В «Редакции Елены Шубиной» выходит первый сборник прозы Полины Жеребцовой, той самой девочки, которая вела дневники в Грозном во время войн, выпущенные под названием «Муравей в стеклянной банке». Ее рассказы произвели на Петра Силаева не менее сильное впечатление, чем дневники.
Два года назад Полина Жеребцова получила политическое убежище в Финляндии, и ее отправили жить куда-то на север — в Хельсинки я видел ее только один раз. Мы встретились в Burger King («Петр, тут очень вкусный пирожок»), и я все время пытался абстрагироваться от присутствия словоохотливой, очень бодрой дамы, сидящей передо мной, — естественно, я хотел увидеть девятилетнего ребенка, написавшего самые пронзительные страницы «Муравья в стеклянной банке». Она много говорила о том, что беспрерывно пишет какие-то новые книги, связывает с ними большие надежды, хочет, чтобы они были посланцами мира, и так далее. Через год «Редакция Елены Шубиной» наконец издала ее новый сборник рассказов «Тонкая серебристая нить», и я открывал файл с текстом с опаской. Первый текст полностью оправдал мои опасения: встреча с таинственным старцем в запредельном мире, духи, метаморфозы — на любителя.
Но дальше шли отличные рассказы! Маленькие, хваткие зарисовки на несколько страниц, снова все лучшее, что было в «Муравье»: война, хаос и выживание советских людей. Детишки играют в террористов на руинах, мама ищет еду на опустевшем хлебзаводе, городская легенда о взорванном ювелирном магазине, история грозненской проститутки и много других очень хороших текстов. Между ними инкорпорированы более пространные новеллы: о русском пенсионере, медленно умирающем в разбитой квартире; школьнике, которого похитили в рабство и отвезли в горы пасти овец. В отличие от дневника, здесь нет динамики разматывания клубка ужаса, что было сильной стороной первой книги. Теперь это не высказывание ребенка, а детская книжка, очень своеобразная.
Изменился текст. Вместо экзистенциального свидетельства — плавный язык словно из образцов советской детской прозы. Никто до Полины Жеребцовой не писал о чеченской войне так, мы всегда видели только какую-то бойню, имманентное насилие, которое наш мозг привычно отфильтровывал. По образованию Полина журналист и может быть абсолютно серьезной. Однако она удачно и совершенно правильно выбрала именно такой язык для того, чтобы говорить о расчеловечивающем, сводящем с ума ужасе, — язык постсоветского детства, общего для нее и всех нас. Все крылатые единороги, принцессы, феи, которыми изобилует книга, — это не безвкусица, а часть нашего детства, цветные переводилки в альбоме, — и мистические сны, которые я пролистывал поначалу, относятся туда же. В каких-то моментах рассказчик доходит до экзальтации, эмоционально перегибает, но ведь это детская литература — и в этом контексте они кажутся допустимыми и гармоничными. «Тонкая серебристая нить» — это детский нуар: от волос, которые прорастают сквозь траву в огороде на месте группового захоронения, мы испытываем подсознательный страх сильнее, чем от любого репортажа Андрея Бабицкого.
Все персонажи очень узнаваемы, начиная с учителя-энтузиаста, сошедшего с ума, и заканчивая бойкими старушками, у которых всегда в критический момент находятся десятилетней давности закрутки. Бандиты, боевики, российские контрактники действуют не как абстрактное зло, а как потерявшиеся, зачастую пьяные люди. Настоящим злом предстают в книге только машины: бомбардировщики, танки, вертолеты — кажется, что они самопроизвольно уничтожают дома и убивают. Сказочные людоеды — это снова детская литература или современная война действительно оставляет именно такое чувство?
Мы с Полиной ровесники, и во время той единственной встречи я предложил ей поиграть в игру: я буду называть какое-нибудь слово — символ из 90-х моего детства, — а она будет рассказывать, какие оно вызывает у нее ассоциации из детства грозненского. Я зацепился за историю, что в Ичкерии газету «Спид-инфо» родители покупали на свадьбу дочерям-подросткам в качестве пособия по половому воспитанию, единственного доступного в республике. Мне кажется, что именно в таких маленьких деталях основная ценность нарратива Жеребцовой для нас с вами: эти детали — свидетели того, что чеченская трагедия была не «следствием социально-исторических факторов», а злодеянием над такими же, как мы, детьми и взрослыми.
Словарик 90-х Полины Жеребцовой
Алименты
«Алименты, равно как пособия, пенсии и зарплаты, людям не платили, поэтому во времена перестройки, плавно перешедшие в длительные чеченские войны, мы научились выживать, не надеясь на государство».
