Уличные игры

У меня сегодня праздник!

Мне радостно представить Вам талантливого человека – Валентина Андреевича Бурова. Студент факультета ВМиК МГУ.

Образован, умен, доброжелателен, воспитан... Что еще нужно?

К сожалению, нет его фотографии, чтобы Вы могли посмотреть на этого замечательного человека.

Наше знакомство произошло случайно и закономерно... Он прислал письмо-отклик по "Соло на клавиатуре". Завязалась небольшая переписка. Потом познакомились не виртуально. Поговорили. Я предложил Валентину Андреевичу стать автором нашего сайта.

Он написал материал, который я и предлагаю Вам прочесть.

На мой взгляд, его заметки требуют чтения, вдумчивого, неторопливого.

Сначала я хотел разделить его материал на три части... (Знаю, что большие статьи читаются хуже, чем короткие), но потом решил: нет, пусть будет так, как есть.

В конце автор просит прислать ему письмо – высказать свое мнение о прочитанном. Признаюсь, мне тоже было бы интересно Ваше мнение.

Вот, пожалуй, и все.

Читайте.

Я внес только одно исправление – первую страничку, где автор просит прислать свой отзыв, сделал последней.

Валентин Андреевич Буров!!! Запомните это имя, мне кажется, что мы с Вами присутствует при рождении нового литератора. Это его первая публикация в жизни.

Ваш Владимир Владимирович Шахиджанян

Утверждая, что общественная жизнь по большей части состоит из игр, мы совсем не хотим этим сказать, будто они очень забавны и их участники не относятся к ним серьезно. [...] ...такие игры бывают порой очень опасными, а иногда даже чреваты фатальным исходом.
Эрик Берн, "Игры, в которые играют люди".

Уличные игры

I. Давным-давно

Ты помнишь, как всё начиналось?
Из песни

"Ты уже большой, в школу скоро пойдешь", – значительно говорили взрослые. И вправду, чувствовалась значительность этого события. Хотелось быть школьником. Стать школьником – означало стать взрослее. Зачем становиться взрослым? Ответ по-детски прост – чтобы делать то, что хочется, а не то, что требуют родители. Казалось, когда станешь взрослым, тогда-то, именно тогда и начнётся настоящая жизнь...

Первый класс. Новая реальность. Стены, запахи, лица... Новые взаимоотношения... Свободы стало больше – это уже не теплично-казарменный режим детского сада, но появилась и первая Ответственность – цена Свободы. Появилась необходимость делать уроки. И только потом можно было погулять с новыми друзьями. Мои родители вели себя очень либерально, и я мог гулять там, где я хочу, и столько, сколько хочу (в пределах светового дня) уже в первых классах. Так я впервые по-настоящему познакомился с Улицей...

Это было в зимние каникулы. Я отправился в кинотеатр (я часто ходил туда один, благо рядом) на какой-то детский фильм, но пришёл за час до сеанса. Делать было нечего, оставалось только гулять вокруг здания. Жора оказался в той же ситуации, так мы и познакомились. Он учился во втором классе, то есть был на год старше меня. Для начала Жора властно (он-то ведь старше, а это много значило!) повёл меня на стройку, что была по соседству, по-хозяйски демонстрировать мне изведанные им территории и знакомить с местными дворнягами. К кинотеатру мы вернулись довольно скоро, и обнаружилось, что делать больше нечего. Что делают дети, когда нечего делать? Придумывают игры. И Жора придумал себе развлечение. Хорошее развлечение – поиздеваться над младшим. Наслаждение, Власть, Самоутверждение... Как это характерно для животного с называнием "человек"!

Он забрал у меня шапку, и началась игра с названием "А ну-ка отбери" (сейчас я называю это игрой, а тогда это никак не называлось). Приходилось шапку отбирать. А потом мы подрались. Вряд ли я был намного слабее Жоры, но он был наглее. У него было психологическое преимущество, и он его использовал.

Это была Игра. Но уже вовсе не детская...

