работают ассириологи и представители смежных профессий,— стало ясно, что программу надо расширить: раскопки должны вестись в комплексе с изучением диалектов, фольклора и природы Болотного края.
Одним из намеченных направлений стало сотрудничество между музеями России и Ирака. Эта расширенная программа была заявлена 2 апреля 2019 года на встрече посла РФ в Ираке Максима Максимова и министра культуры, туризма и древностей Ирака Абдуламира Аль-Хамдани, а в ноябре мы уже получили разрешение на раскопки.
Наш проект по сохранению исторических памятников юга Ирака и восстановлению его культурно-образовательной среды — часть работы целого международного сообщества, начало которому положили Абдуламир аль-Хамдани, Амир Доши, Франко д’Агостино, Элизабет Стоун и другие коллеги.
Проект получил название «Российско-иракская комплексная экспедиция» (РИКЭ), в традициях памятной многим СОЙКЭ, советско-йеменской комплексной экспедиции, в которой работали такие известные ученые, как историк Петр Грязневич, генеральный директор Государственного Эрмитажа академик Михаил Пиотровский и научный руководитель Института востоковедения РАН академик Виталий Наумкин.
Соруководитель нашей экспедиции, ведущий научный сотрудник Института археологии РАН Шахмардан Амиров, ученик и коллега Рауфа Мунчаева, проработал вместе с ним 22 полевых сезона в Сирии, куда Месопотамская экспедиция перенесла свои исследования после начала ирано-иракской войны. Так что наша экспедиция также прямая наследница Первой Месопотамской.
Подписание нашего договора происходило в дни, когда в Багдаде в самом разгаре были акции протеста. Многие дороги были перекрыты, и я ходил в Министерство культуры и в Директорат древностей пешком с другого берега Тигра.
Провожатым моим был наш дорогой друг Мунтадар Маджид. В 2017 году он поступил в магистратуру в РГГУ и спрашивал меня, почему русские до сих пор не копают в Ираке. Я отвечал ему: почему не копают? Вот мы и будем копать. Мне радостно видеть, как этот молодой человек растет на наших глазах — в нашем пробном сезоне он проявил себя спокойным, уверенным профессионалом, умеющим отстаивать свою точку зрения. Уверен, что у нас будут и другие иракские студенты, магистранты и аспиранты. Многим из них по разным причинам нелегко в России; надо постараться, чтобы в нашей стране было такое же сердечное отношение к ним, какое мы видим по отношению к себе в Ираке.
В этом году мы провели первый, тестовый сезон на большем из наших двух памятников. Мы запланировали то, с чего обычно сейчас начинают археологи: прежде чем копать, сделать неразрушающую геофизическую разведку, посмотреть сквозь землю — современные технологии это отчасти позволяют. К сожалению, после убийства в январе нынешнего года одного из командиров иранского Корпуса стражей исламской революции Касема Сулеймани и последующих событий, в обстановке продолжающихся протестов и политического кризиса руководство немецкого университета не разрешило своим сотрудникам поехать в Ирак. Наши немецкие коллеги очень ждут возможности вернуться в следующем сезоне.
Иракцы очень серьезно отнеслись к нашей безопасности, как и к безопасности других иностранных археологов. С момента, как в 2011–2012 годах здесь появились экспедиции Франко д’Агостино и Элизабет Стоун, и до сих пор никаких инцидентов с иностранными археологами не происходило.
Причем дело не только в официальной охране, которую осуществляют археологическая полиция и другие силовые службы, но и в неформальной поддержке, которая в Ираке очень важна. Археологи нужны Ираку, и мы ездим сюда со спокойным сердцем.
Не смог к нам приехать и другой зарубежный участник нашей экспедиции, керамист Дэниел Кальдербанк из Университета Глазго. Для месопотамской археологии керамист — это ключевая фигура, так как битые горшки, которыми усеяны телли (городища), дают весьма точную информацию о датировке разных слоев памятника.
Наш сезон 2020 года — пробный, его задачей было проверить правильность принятых решений, в первую очередь организационных, логистических. До сих пор все иностранные экспедиции в южном Ираке жили далеко от своих раскопок, в каком-нибудь близлежащем городке или на стационарной археологической базе в Уре. Конечно, городской дом, интернет, вода, кондиционеры, удобные кровати — это очень приятно. Но наш памятник расположен уж очень далеко от ближайшей базы. Иракцы пошли на беспрецедентный для нынешних условий шаг — разрешили нам жить на памятнике. Без этого наша работа на Дехайле была бы невозможной. Вместе с министром Абдуламиром аль-Хамдани мы приняли новаторское решение — построить там тростниковые домики наподобие древних шумерских жилищ, с которых все здесь начиналось. И эта идея себя полностью оправдала.