Бананы сушеные
«Их грозненские ребятишки не знали на вкус. Работая с 6–8 лет наравне со взрослыми, торгуя хлебом, молоком, сигаретами, они храбро прогуливали школу. Иногда детям удавалось купить себе на ужин банан — экзотический фрукт. Выбирали черный по цвету, почти жидкий, поскольку он был дешевле всего и, по местным легендам, являлся по-настоящему спелым».
Вкладыши
«Вкладыши были внутри упаковки жвачки Love Is. Мы собирали их бережно, словно настоящие сокровища, и читали друг другу крошечные истории о любви».
Герой труда
«В первую чеченскую такого прозвища удостоился пожилой сосед из дома напротив, бывший надзиратель тюрьмы по имени Полоний. Дедуля Полоний оказался неутомимым мародером и блестяще обчищал чужие брошенные квартиры».
Диафильмы
«Появлялись на стене перед сном. Мама включала фильмоскоп, в ее руках шуршали сказки на коричневых пленках, и мы, зачарованные «Котом в сапогах» или «Золушкой», проскальзывающими к нам между светом и тьмой, забывали обо всем».
Закрутки
«Делала каждая хозяйка. Законсервированные в трехлитровых баллонах соленые помидоры и огурцы хранились под всеми кроватями и шкафами. Рядом с ними соседствовали банки с повидлом и вареньем, как символ того, что в трудные времена выживает не ленивый, а трудолюбивый и запасливый».
Йога на войне
«Это волшебство. Ползая под обстрелом среди руин, собирая черный от гари снег, чтобы растопить его и выпить вместо воды, поневоле обретаешь путь в нирвану».
Казино
«После второй чеченской было официально запрещено, однако предприимчивый бухгалтер одной из местных газет как-то ухитрился найти подпольное и проиграть зарплату редакции за месяц».
Лизун
«Был яркой игрушкой, прилипающей к любой поверхности. Каждый уважающий себя ребенок имел его в наличии, так же как и радужную слинку».
Мед
«Продавался на центральном рынке города Грозного. Старики привозили его с высоты, из горных чеченских сел, где облака цепляются за минареты мечетей, а пчелы собирают нектар с райских цветов».
Ножки Буша
«Деликатес, появившийся после падения железного занавеса, из далекой страны под названием Америка, в виде куриных окорочков. Люди набрасывались на них с криками «Мясо!». До этого им предлагали в магазинах непривлекательную на вид «плоть кита», и выглядело это еще печальней, чем может показаться».
Поле чудес
«Ассоциируется у меня с горемыкой Пиноккио, которого обдурили Кот и Лиса. Войны избавили нас от просмотра российского телевидения на десять лет, однако мне известно, что была и телепередача с таким же названием».
Радио
«Вперемежку с чем-то похожим на белый шум сообщало, что к нам едет ОБСЕ. Нас это мало утешало во вторую чеченскую: верхние этажи дома съехали пластами на нижние, а сквозь пробоину в стене квартиры ровно тек снег».
«Спид-инфо»
«Газета для взрослых, но дети, торгующие на грозненском рынке, стремились в нее заглянуть. Впервые увидев рекламу интимных игрушек, моя подружка Карина возмутилась, что данное изобретение уже сделано: «Сволочи! Они стащили мою идею! А я так хотела разбогатеть!»
Трансформеры
«Умеют менять свое обличье. В летнюю войну 1996 года маленький сосед по имени Сашка подарил мне робота, который превращался в самолет. «Если бы мы так могли, мы бы улетели отсюда!» — сказал мальчик».
Утренник
«Готовится заранее, все школьники учат стихи и песни. «Главное, чтобы во время выступления в окно не влетел снаряд. Поэтому если начнется бомбежка, прячьтесь под партами!» — буднично предупреждали нас чеченские учителя».
Физкультура
«В военные годы представляла собой бег вокруг полуразрушенного здания школы, по тротуару, усеянному стеклами и гильзами от пуль. Когда мы, шестиклассники, побежали и наткнулись на труп, объеденный собаками, тренер сказал, что можно сделать небольшой перерыв».
Чистописание
«Мое не было красивым, буквы словно дергались от взрывной волны, стремились укрыться между строчек. Наверное, потому я и не любила русский язык. Пять моих школ разбомбили».
«Юпи»
«Растворимый сок из пакетика со вкусом малины, персика, лимона. Когда я продавала его на рынке, наливая ароматный напиток из пластмассового ведра в стеклянные стаканчики, то думала о том, что хвостатый инопланетный зверек должен найти ответы на мои вопросы».
