Выпуск N 1 от 22 марта 2004
О себе
Как только я родилась, пошел первый снег. Это было в 1985 году, 17 октября. Рановато? По мне, так в самый раз. Ну и брыкучим же младенцем я была! Теперь я выросла, а былая резвость частенько дает о себе знать. Иначе как бы я оказалась на журфаке? Я хочу освоить профессию ответственного секретаря а, кроме того, стать публицистом, попробовать себя на радио, научиться рисовать, фотографировать и танцевать фламенко. Я уверена, что "мир устроен так, что все возможно в нем", и каждый день влюбляюсь в него заново.
Из мелких приятностей: я люблю запах домашней выпечки, люблю кушать яблоки на свежем воздухе, наряжать елку и когда солнце греет ухо (печальная несправедливость этого мира: второе ухо неизбежно оказывается в тени). Я терпеть не могу, когда, в то время как я наслаждаюсь чистым воздухом, впереди идущий прохожий начинает дымить сигаретой и портить все удовольствие.
Это вступление. А теперь основная часть...
16.01.2004
Связь времен
Сегодня я стала обладательницей настоящего сокровища: последних лекций Елизаветы Петровны Кучборской. Умерла она давно, но и люди, слышавшие ее выступления, и даже стены здания на Моховой, хранят память о ее гениальных лекциях. В 1987 году, когда Григорий Владимирович Прутцков, мой нынешний преподаватель мировой журналистики, только поступил в наш университет, она читала у них курс антички. Ей тогда было уже много лет. А мне, подумать только, всего два года. Последняя лекция состоялась 20 ноября 1987 года. Елизавета Петровна как раз рассказала, как будет принимать экзамены и что нужно прочитать. В конце лекции она сказала: "Ну все, товарищи, вы свободны." Через несколько дней она упала и, проболев два месяца, умерла 27 января 1988 года. Ее невозможно было записывать, ее лекции были похожи на театральные представления. И все-таки Прутцкову удалось записать часть лекций слово в слово. А потом он набрал все это на печатной машинке. Прошли годы. Антон Назаров, тоже преподаватель мировой журналистики, поступил на факультет, подружился с Гришей. Узнав о лекциях, он взял и сделал с них копию. Спустя еще семь лет студентка Григория Владимировича и Антона, уже аспиранта факультета журналистики, тоже узнала о существовании лекций. Сейчас они лежат перед ней... "Чего смеетесь? Вы еще не знаете, на какой круг ада я вас определила, какой круг ада заготовила для вас на экзамене! Хо-хо!..
...Данте удостоил Одиссея гибели в морской пучине. Он извлек из образа Одиссея самое прекрасное, что составляет пафос. Есть понятие "связь времен". Если искать пример в литературе, я, пожалуй, не могла бы вам предложить другой пример".
Так не рвется нить, соединяющая времена, поколения, людей... (прим. мое. - М.М.)
Вчера вечером читала письма Лермонтова, начиная с тех, которые он писал, будучи еще тринадцатилетним мальчиком. Невероятно занятное времяпрепровождение. Только в очередной раз огорчилась относительно системы нашего школьного образования. Особенно плачевно обстоит дело с программой по литературе. Вместо того чтобы учить скучные биографии, достаточно почитать письма писателя. По крайней мере, они позволяют уловить его интонации, стиль, да и просто заинтересовать ученика.
Особенно понравились некоторые мысли, например эта: "Если говорят: одна голова хорошо, а две лучше, зачем не сказать: одно сердце хорошо, а два лучше".
21.01.2004
Рассуждения о прошлом и планы на будущее
Вчера сдала последний экзамен, античную литературу. Сдала на отлично. Стало очень приятно. Не оттого, что сдала, а оттого, что обрадовала людей, которые меня окружают: родителей, бабушек, дедушек, друзей. Так просто: бах, и все счастливы; если бы все проблемы решались так же быстро. А ведь сдать античку было непросто, по крайней мере, так казалось. Почему случается, что преподаватели кажутся студентам монстрами какими-то? Все элементарно. Знание порождает страх. Знание - источник силы и превосходства, а незнание трусливо. Студент, неготовый к экзамену, чувствует свою слабость, на него разом наваливается ответственность, и это выбивает почву из-под ног, лишает его опоры.