II. Как все

Я прославился потому, что думал раз в десять чаще, чем остальные. Хотя бы раз в месяц.
Бернард Шоу

Школа. Маленькая модель общества. Дети, став чуть более свободными, общаются теперь без наставников-взрослых и постепенно образуют свой особый социум. Из окружающих выделяются Друзья и Враги. Кто-то попадает в изгои, но таких единицы. Да и те в конце концов находят себе пристанище при каком-нибудь лидере. Особняком, подобно античным богам, добрым и злым, уважаемым и не очень, но большим и сильным, над детьми стоят Взрослые. И так же, как античные боги, Взрослые мало влияют на жизнь школьников и редко вмешиваются в их отношения. Быть может, потому, что плохо их понимают?

Дети кучкуются вокруг лидеров, образуя группы, конкурирующие между собой. Составы групп часто меняются, обычно вследствие обид и ссор. Враги становятся Друзьями, Друзья – Врагами. Конкуренция выражается по-разному: презрение, воровство, драки. Не обязательно в стенах школы – и на улице, и во дворе... Сила и слабость в этом возрасте относительна. Слабый всегда может отыграться на ещё более слабом. Меня били сильные, я бил слабых. Надо мной издевались старшие, я издевался над младшими. У меня воровали одноклассники, я воровал у одноклассников. Око за око, и зуб за зуб. Борьба за существование в дикой среде. И в общем-то, я чувствовал себя вполне комфортно в таких условиях. Изгоем я не был. У меня были друзья, были и враги. Я жил по общепринятым правилам.

А могло ли всё быть иначе? У моих детей БУДЕТ иначе. Я сделаю так.

Иногда я всё-таки думал. Улица научила меня материться. И я задумался: если матерные слова плохи, то зачем их произносить? Зачем? Чтобы быть как все? На самом деле, с точки зрения выживания, "как все" быть очень выгодно. Но тогда эта мысль, к счастью, не пришла мне в голову. И аргумент "как все" мне показался неубедительным. С тех пор я никогда не употребляю матерных слов. Исключение – когда цитирую, но только если уверен, что никого этим не задену.

В шестом классе я начал курить. Но через несколько месяцев бросил. Бросил, когда осознал, что я курю не ради удовольствия, а "как все", и это мне показалось глупым. Родители так и не узнали о том, что я курил. Я рассказал им об этом уже значительно позже.

"Как все" нас преследует всю жизнь. Это один из основных принципов Игры...

Учился я в школе более чем хорошо, поэтому учителя советовали моим родителям подыскать какую-либо спецшколу, где уровень преподавания более соответствовал бы моим возможностям. И в седьмом классе я перевёлся в другую школу. Выделялась она замечательным коллективом преподавателей, все были какие-то особенные, интеллигентные...

Атмосфера в классе отличалась от знакомой мне по старой школе разительно. Наша учительница математики стимулировала интеллектуальное соперничество между нами. Благодаря ей, каждый ученик чувствовал себя избранным, уникальным, умным (хотя это и вело к некоторому зазнайству). Такой дух сохранился вплоть до выпуска. Разве можно в такой атмосфере драться, оскорблять друг друга? Это просто не принято. Потасовки случались, конечно, но уже без злобы, без ненависти. Такие эмоции были неуместны. Здесь существовали иные правила.

Да, правила были, но уже не дикие.

III. Алеша

Помню, в восьмом классе мы проходили "Братьев Карамазовых" Достоевского. Не всё произведение, а только одну сюжетную линию романа – взаимоотношения мальчиков в гимназии. Всё было очень узнаваемо – те же отношения, те же игры. Но один из эпизодов романа своей неожиданностью привлёк моё внимание особенно:

– Монах в гарнитуровых штанах! – крикнул мальчик, всё тем же злобным и вызывающим взглядом следя за Алёшей, да кстати и став в позу, рассчитывая, что Алёша непременно бросится на него теперь, но Алёша повернулся, поглядел на него и пошёл прочь. Но не успел он сделать и трёх шагов, как в спину его больно ударился пущенный мальчиком самый большой булыжник, который только был у него в кармане.
– Так вы сзади? Они правду, стало быть, говорят про вас, что вы нападаете исподтишка? – обернулся опять Алёша, но на этот раз мальчишка с остервенением опять пустил в Алёшу камнем и уже прямо в лицо, но Алёша успел заслониться вовремя, и камень ударил его в локоть.
– Как вам не стыдно! Что я вам сделал! – вскричал он.

