Днем по информационным лентам прошла новость: «ОМОН забрал еду у участников несанкционированного лагеря на Баррикадной»... Купил баранки, четыре бутылки с водой и поехал на Кудринскую площадь.
Ехал на митинг, шествие, противостояние с полицией, а попал на уличные гулянья. Такой чудесной атмосферы я давно не встречал. Чем-то она мне напомнила туристический район Gamla Stan (Старый город) в Стокгольме. Только вместо магазинов люди ходят и друг друга разглядывают, как редкий товар, на который денег нет. Чувство, что все немного в шоке — от самих себя, от майской ночи, от фонарей и шума машин. От обилия лиц: юных, умных и неравнодушных. Просто от факта, что возможно такое — мирное собрание людей без алкоголя, без концерта, без принуждения, какого-то внешнего стимула.
По скверу фланируют люди. Кто-то рассекает на роликах, кто-то сидит на скейте, а вот явно народ прикатил на байках с покатушек.
Вот кружком на пенках собрались человек пятнадцать и со смехом играют в мафию. Человек в некоем подобии одеяния буддистского монаха, но почему-то в кипе стряхивает пепел в урну и что-то жестко формулирует своему более юному собеседнику. Явно расставляет точки над ё текущего политпроцесса. Женщина лет шестидесяти с восторженным лицом бродит по площади, вглядываясь в молодые лица, будто ища ответа на незаданный вопрос.
Фотографы, как барракуды, лениво рыщут по площади, высматривая кадры.
Ребята бережно ходят по тротуарам, редко-редко заступая на газон. Все на лавочках или на асфальте.
Кто-то предприимчивый притащил складной стул. Кто-то еще более предприимчивый — складное кресло, в котором и сидит, попивая молочный коктейль из «Макдоналдса».
Кудринская площадь, как точка притяжения, собирает маршруты гуляющих по ночной Москве. Вот бы и правда создать ее на постоянной основе! Отлично бы вышло. И здесь не больше политики, чем в ночном разговоре в поезде. Это не политика, это нащупывание обществом самого себя.
Так человек, просыпающийся после тяжкого сна, дергает руками и ногами и спросонья с изумлением ощущает их чуждыми, нелепыми обрубками, не принадлежащими ему. И только когда болезненная колкая дрожь бежит по конечностям, он со вздохом начинает растирать пальцы — свои, родные.
Так же эти люди, большей и прекрасной своей частью дети, кружащие по скверу, разглядывают друг друга, примыкая то к одной, то к другой компании. А кто ты? А чем дышишь, как ходишь, о чем думаешь? Вот девочка, светловолосая и хрупкая, ее спутник — в джинсах-дудочках, красных кедах, наперевес с айпадом. Навстречу им крепко сбитый молодой человек в черной футболке и джинсах, твердо ступающий по площади своими берцами. Они мирно, осторожно расходятся в толчее. Они разные, но они на одной площади, в пространстве гражданского даже не протеста, а просто существования. Человек — существо общественное. Людям нравится быть вместе, нравится общаться, знакомиться, проводить время и узнавать новое.
Это не политика. Политикой ее делают автозаки и автобусы с ОМОНом, дремлющие по периметру площади. А здесь, на площади, речь не про это. Вот эти люди, под вспышками фотоаппаратов раздающие «сертифицированную пастилу», или те, кто вещает на камеру, — они не площадь, они — пена на гребне волны. Отлетят прочь по ветру, а волна пойдет дальше. Кто-то удачливый, может быть, и сможет ее оседлать. Или, скорее, будет думать, что оседлал. Но это площадь будет говорить его голосом, а не наоборот. Управляет ли серфер волной?
Нет Навального, нет Удальцова, нет Яшина.
А площадь есть, не расходится и более того — самоорганизуется.
У площади нет лидера. Ее можно разогнать, но нельзя победить.
Алексей Олейников
