Статья в 2 частях. 1 часть.
Петр Капица не был диссидентом. Он просто был порядочным и интеллигентным человеком с отвагой в сердце
Вероятно, нет особой надобности представлять выдающегося физика XX века, нобелевского лауреата, академика Петра Леонидовича Капицу (1894-1984). Многие из нас немало слышали и читали о нем еще там, в бывшем Советском Союзе. Но далеко не всем известно о его громадном эпистолярном наследии, в котором особое место занимали письма советским вождям и другим различного ранга деятелям коммунистической верхушки страны. Содержание писем академика Капицы свидетельствует о мужестве высокого человеческого духа в его противостоянии тоталитарному режиму.
ПЕРВОЕ СТОЛКНОВЕНИЕ
Политические процессы конца 20-х - начала 30-х годов прошлого столетия послужили поводом для массовых репрессий против представителей научной элиты, химика Н.П.Горбунова, А.К.Гастева, Н.И.Вавилова, Н.К.Кольцова и других. Немногие решались открыто выступить в защиту жертв террора и насилия. Одним из них был академик И.П.Павлов. В письме Молотову он писал: “Мы жили и живем под неослабным режимом террора и насилия... Пощадите же родину и нас”.
Подобные письма писались И.Павловым вскоре после убийства Кирова и даже в день рождения Сталина. В те страшные и холодные декабрьские дни 1934 г., вспоминали в семейном окружении Петра Леонидовича, академик Павлов, друживший с физиком, сказал ему:
“Когда меня не станет, говорите правду”.
Как завещание воспринял эти слова Петр Леонидович, оставшись верным им всю жизнь. Капица был убежденным сторонником “тихой дипломатии” - тихой и эффективной. В этом он убедился на основании весьма горького личного опыта.
В апреле 1935 г., семь месяцев спустя после того, как советские власти не разрешили ему вернуться в Англию, где он в течение тринадцати лет работал у Резерфорда и где у него были ученики и специально построенная для него лаборатория при Кембриджском университете, в английской и французской печати началась шумная кампания вокруг “похищения” члена Лондонского королевского общества... Первое сообщение для печати сделал Резерфорд. Отклики на это сообщение были опубликованы 24 апреля 1935 г. более чем в 70 газетах страны. 29 апреля газета “Таймс” опубликовала большое письмо Резерфорда под заголовком “Задержание профессора Капицы - потрясение научного мира”. Затем 1 мая в “Таймс” с письмом “Профессор Капица” выступил президент Королевского общества Ф.Г.Хопкинг.
“Действия советского правительства, внезапно прервавшие работы профессора Капицы, неизбежно скажутся на нем пагубно, - писал Резерфорд. - Людям, подобно Капице, отмеченным оригинальностью мышления и воображения, для творческой работы необходима атмосфера полного душевного спокойствия. С точки зрения мировой науки в целом, будет большим несчастьем, если из-за недостатка симпатии или понимания возникнут условия, в которых Капица не сможет дать миру того, на что он способен”.
Письмо Резерфорда было фактически обращено к советскому правительству. Как же реагировали советские власти на этот призыв всемирно известного ученого? В классическом тоталитарном стиле. 13 мая Капицу пригласил к себе председатель СНК СССР В.Молотов и в течение часа в раздраженном тоне требовал от Капицы написать письмо Резерфорду, и сообщить, что в СССР он остался по доброй воле и ему здесь прекрасно живется. Капица этого не сделал. Не мог пойти на сделку с совестью.
“С первых дней моего оставления здесь и по сей день, - писал он жене, - никаких компромиссов со своей совестью я не делал и уверен, что не сделаю. Все время говорю, что думаю, хотя бы я был в единственном числе. Никакими благами жизни меня не соблазнить. Ничем не запугаешь”.
На следующий день после встречи с Молотовым Капица направляет ему проект письма Резерфорду. Это было правдивое, честное и грустное письмо. Казалось бы, оно должно было удовлетворить тогдашних “тоталитаров”, если бы им действительно были близки интересы страны. Выразив сочувствие работе советского правительства по реконструкции России и свою готовность содействовать этому, Капица отметил, что правительство делает всё, от него зависящее, чтобы построить ему лабораторию... Но общий тон письма был грустным. И завершалось оно словами:
“Лично я очень несчастен из-за того, что случилось, я скучаю по вам, по лаборатории и, в особенности, по моей научной работе”.
Молотов, естественно, письмо забраковал. Председатель СНК не придумал ничего умнее, как начертать на одном из писем хамскую резолюцию: “За ненадобностью вернуть гр-ну Капице”.
Капица старался держаться в стороне от большой политики, но только пока это не касалось науки. Сделав вывод из острого конфликта с властью, а именно, что в тоталитарном государстве, где нет ни гласности, ни независимого общественного мнения, рассчитывать на помощь мирового общественного мнения наивно и опасно. Наконец, поскольку в советской стране все решается наверху, то надо заняться просвещением наших небожителей и сделать все возможное, чтобы воспитать хотя бы на советском Олимпе здоровое отношение к общественному мнению. Иной раз возникает чувство, что он даже не задумывается об опасности, которую мог навлечь на самого себя. Так ли это? Вот что рассказывала Анна Алексеевна, его жена:
“Конечно, понимал. Как было не понимать? Ведь многие старшие товарищи, которым он писал, затем исчезли. Межлаук, Бухарин, Пятаков... многие. Конечно, боялся, но про себя.
Человек сильной воли?
О-очень!.. Он делал то, что должен был делать. И добавим: не останавливался на полпути. Это давало свои результаты”.
Приведем ряд примеров.
Через десять месяцев после смерти И.Павлова в 1936 г. Капица обратился с первым письмом к Сталину, а их было около 50, и многие из них тянули на Соловки или Колыму. В одном письме Капица напомнил о том, что в 1936 г, когда он выступил в защиту академика Лузина, никто иной как “...тов. Молотов вернул мне письмо, подчеркнув, что, дескать, я гражданин Капица, а не товарищ, и мне не надобно вмешиваться в вопросы организации науки... Я, конечно, веду свой образ жизни. Не могу целовать подобострастно руку повелителям, говорить, как все замечательно. Так делают много наших ученых, и, видно, это поощряется...”
Как ни странно, в данном случае уступили именно верхи. Постановление СНК о строительстве в Москве Института физических проблем начало обретать реальную силу. На Воробьевых (позднее Ленинских) горах стали возводиться корпуса научных лабораторий, производственной базы и даже зданий бытового назначения с учетом рекомендаций Капицы. Добился он и переноса научной лаборатории из Кембриджа в СССР. Успех был явный.
Не признавая никаких пьедесталов, Капица и сам не стремился вскарабкаться на постамент. Но особенно трудно стало соблюдать дистанцию, когда Большой террор вплотную подступил к научным лабораториям и институтам.
Автор: Семен Киперман