Мальчик молча и задорно ждал лишь одного, что вот теперь Алёша уж несомненно на него бросится; видя же, что тот даже и теперь не бросается, совершенно озлился, как зверёнок: он сорвался с места и кинулся сам на Алёшу, и не успел тот шевельнуться, как злой мальчишка, нагнув голову и схватив обеими руками его левую руку, больно укусил ему средний палец. Он впился в него зубами и секунд десять не выпускал его. Алёша закричал от боли, дёргая изо всей силы палец. Мальчик выпустил его наконец и отскочил на прежнюю дистанцию. Палец был больно прокушен, у самого ногтя, глубоко, до кости; полилась кровь. Алёша вынул платок и крепко обернул в него раненую руку. Обёртывал он почти целую минуту. Мальчишка всё это время стоял и ждал. Наконец Алёша поднял на него свой тихий взор.

– Ну хорошо, – сказал он, – видите, как вы меня больно укусили, ну и довольно ведь, так ли? Теперь скажите, что я вам сделал?

Мальчик посмотрел с удивлением.

– Я хоть вас совсем не знаю и в первый раз вижу, – все так же спокойно продолжал Алёша, – но не может быть, чтоб я вам ничего не сделал, – не стали бы вы меня так мучить даром. Так что же я сделал и чем я виноват перед вами, скажите?

Вместо ответа мальчик вдруг громко заплакал, в голос, и вдруг побежал от Алёши.

Алёша не врезал ему! Почему??? Всякий бы набросился! А он... тихий взор, вежливое (но не подчёркнуто вежливое!) обращение "на вы". Слабак? Юродивый? Ненормальный? Почему не набросился? И это притом, что Алёша – здоровый, румяный, сильный семнадцатилетний юноша, а Илюша (так звали мальчика) – бледненький, болезненный ребёнок лет девяти. Где ж логика? Это же не по правилам! Так не играаааааают!!!

В то время я не мог ещё осмыслить подобное. Но впечатление осталось. Позже, в десятом классе, когда я задумался над вопросом, а каким же должен быть человек, образы князя Мышкина и Алёши Карамазова всплыли сами собой (хотя на тот момент я не читал ни "Идиота", ни "Братьев Карамазовых").

Алёша жил вне игр. Доброта, открытость, искренность – это не по правилам. Давно вы видели искреннего человека? Но при этом доброта, открытость, искренность, оказывается, могут быть Силой! Созидательной Силой.

III. Алеша в действии

Я часто себя спрашиваю, а как бы в той или иной ситуации поступил Алёша? Реально ли жить, как он? Пример из жизни: представьте автобус, в который заскочила девушка, в спешке не узнав, куда он идет. Двери закрылись.

– Скажите, пожалуйста, до Масловки этот автобус идет? – вежливо спрашивает девушка у кондукторши, обходящей пассажиров.
– Что я вам тут, справочное бюро!? – раздается резкий ответ кондукторши.

Молчание, обида, испорченное настроение. Естественная реакция.

А кто-то, для разрядки, мог бы и нагрубить в ответ. Лучшее, что можно было здесь придумать – промолчать и отнестись к этому философски, чтоб хотя бы настроение не портить.

А что если вместо молчания извиниться? Извиниться?! Вот ещё! За что? В ответ на грубость?! Но кондукторшу тоже можно понять. Целый день работает, устала, занята подсчетом денег, а тут... вопросы не к месту. Понять можно, но извиняться-то за что? ВИНЫ-то нет! И всё же, отбросим гордость:

– Скажите, пожалуйста, до Масловки этот автобус идет?
– Что я вам тут, справочное бюро!?
– Извините, пожалуйста, (объясняя) я впервые здесь, растерялась... (Извиняться надо искренне, вежливо, можно чуть по-детски обиженно, но беззлобно. Детская интонация – это тоже приём. Нам легко обидеть взрослого, но трудно обидеть ребёнка. Таковы наши инстинкты.)