Строительство домиков взяли на себя специалисты из «столицы Месопотамских болот» — городка Чибайш, сотрудники организации Nature Iraq, которая занята восстановлением природы и традиций этого края, внесенного в 2016 году в Список всемирного наследия ЮНЕСКО. Руководитель местного отделения Nature Iraq Джасем аль-Асади был в числе тех жителей Болотного края, которые в декабре 2003 года взяли напрокат экскаваторы и начали разрушать дамбы, построенные Саддамом Хусейном, возвращая воду в болота. Экскаваторами дело не обошлось — потребовались многолетние усилия на правительственном уровне. Сейчас значительная часть болот восстановлена. Птицы вернулись на места своих стоянок, и одно из направлений работ нашей комплексной экспедиции связано с изучением болот как отдельного объекта, в том числе его фауны. Этим будут заниматься сотрудники Зоологического института РАН орнитолог Михаил Марковец и энтомолог Андрей Пржиборо под руководством члена-корреспондента РАН орнитолога Никиты Чернецова.
Для организации работ в этом сезоне мы использовали воздушную съемку теллей, которую еще год назад провел руководитель археологического департамента «Энерготранспроекта» Василий Новиков. В результате были получены топографические планы и высотные модели памятников. В первом сезоне нам нужно было выбрать место для шурфов — локальных раскопов, проходящих сквозь все исторические напластования до «материка», геологического основания, на котором строился город. Шурфовка принесла главные сведения этого сезона. В частности, оказалось, что Дехайла гораздо больше пострадала от грабежей, чем мы думали. Но под верхним слоем, нарушенным грабителями, находятся совершенно неповрежденные сырцовые стены, относящиеся к более ранним годам старовавилонской эпохи.
Мы нашли образцы табличной глины — неиспользованные заготовки для клинописных документов. Это говорит о том, что в свое время будут найдены и настоящие таблички.
Получены также важные данные о геоморфологии памятника. В частности, прямо напротив центра города находится выход в древнюю болотную область, которая, по-видимому, непосредственно соседствовала со священным участком, храмом и дворцом.
Нам пришлось преждевременно закончить сезон из-за карантина, который не имел для нас практического смысла, потому что мы жили на памятнике, далеко от всех в пустыне. Сейчас мы живем на стационарной базе в Уре, окруженные дружеской заботой и поддержкой большой семьи Мохсен, члены которой обслуживают базу и археологический музей в Уре. Условия у нас комфортные, еды и воды хватает, работы много, но когда мы вернемся домой, неизвестно. Возможно, нам помогут наши нефтяные компании, которым надо менять вахты, но это произойдет не очень скоро. Мы понимали, что так может получиться, у нас был выбор не ехать в Ирак из опасений, «как бы чего не вышло», сорвать сезон и сидеть в карантине дома. Но мы решили иначе.
Весной 2019 года Министерство иностранных дел РФ поддержало наш проект, а дипломатические представительства России в Ираке — посольство в Багдаде и генконсульство в Басре — постоянно оказывают нам содействие, за что мы сердечно благодарны послу Максиму Максимову, генконсулу РФ в Басре Валерию Поспелову и всем российским дипломатам в Ираке.
Российско-иракская комплексная экспедиция — это коллаборация нескольких академических институтов, учреждений культуры и частных фондов. В работе экспедиции участвуют Институт археологии, Институт восточных рукописей, Институт востоковедения, Зоологический институт (все они относятся к Российской академии наук), Государственный музей изобразительных искусств им. А. С. Пушкина, Центр археологии Института классического Востока и античности НИУ ВШЭ, фонд «Таволга», НИПИИ ЭТ «Энерготранспроект», департамент геофизики Университета Людвига-Максимилиана (Мюнхен, Германия), Университет Глазго. Координатором работы этих учреждений и держателем разрешения на раскопки выступает фонд поддержки культуры, искусства и образования «Александр», он же получает благотворительное финансирование. Наши первые, самые трудные шаги были поддержаны петербургским IT-предпринимателем Сергеем Прудовым, его проектом «Карты времени», и общественным деятелем Владимиром Смирновым.
Марианна Беленькая
