Он — танцор брейк-данса. Выиграл 5-й сезон телевизионного проекта «Минута славы», несколько лет работал в Московском цирке братьев Запашных, нес факел на открытии Паралимпиады, снялся в полнометражном русском хорроре и сейчас готовится открывать свой второй сезон в английском «Цирке ужасов». Неплохая карьера для 28-летнего парня, даже без учета его особенности — у Виктора Кочкина нет ног.
На репетиции.
— Виктор, ваша история — пример удивительной силы воли и твердости духа. Чувствуете себя сейчас мессией в каком-то смысле? Может быть, как Ник Вуйчич.
— Я знаком с Ником. Он прекрасный человек, но я себя не чувствую лекционным мотиватором. Моя стезя — видео. Я стараюсь почти каждый день записывать ролики и выкладывать в Сеть. Это главная задача — мотивировать, дарить улыбки на лицах, в сердцах, в душах. Понимаете, есть много полноценных ребят, которым просто тяжело что-то начать делать. А я стараюсь показывать, что и без ног все можно.
— Кто-то вдохновился вашим примером?
— К счастью, есть такие. Со мной недавно такая показательная история произошла. Буквально 24 июля мы с другом из Вологодской области спускались к морю. Там дорога не самая простая: 800 ступеней вниз и 800 наверх соответственно. То есть за 2,5 часа мы прошли ровно 1600 ступеней. Только он на ногах, а я на руках. На следующий день друг отправился в Керчь, где тоже есть крутой спуск. Только там 432 ступени. Так он познакомился с парнишей, который видел мои ролики и захотел пройти весь путь на руках. Ему, если я не ошибаюсь, лет 20. Попросил маму снять «свой грядущий триумф», но не осилил — спустился только на 10 ступеней. Зато попытался!
— Все ведь началось с брейк-данса. Когда и как он проник в Вологодскую область и захватил вас?
— Я родился в деревне Гряда в 1991 году. Родители от меня отказались еще в роддоме, и до 4 лет я жил в вологодском доме малютки. А позже направили в Пензенскую область в детский дом-интернат для людей с ограниченными возможностями. Это был 1995 год. В 6 лет мы впервые поехали в летний лагерь. Между отрядами, как вы наверняка знаете, проводятся конкурсы и соревнования. Там я увидел, как полноценные ребята танцевали брейк-данс. Они были такие здоровые и красивые. Так что я буквально сразу понял, что хочу попробовать. Вернувшись после смены в интернат, я попытался пробежаться на руках, но сразу рухнул на пол — руки слабые были. Тогда начал качаться: отжиматься, подтягиваться... И где-то через две-три недели у меня все окрепло.
— Брейк — это масса элементов, где важна техника исполнения, чтобы не переломаться. Где вы смотрели, с чего учились?
— Я самоучка. Как чувствовал, так и делал. Иногда смотрел ролики через компьютер в интернате, когда разрешали. Увижу какой-то элемент, а потом пытаюсь его повторить. Где-то через 3 месяца мне удалось сделать первые комбинации: попрыгать на одной руке, перепрыгивать с одной на другую и сделать флай (вращение на полу с расставленными ногами. — МК).
Виктор Кочкин и Ник Вуйчич.
— Сейчас брейк-данс стал частью олимпийской программы. В 2014-м вы сами несли факел Паралимпиады. Если брейк введут в программу паралимпийцев, хотели бы поучаствовать?
— Конечно! Это было бы прекрасно. Но если здоровых танцоров очень много, то среди инвалидов их почти нет. Я сам могу по пальцам пересчитать би-боев (от англ. B-boy — танцор брейк-данса. — «МК») с ограниченными возможностями. По сути, мы с Даниилом Анастасьиным (напарник Виктора по проекту. — «МК») дали толчок этому движению после проекта «Минута славы». До 2010 года никто не танцевал, а сейчас уже человек 5–6 есть. Кстати, в этом же году произошло еще одно знаменательное событие — поездка в Техас на операцию, уже 6-ю в моей жизни.
— Что это была за операция?
— Мне восстанавливали тазобедренные суставы и ставили титановые пластины в коленях. В детстве у меня были неполноценные ноги: от колена до голеностопа — только тоненькая кость. Все остальное: стопы, пятки, пальцы — как у всех. Только они не развивались. Это называется артрогрипоз нижних конечностей, а в 19 их убрали.
— В 2011-м, буквально сразу после шестой операции, состоялся триумф на «Минуте славы», который, по сути, открыл для вас целый мир. Но, как известно, у славы всегда две стороны. Были негативные реакции на вашу победу?
— Были. Многие говорили, что нас жалели. Но я могу вам честно сказать, что мы не за выигрышем шли. Для нас важно было стать мотивацией для людей, а не получить деньги. Хотели просто громко заявить, что отсутствие ног — не причина опускать руки.
— Первый крупный контракт — цирк братьев Запашных, где вы проработали несколько лет. Как это получилось?
— Я тогда вернулся домой в Пензенскую область после Паралимпиады, а 17 марта 2014 года мне позвонил сам Аскольд Запашный. Говорит: «Добрый день. Не хотите ли поработать в цирке братьев Запашных?» А я вообще не знал, с кем разговаривал. Телевизор-то никогда не любил смотреть. У подруги потом спрашиваю: «Кто они такие?» Оказывается, что всемирно известные дрессировщики. Подумал тогда: как круто, что буду с ними работать.
— Начали как танцор или уже как артист цирка?