Да, это не по правилам. Не принято на грубость извиняться. Но именно поэтому ломается всякая Игра, а Игроки задумываются. Что вызовет такая реакция у кондукторши? Она ПОЧУВСТВУЕТ, что была не права, она ПОЧУВСТВУЕТ, что обидела человека. Могло ли такое произойти, если бы в ответ она услышала что-нибудь резкое?..

Результаты? Даже если кондукторша не извинится в ответ (простим ей её Гордость), она задумается и, возможно, что-то переосмыслит. А нам стоит порадоваться, что мы стали тому причиной.

Извиняться стоит не только, когда виноват. Гордость – это тоже часть Игры.

V. Меж двух огней

Стандартная ситуация: подваливает шпана с вопросом: "Закурить не найдется?" Хорошо, если им нужно только закурить. Но обычно этот вопрос – вступление к Игре с известными последствиями. Если с этим вопросом подходят с чёткой целью ограбить, то тут вряд ли что можно поделать, но чаще такая Игра – это способ развлечения, самоутверждения, демонстрации силы. Тут можно и побороться...

Если играть по правилам, то есть два варианта выхода из ситуации: унизиться, и тогда тебя великодушно простят (для агрессора цель достигнута – и развлечение, и самоутверждение, и признание силы), или же встать в гордую позу и... так далее. А что если поломать Игру?

Я много думал, как себя вести в таких случаях?

А что тут думать? Спортом надо заниматься, боксом, каратэ. И всё будет в порядке. Верно. Спортом заниматься надо. Это может помочь. Но далеко не всегда. Во-первых, соперники могут оказаться такими же спортивными. Во-вторых, их обычно больше (иначе они и не подходят). В-третьих, у них могут быть колющие, режущие предметы. Есть и ещё одна причина, её вы почувствуете, дочитав до конца...

У меня есть убеждение, возможно, наивное, что всякого человека можно понять, со всяким можно найти общий язык, со всяким можно договориться. Мне довелось поездить автостопом по стране (от Москвы до Байкала), пообщаться с разными людьми и лишний раз в этом убедиться. Найти общий язык можно с АБСОЛЮТНО любым человеком. В каждом можно пробудить Человека. Потенциально можно, другое дело, что не всегда это в моих силах. Я не волшебник, я ещё только учусь... Поэтому для меня общение со шпаной представляет спортивный интерес – а смогу ли я? Последние два раза обошлось. Начиналось все со стандартных фраз типа: "Закурить не найдется?" и "Пойдем, отойдем в сторону", а заканчивалось благополучно, без унижения и драки, хотя и не так триумфально, как хотелось бы. Но мирно.

Как? У меня есть свои приёмы. Общая установка – говорить то, что думаешь, искренне, не вилять и не лукавить. По возможности, расположить оппонента к себе. Настроиться на дипломатическую волну. Хороший приём – сделать так, чтоб он мысленно поставил себя на место своей жертвы, для этого можно задавать вопросы вслух, как бы самому себе, они подталкивают оппонента к размышлению. Общая цель – заставить собеседника почувствовать, что перед ним такой же человек, как и он сам, с теми же чувствами и переживаниями. Вывести на ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ отношения, без всяких социальных или иных условностей.

Маленькая иллюстрация. В "Капитанской дочке" Пушкина есть эпизод, когда Гринёв разговаривает с Пугачёвым, т.е. дворянин с бандитом, причем на территории и во власти последнего. Пугачёв называет себя государем и спрашивает, будет ли Гринёв служить ему. Далее по тексту, ключевые слова выделяю, в скобках курсивом – мои комментарии:

Я смутился: признать бродягу государем был я не в состоянии: это казалось мне малодушием непростительным. Назвать его в глаза обманщиком – было подвергнуть себя погибели; и то, на что был я готов под виселицею в глазах всего народа и в первом пылу негодования, теперь казалось мне бесполезной хвастливостию. Я колебался. Пугачёв мрачно ждал моего ответа. Наконец (и еще ныне с самодовольствием поминаю эту минуту) чувство долга восторжествовало во мне над слабостию человеческою. Я отвечал Пугачёву (не просто отвечал, а начал с объяснения своего ответа): "Слушай; скажу тебе всю правду. Рассуди (я тебе доверяю судить, ты авторитет; мысленно встань на моё место), могу ли я признать в тебе государя? Ты человек смышленый (комплимент мимоходом): ты сам увидел бы, что я лукавствую (а я не лицемер, я правду говорю)".