22.01.2004
Наедине с большим городом
Честно говоря, мне скучновато сдавать сессию. Точнее, сами экзамены или зачеты мне нравятся, но процесс подготовки, когда сидишь и ковыряешься в книжках, не очень вдохновляет. Поэтому мне приходится все время отвлекаться, чтобы не закиснуть окончательно. Сегодня, например, отвлекалась таким образом: съездила в кино, побродила по Москве, купила билеты на "Номер 13" во МХАТ им. Чехова, зашла в магазин Большого театра, в книжный, где купила несколько аудиокниг (это чтобы во время вязания слушать), и в университет. Только все это в обратном порядке. Во время прогулки по Москве я заблудилась немного, но это было так приятно! Мне раньше и в голову не приходило, что заблудиться это так здорово. Когда идешь и не знаешь, что на тебя выплывет из-за следующего поворота... Улица пустая-пустая, я расплываюсь в улыбке редким прохожим, но не получаю отклика. Либо они погружены в свои повседневные заботы, либо просто стесняются улыбаться в ответ. Неожиданно возникла католическая церковь. Перед ней молодой мужчина играл с пятилетним ребенком. Писк, визг, смех. По заснеженному переулку вперед. А теперь возник и православный храм. Тихая, блаженная тишина. Мимо прошел священник с мобильным телефоном. Я вышла на улицу. Как же хорошо, что я не знаю Москву хорошо и могу позволить себе так заблудиться. Вышла я к Большой консерватории. Это место мне знакомо: полторы недели назад я сидела в кафе напротив. Проваливаясь в снег, бодро зашагала дальше, навстречу новому переулку, пританцовывая от радостного сознания собственной свободы.
Посмотрела фильм "Прогулка". Идут трое по Питеру...
25.01.2004
Реверансы в воздухе
В вагон метро вошла маленькая красивая девочка. Девочка маленькая, но достаточно взрослая, чтобы ездить в метро одной. В руках она держала куклу, невероятно похожую на ребенка. Сев на свободное место, она с любовью начала развязывать и завязывать тесемочки на кукольной куртке, поправлять шарфик... Я улыбалась, глядя на нее с умилением. Она это заметила и с детской открытостью начала улыбаться в ответ, порой смущаясь и пряча лицо за кукольной головой. На следующей остановке я вышла, подумав: "А ведь я больше никогда ее не увижу". Она поехала дальше.
От метро три остановки на автобусе, за угол дома, в подъезд на второй этаж. Из-за двери слышу детский голос: "Няма!" Да, конечно, это Няма, то есть я. Гоша называет меня так. Няма надеялась застать Мишу - не получилось. Скоро мы будем с разных сторон планеты: я - в России, он - в Америке. Как там было у Кэрролла? "А не пролечу ли я всю землю насквозь? Вот будет смешно! Вылезаю - а люди вниз головой!" Ему будет тяжелее всех. Незнакомая школа, чужая, нелюбимая страна. Я тоже буду скучать... Но полтора года это недолго. Во время его отсутствия я буду делать реверансы в воздухе, пытаясь выбить из себя толк. А потом он вернется, уже не просто мой братишка, но молодой человек, взглянет исподлобья, и... все пойдет по-старому.
Я оставила вязанье, чтобы наверняка вернуться вечером, помахала рукой Гоше и через ступеньку побежала вниз. Через час Олеся и Сережа ждут меня. Через дорогу, за угол. "Хорошо бы сейчас увидеть ту девочку и сказать ей что-нибудь волшебное", - думала я, поворачивая. Кукла! Она! Вместе с куклой! Меня не увидела, а я шла, оборачиваясь, не веря своим глазам. На этот раз она была с бабушкой. Я не подошла и не сказала ничего волшебного...
В университет не пустили, а не очень-то и хотелось! Решили пойти в кино в "Атриум". Красивое место, урбанистическое. Так много мест, где я еще не была. Здорово, что я не привыкла, не разучилась удивляться.
Вечером снова к Мише и Гоше. Решила остаться у них ночевать. Все равно ночью папа привезет Олю из аэропорта, а заодно заберет меня. Не нашла одеяло. Спать было прохладно, поэтому, когда хлопнула входная дверь, я легко встала.
Еще темно, едем по Щелковскому шоссе. Тихо, дороги не освещены. С двух сторон спящие дворы, иногда выныривают машины и слепят дальним или ближним светом. Дальше машин становится больше, через час-полтора из них выйдет отличная пробка. Дома сплю, как в Новый год, когда очень хочется, и ты добрался до постели, залез под прохладное, шуршащее одеяло и провалился в ущелье сна. Утром на завтрак экзотические фрукты из Таиланда. Маракуйя: сверху, как маленький коричневый гранат, а под толстой кожурой белый плод, похожий на головку чеснока, только скользкий и сладкий. Ананас: на вид такой же, как у нас, но сладкий и не щиплет губы. Папайя: кругленькие, коричневые, размером с грецкие орешки, только гладкие, а внутри напоминают виноград, но лишь по виду. (Как выяснилось позже, я все перепутала, фрукты по-другому называются).
28.01.2004
Топор из Америки или семь слоников
Иду по Ленинскому проспекту, спрятавшись в капюшон. Ледяной воздух щиплет лицо, как будто оно обернуто колючей тканью. Губа все еще перекошена - не прошла заморозка. Пройдет, тогда будет больно, а пока только холодно. А полчаса назад...
Ориентир - МАИ. Петляю по переулкам и безлюдным улицам, тщетно пытаясь отыскать нужный дом. Вспоминаю о людях, выдержавших блокаду Ленинграда, становится страшно. Под арку и направо. Ага! Попался! Опля, закрыто! В исступлении дергаю дверь и только потом замечаю звоночек. Теплое помещение, теплое кресло, теплые лица. Вхожу в кабинет доктора.
- Так, - смеется он, - будем удалять?
- Как так? Прямо сейчас? - опешила я (ведь приехала только на консультацию).
- Ну, нет, сначала я топор наточу. Потом отправлю его в Америку. Они скажут: "Хороший топор", - и пришлют обратно. А еще спрошу о вашей атомной станции и счете в Швейцарском банке.
Удалять я собиралась родинку над губой. Про банк и атомную станцию он, конечно, преувеличил. Процедура стоит дешевле, чем два визита к косметологу. Ложусь на стуло-стол, постоянно интересуясь, больно ли это. Врач уверяет, что нет. Заморозка - это небольшой укольчик: не больно и даже не противно.
- Больно не будет, будет пахнуть, - говорит доктор.
- Как так пахнуть? Что пахнуть? - удивляюсь и начинаю паниковать я.
- Вы будете пахнуть, - загадочно говорит он. После этого берет радионож и, запев гимн России, начинает резать.
Я чувствую тепло, но не боль. Потом действительно запахло. Видимо, это была моя кожа. Самое неприятное. Стараюсь задержать дыхание, потом дышу через рот. Губы пересохли. Преследует запах паленой кожи. Операция заняла не больше десяти минут. В зеркальце разглядываю не последствия операции, а красно-синие пятна, последствия блужданий на морозе. Доктор заговорил про каких-то семерых слоников.
Аптека на Ленинском проспекте. Зашла купить марганцовки. Отражение в зеркале не изменилось: на месте родинки темное пятнышко. Заморозка начала проходить, ранка жжется.
Завтра в театр пойду, такая красавица.
02.02.2004
Граненый шар
Я не люблю поездов. Обычно детям нравится трястись в вагоне. Но мне всегда казалось, что поезд вот-вот пойдет под откос. Тем не менее, я с завидной регулярностью езжу поездами: откуда взять лишние деньги на самолет?
Сидим втроем: я, мама и Юля. Спать еще рано, пытаемся читать и иногда перебрасываемся парой фраз. Чтобы развлечь Юлю, начинаю рассказывать историю жизни Томаса Пейна, американского журналиста и публициста. Молодой человек, мальчик на краю сидения складывает какие-то листочки и тоже смеется. Время идет, и мальчик ушел, а мы начали стелить белье и укладываться спать. Легкое чтение перед сном - "1984" Оруэлла. Неожиданно, буквально из ниоткуда появился тот самый мальчик и протянул мне яркий ребристый шар оригами.
- Это тебе.
- Как мне? Мне? Спасибо! Из чего это?
- Из бумаги.
Он исчез так же неожиданно, как и появился, даже не сказав, как его зовут. В голове фраза (в данном случае не к месту) из спектакля "Номер 13", который я посмотрела накануне: "Да, у меня успех..." А кстати, этот красно-черный граненый шар и есть я, моя сущность.
Ваша М.А. Миронова