— Два года работал с брейком. В программе «UFO: Цирк с другой планеты». А в 2016 году стал участвовать в фокусах. Это была уже программа «Заклинатель». Я тогда сидел на манеже за столиком (по сценарию), пока главные герои разыгрывали сценку. Подходит один ко мне: «Я возьму кувшин?». «Да не вопрос», — отвечал я. Затем из кулисы вылетала обезьяна, хватала его, и главные герои тут же мчались с саблями за ней. Финал смекаете? Обезьяна пробегает по мне, сабля якобы обрубает мне ноги и… вот он я! Зал шокирован. Овации. Занавес, как говорится.
— Помимо фокуса вы стали участвовать в других цирковых номерах?
— Со временем появился эквилибр и воздушный номер. Но я с ними не выступал, а просто решил развивать для себя. Первый был воздушный номер на ремнях. Когда я только начал им заниматься, ничего не получалось по одной простой причине — не было противовеса. Но спустя 2 месяца благодаря упорству и характеру мне удалось покорить воздух. В 2016–2017 годах я уже смог профессионально выполнять номер, поставленный совместно с тренером Геннадием Колосовым. Он сам акробат, гимнаст и наездник. Собственно, благодаря его подсказкам и мастерству мне удалось в очередной раз преодолеть себя.
— Если это не коммерческая тайна, почему вы разошлись с Запашными?
— Захотел на себя работать. Они хорошие ребята, очень профессиональные. Просто настала пора двигаться дальше. Я тогда предложил Полине Зинченко, юной акробатке из известной цирковой семьи, сделать парный акробатический дуэт и ушел.
— Как вы попали в английский Circus of Horrors («Цирк ужасов»)?
— В 2017 году меня туда позвал их директор Джон Фейс. А узнал он обо мне от артистов Цирка Вернадского и стал активно зазывать в свой цирк уродов. Я тогда еще работал у Эдгарда с Аскольдом — не мог их подвести и сорвать контракт. Но когда мы разошлись, сразу написал англичанину. Ситуация несколько осложнилась тем, что мы с Полиной планировали делать парный номер. Все лето работали над акробатическими элементами и хореографией. Поэтому когда дело дошло до билетов и визы, я написал директору цирка, что поеду с девушкой.
— И как он воспринял такой поворот?
— Плохо. Джон очень долго упирался, потому что приглашал меня одного. Но я стал настаивать, выслал ему видеоролик нашего номера, и он смилостивился. Только условие поставил — одна зарплата на двоих.
— Ничего себе! Какой вы упертый. Прогнули директора…
— Упертый — не то слово. Я тот еще баран!
— А не смущало само название и формат шоу — «Цирк уродов»? Вы же не урод.
— Не смущало. Что правда, то правда. На самом деле цирк же не уродов, а скорее наоборот — супергероев. У нас есть 50-летний мужчина очень маленького роста. И, несмотря на свою карликовость, он работает в шоу уже 18 лет: глотает битое стекло, открывает глазом бутылки пива…
— Противное зрелище, наверное.
— Это для нас, русских, противное, а для Англии вполне нормальное. Еще там есть прекрасная девушка Анастасия, которая летает на своих же волосах. Их крепят за карабин, и она парит над сценой без рук и ног. А ее муж Хелмут заглатывает мечи. У нас даже Джон Фейс, директор цирка, принимает участие в шоу в свои 63 года. Он любит рок-н-ролл, так что весь спектакль идет под живую музыку.
— Поработав в российском и английском цирках, чувствуете разницу в профессиональном подходе?
— Во-первых, в русском цирке больше отдыхаешь. В Англии мы спали по 4 часа и переезжали на новую точку, как бременские музыканты. Зато в таком темпе объездили 150 городов за 5 месяцев сезона. Для сравнения: на гастролях в Белоруссии с цирком Запашных мы работали только несколько дней, хотя находились там неделю. Но в противовес должен сказать, что русские гораздо усерднее репетируют.
Опять же, те ужасы, которые допустимы для англичан, нельзя показывать в России. Например, в одном из номеров мне бензопилой отпиливают ноги, и кровь льется в зал. Вы вряд ли пойдете такое смотреть или детей приведете. Разве что когда им исполнится 18.
— В Москву приедете с гастролями?
— Нет, к сожалению. Хотя мне рассказывали, что они однажды были в России. Но это было очень давно. Наши такой цирк не поймут.
— Позвольте немного о личном. Несколько лет назад вся страна следила за тем, как вы искали маму, как потом нашли ее. Сейчас поддерживаете отношения?
— Да, поддерживаем. Все хорошо.
— Она видела вас на сцене?
— Да где бы? Она работает в Ухте заслуженным учителем. Мы и так раз в год видимся, когда я летом к ней приезжаю. Зато разом всех вижу: бабулю, теток, племянников, сестер.
— Мне не хотелось бы сильно углубляться в больную для вас тему. Просто задам один уточняющий вопрос. Как ваша мама объяснила свой поступок?
— Врачи уговорили. «Отказывайся. Он будет слабый. До 13 лет не доживет» — все в таком духе. Но благодаря Богу я жив и нашел в себе силы простить маму.
— Как видите свое будущее через несколько лет? Думали сниматься в кино, попробовать себя на сцене?
— В кино я уже успел сняться, и оно, кстати, должно скоро выйти. Это полнометражный фильм ужасов от режиссера Натальи Першиной. Называется «Мертвые ласточки». А я сыграл там кикимору! Очень страшная бабка из меня получилась. Кино — штука утомительная, скажу я вам. У меня был один съемочный день: 10 часов, 3 сцены и куча дублей. Я, конечно, не сдавался и шел вперед, но устал ужасно.
— А если в театр позовут, пойдете?
— Да куда угодно! Моя цель — мотивировать людей, а какими способами — не имеет значения.
