В Софию отправились режиссер Григорий Чухрай, актер Михаил Глузский и я, попавшая в эту компанию благодаря традиционной просьбе организаторов фестивалей и недель кино. Принимающая сторона обычно так и писала: «Просим включить в состав делегации молодую актрису». А в азиатских странах часто добавляли: «Желательно блондинку».
Я очень боялась, что жизнь пройдет как у родителей: работа, дом, встречи с родственниками. Семья жила бедно (хотя тогда считалось, что в Советском Союзе бедных нет), но у меня было хорошее детство, в котором всего хватало, кроме приключений и путешествий. Поэтому выбирая будущую профессию, знала одно: хочу, чтобы благодаря делу, которым стану заниматься, смогла увидеть мир. Особенно тянуло в экзотические страны, прежде всего в Латинскую Америку. Инки, майя, оставившие следы своего пребывания на Земле инопланетяне... А довольствоваться приходилось поездками в подмосковный пионерлагерь и на станцию Семейкино Ворошиловградской области, где жила мамина сестра тетя Клава.
Впервые за границей оказалась в Чехословакии после девятого класса. Наша школа дружила с гимназией имени Эугена Гудерны в городе Нитра. В поездку отбирали двух лучших учеников из класса, и я оказалась одной из них. Заграница в то время была для нас чем-то нереальным — не очень-то верилось, что она вообще существует. Нитра — небольшой промышленный городок с провинциальным укладом. Словацкие сверстники устраивали концерты, приглашали к себе домой, где накрывали красивые вкусные столы. Помню, как в первый вечер нас спросили:
— Что вы будете пить?
И мы с ужасом ответили:
— Кока-колу!
С ужасом! Почему-то были уверены, что от напитка, о котором много слышали, но никогда не пробовали, обязательно опьянеем.
Я подружилась в Нитре с невероятно красивым мальчиком, которого звали Мирослав. Высокий, русоволосый, с огромными синими глазами. А я не считалась красивой девочкой, не была избалована мужским вниманием. И вдруг, вернувшись в Москву, получаю от Мирослава письмо, в котором он пишет, что влюбился с первого взгляда, но не решался об этом сказать. Как же я рыдала из-за упущенной возможности! Порыдав, написала ответ и тут же вообразила себя героиней трагической повести. Пребывала в образе недолго — через пару месяцев роман в письмах заглох. Но синеглазый Мирослав остался в памяти навсегда, потому что для меня это была премьера чувств, насыщенная яркими красками и сильными эмоциями. Удивительно, что даже спустя сорок с лишним лет цвета не поблекли.
Вторая поездка была в ГДР. Студенты четвертого курса ГИТИСа традиционно отправлялись по обмену в Лейпцигскую высшую театральную школу. Мы показывали немецким ребятам свои отрывки, они нам — свои. Свободного времени оставалось немного. В один из дней нас повезли в Дрезден, на экскурсию по знаменитой картинной галерее. И там, стоя перед «Мадонной» Рафаэля, я поймала себя на мысли: «Чего это она такая маленькая и неяркая?» Смотрела долго — ждала, когда обуяет восторг. Не дождалась. И позже в Москве всем рассказывала, что в натуре знаменитая «Мадонна» сильно проигрывает репродукциям на настенных календарях.
Следующей «загранкой» стала Болгария. Поехала в составе труппы «Ленкома», который показывал зрителям братской страны спектакль «Революционный этюд». Ничего веселее и трогательнее, чем эти гастроли, в моей жизни, кажется, не было. На границах городов наши автобусы встречали болгарские пионеры — с горнами, барабанами и песнями. После спектакля мы с местными коллегами в театральном кафе до утра спорили об искусстве, делились забавными историями, хохотали, танцевали до упаду. В конце девяностых — начале двухтысячных не раз ездила в Болгарию на кинофестивали и сталкиваясь с совершенно другим отношением, задавалась вопросом: «Двадцать лет назад их насильно заставляли нас любить, что ли?» Но не будем о грустном...
Целую череду загранпоездок мне обеспечило участие в фильме Юлия Райзмана «Частная жизнь». Картина рассказывала о директоре завода, которого отправили на пенсию и он теперь не знает, как и зачем жить. Главного героя играл Михаил Ульянов, а я — маленькую роль непутевой подружки его сына. Райзман был для меня небожителем, обсуждать указания которого не то что не смела — такая мысль даже в голову не могла прийти. Перед съемками одного из эпизодов он, обращаясь ко мне, сказал: «Душенька, ситуация такая — ночь, хозяин не пришел домой, и все за него очень переживают. Ты просыпаешься от звука открывающейся входной двери и выглядываешь из комнаты посмотреть, что происходит. Спишь ты, конечно, голенькая». «Вообще-то сплю в ночной рубашке», — вертелось у меня на языке, но я его прикусила и, согласно кивнув, разделась. А потом выглянула, показав одну голую грудь. Этот кадр использовали на всех афишах. На первом плане — суровое лицо Ульянова, на втором — я с грудью, внизу — название «Частная жизнь». Большой простор для зрительской фантазии.
Фильм «Частная жизнь» включили в программу Недели советского кино в Болгарии. В Софию отправились режиссер Григорий Наумович Чухрай, актер Михаил Андреевич Глузский и я, попавшая в эту замечательную компанию благодаря традиционной просьбе организаторов фестивалей и недель кино. Принимающая сторона обычно так и писала: «Просим включить в состав делегации молодую актрису». А в азиатских странах часто добавляли: «Желательно блондинку».
В поездку оделась по последней моде: купила у одной манекенщицы самострочный голубой комбинезон, а в Доме моделей на Кузнецком Мосту — тапочки, серебряные. К нынешним фирменным балеткам это корявое произведение сапожного искусства не имело ни малейшего отношения, но какой же крутой я себя в них чувствовала! В Болгарии к нам приставили молодого переводчика, который учился в Москве и очень любил русских. Никакой ночной жизни в Советском Союзе не было, и Петр по моему безумному глазу сразу понял: это то, что мне нужно. Я его ожиданий не обманула. Услышав «Хочешь пойдем?» — неизменно отвечала: «Да! Хочу!» Каждый вечер мы отправлялись то на дискотеку, то в ночной клуб, то на концерт. Спала урывками во время переездов из города в город, сидя на заднем сиденье автомобиля между Чухраем и Глузским. А когда не спала, трещала без умолку про то, какая крутая музыка была в клубе, какие коктейли! Иногда Глузский не выдерживал:
