Ты морячка, я моряк

Знаете ли вы, что такое Геленджик? Наверняка не знаете! Потому что у каждого, побывавшего здесь единожды, остаётся своё, очень уж личное впечатление. Значит — пристрастно ошибочное. Я же там был дважды, причём первый раз — семь лет назад, а это уже предпосылка к кое-какой объективности.

А потому я смело утверждаю, что Геленджик — это преддверие рая. Вы только представьте себе полуокольцованную зелёно-сизыми горами голубую бухту, бороздящие её парусники, цепочку пляжей, расцвеченных пёстрыми тентами, длинную, повторяющую береговой изгиб набережную с ослепительно белой балюстрадой, с прозрачной тенью от высоченных сосен, с множеством ресторанчиков и кафе под ними, с текущими в обе стороны праздничными толпами курортников, половина из которых — звонкоголосые, рвущиеся из-под опеки мам и пап детишки. Почти ангелочки, если бы не бунтарские их вопли. А какие здесь роскошные закаты, врачующие уставшую душу своими красками! (Смотрите фото 1-е.)

И в то же время, противореча самому себе, я утверждаю прямо противоположное: Геленджик — это преддверие ада. Представьте себе изумлённого здешними красотами курортника, только что покинувшего удушающий своей суетой мегаполис. Он (курортник) расслабился, детские голоса ему пока кажутся ангельскими, а дыхание моря — нежным прикосновением любимой женщины. Он ведёт свою спутницу на открытую веранду ближайшего ресторанчика, заказывает обалденное (нигде в мире — ни в Анталии, ни в Италии, ни на набережной Круазетт — такого не делают!) хачапури, но дождаться его ни этот курортник, ни его спутница не смогут. Почему?

Да потому, что всемирно известная песня «Ты морячка, я моряк», исполняемая здесь в режиме оглушительных децибелов, переплетается с громоподобным воплем, несущимся из дребезжащих динамиков расположенного справа кафе: «Каждый хочет любить, и солдат, и моряк…» А слева, меж столиков, наполовину пустых по случаю финансового кризиса, с микрофоном в руках ходит приземистый, багровый от напряжённого вдохновения толстячок в полосатой рубашечке с короткими рукавами и пылко, блеющим голосом, сообщает всему Черноморскому побережью о том, что он встретил девушку, у которой, как оказалось, полумесяцем бровь.

Надо быть самоубийцей, чтобы добровольно обрекать себя на такое испытание. И потому не успевший загореть, бледный от предынфарктного волнения курортник срывается со своей спутницей из-за столика и, унося ноги, слышит позади себя пронизывающий всю эту музыкально-шумовую вакханалию крик официантки: «А ваше хачапури? Оно готово! Кто его будет есть? Я, что ли?»

Нет, хачапури неземной (поистине — райской!) вкусноты (в сочетании со здешним сухим красным «Мысхако») они всё-таки попробовали, но только на следующий день, в полуденное время, когда терзающие душу динамики выключены, убедившись: ни в уютном кафе «Гиппопотамус», что в Париже, напротив Гранд-опера (с его устрицами), ни в изысканных ресторанах Сан-Франциско (с хвалёными тихоокеанскими лобстерами) такое готовить не умеют… Нет, не умеют!.. Нам есть чем гордиться!.. Да и было ли раньше в нашем общепите такое, чтобы девушка в кокетливом переднике, стуча каблучками, неслась за тобой по набережной, пытаясь накормить этим чудом кулинарии? Раньше мы сами хватали за подол пробегающих мимо столика официанток, умоляя накормить побыстрее. «Как жизнь меняется, и как я сам меняюсь, — заметил однажды проницательный поэт, — лишь именем одним я называюсь…»

И тут я снова — о райском, то есть о детках: их возраст от 1,5 года до 14, с родителями и без, в семейных пансионатах и лагерях отдыха; в пансионате «Кавказ» мне случилось наблюдать, как организовано их курортное бытие. Ни минуты без дела! Утром на пляжной площадке под ритмичную музыку (негромкую!) — разучивание танцев. Вечером, после ужина, возле столовой — концерты самодеятельности. На спортплощадке — пионербол.

А ещё — дневные экскурсии в Сафари-парк, где в предгорьях, на огороженных склонах, в тени деревьев и кустарников дремлют полосатые тигры, бродят бурые медведи, радостно хрюкают (в надежде на угощение) похожие на бегемотов кабаны. И там же, в недрах горы, есть прохладная пещера с тусклой подсветкой, с неожиданными на поворотах маршрута зальчиками музейного толка, где выставлены экспонаты, рассказывающие о древнем прошлом этой земли.

Не было здесь семь лет назад такого! Как не было и такого лавинообразно выросшего числа частных пансионатов, куда изобретательные владельцы начинают ещё зимой заманивать отдыхающих рекламой через всесильный Интернет, а встречают уже летом, на вокзале Новороссийска, со своими микроавтобусами и такси. Кстати, о такси: несколько конкурирующих транспортных фирм по первому звонку диспетчеру обеспечат вас «колёсами» в рекордно короткие три-пять минут, просигналив ближайшему освободившемуся от пассажира автомобилю. И нигде больше я не встречал таких разговорчивых таксистов, добровольно и с азартом выполняющих функции экскурсоводов.

Ах, если бы во всём остальном наш курортный быт был таким цивилизованным!.. Собрались мы (я и две мои спутницы, одной из которых — 10 лет) на морскую четырёхчасовую прогулку. На внушительном двухпалубном судне с гордым названием «Империя». День солнечный, море спокойное, маршрут — мимо маяка, что стоит на Толстом мысу, к знаменитой здесь скале Парус. Курортный народ, лучась улыбками, сосредоточился на верхней палубе, за столиками, предвкушая ресторанное угощение на свежем морском ветру (буфет работал в недрах судна). Детей и здесь была почти половина, самые шустрые из них ринулись плескаться в бассейне.

И всё бы хорошо, да, как только вышли в открытое море, на судне включили музыку. Она не просто звучала, она грохотала. Её танцевальные ритмы резонировали в металлической обшивке, насмерть глушили наши голоса — мы стали похожи на рыб, беззвучно открывающих рты. Поднимаюсь наверх, в капитанскую рубку. Там какие-то люди в шортах и майках, ни одного — в капитанской фуражке. Спрашиваю, напрягая голосовые связки, кто здесь главный. Прошу убавить звук. Мне категорически отказывают — нельзя! Почему? Так отрегулировано, что тише — технически нельзя! Я не верю. Настаиваю. Даже (до чего пал!) показываю журналистское удостоверение. Результат нулевой.

Меня выпроваживают со словами: «Да пишите хоть в „Литгазету“, хоть в Кремль, у нас такой порядок!»

И на все четыре часа мы оказались в шумовой ловушке. Прыгать за борт и вплавь добираться до берега? Далековато. А тут меж столиков вдруг выявилась группа счастливчиков, кому эти децибелы были «в кайф». Мало того, культработник судна, хрупкий молодой человек в спортивном костюмчике, усилив свой голос микрофоном, поздравил это корпоративное сообщество с Днём медицинского работника (именно в этот день нас угораздило купить билеты на «Империю»).

И поощрённая весёлая компания, уже зарядившая себя принесённым с собой горячительным («Медицинским спиртом?» — предположили сидевшие за соседними столиками), пустилась в пляс. Телеса напирающих на нас женщин, одетых во всё пляжное, и агрессивная музыкальная какофония выдавили всех остальных вниз, на вторую палубу. Там было чуть-чуть потише. Там сушились детки, вытесненные пьяными тётями из бассейна. Поедая мороженое, юные курортники с жадным любопытством смотрели в аквариумные окна бассейна, как там развлекаются, выставляя на обозрение самые эффектные части тела, весёлые тётеньки (смотрите фото 2-е).

Мы трое из этой прогулки вернулись слегка измочаленными, но живыми. И когда возвращались, соседи по 2-й палубе рассказали, как их в гостиничном номере терроризирует орущая до двух часов ночи музыка из двух соперничающих кафе, завлекающих таким образом припозднившихся гуляк. Никакие жалобы не действуют! И мы трое, обитавшие в пансионате «Кавказ», где дисциплина ночной тишины соблюдалась свято, вдруг поняли, как нам повезло и как мы счастливы.

И вот что любопытно. С кем бы я из геленджикцев ни говорил (и семь лет назад, и в это лето), никто категорически не осуждал децибельный беспредел. Объясняли уклончиво: ведь некоторым громкая музыка нравится. Но почему из-за дикарских привычек и душевной (а может быть, и физической) глухоты этих некоторых должны страдать остальные? И почему медики Геленджика, отвечающие за укрепление здоровья отдыхающих, не обеспокоятся этой проблемой? Да не потому ли, что среди них, как мы видели, тоже есть некоторые любители «вдарить» не только по рюмахе, но и по ушам?!

Ах, Геленджик, райское место на земле! Как похорошел, как изменился этот курортный городок за семь минувших лет. Но не обрести ему мировую славу, не стать международным курортом, пока соседствующие кафе и рестораны ведут друг с другом дикие децибельные войны, стремясь завлечь к себе публику оглушающими ритмами. Пока местная власть (с помощью федеральной, конечно) не примет законодательных мер и не пресечёт это заразительное безумие.

Сбудется ли моё пожелание хотя бы к будущему лету? Или ждать ещё семь лет?

Иван ШЕКСНИН