– Кто же я таков, по твоему разумению?
– Бог тебя знает; но кто бы ты ни был, ты шутишь опасную шутку. (Дипломатичный уход от прямого ответа.)

Пугачёв взглянул на меня быстро. "Так ты не веришь, – сказал он, – чтоб я был государь Петр Фёдорович? Ну, добро. А разве нет удачи удалому? Разве в старину Гришка Отрепьев не царствовал? Думай про меня что хочешь, а от меня не отставай. Какое тебе дело до иного-прочего? Кто ни поп, тот батька. Послужи мне верой и правдою, и я тебя пожалую и в фельдмаршалы и в князья. Как ты думаешь?"

– Нет, – отвечал я с твёрдостию. (Не лицемер я!) – Я природный дворянин; я присягал государыне императрице: тебе служить не могу. (Пойми, не "не хочу", а не могу. Не волен я.) Коли ты в самом деле желаешь мне добра, так отпусти меня в Оренбург.

Пугачёв задумался. "А коли отпущу, – сказал он, – так обещаешься ли по крайней мере против меня не служить?"

– Как я могу тебе в этом обещаться? (Вопрос как бы самому себе, а на самом деле Пугачёву: сам посуди, как?) – отвечал я. – Сам знаешь (удобный оборот, чтобы убедить человека, мол, не я тебе говорю, а ты сам знаешь), не моя воля: велят идти против тебя – пойду, делать нечего. (Но в этом не будет ничего личного. Я не злюсь на тебя. Пойми, не моя воля). Ты теперь сам начальник; сам требуешь повиновения от своих. (Сам знаешь; так что должен меня понимать.) На что это будет похоже, если я от службы откажусь, когда служба моя понадобится? (Подумай!) Голова моя в твоей власти: отпустишь меня – спасибо; казнишь – бог тебе судья; а я сказал тебе правду. (Выбор за тобой. Я доверяю тебе. Ну как после этого не проявить великодушия?)

Моя искренность поразила Пугачёва. (Ещё бы! Он ведь не привык к искренности. А мы привыкли?)

Нормальный человеческий разговор получился. Весь секрет в том, что Гринёв обращался к Пугачёву как к Человеку, а не как к бандиту и самозванцу с высоты своего дворянства. И проявил себя не как сынок из богатой семейки, а как ЧЕЛОВЕК, такой же, как и сам Пугачёв.

VI. Практикум

Дело было летом. По дороге с Алтая на Байкал наша компания автостопщиков на сутки остановилась в Новосибирске на квартире одного из нас – Антона. Ближе к вечеру, оставив рюкзаки, мы налегке решили погулять по городу, посмотреть центр. Недалеко от центральной площади Новосибирска (площади Ленина, разумеется) мы задержались у "поющего фонтана". Часы показывали около десяти вечера, но на улице всё ещё было светло. Играла музыка, тусовалась местная молодёжь. Нас было шестеро. Лёха с Юлей и Мариной на время удалились, чтобы угоститься у кого-нибудь пивом. Антон и Волк (мы называли его Волком, наверное, потому, что созвучно с Вовкой – его именем) сидели на бордюре фонтана и то ли разговаривали, то ли просто молчали. Я сидел, погружённый в свои мысли, тут же, но чуть поодаль, в метре от них.

– Пойдем, отойдем в сторону, поговорим... – Прозвучал негромкий голос слева от меня. Я повернул голову. Парень лет двадцати обращался с этим стандартным предложением к Волку и Антохе. "Группа поддержки", стоявшая за его спиной, вызывала некоторые опасения. Им что-то в нас не понравилось. Но что? Просто ли они развлекаются или что-то серьёзное? В воздухе повисло напряжение – запахло разборками. Но разборки невозможны без необходимого условия – повода. Таковы правила Игры. А без повода никак нельзя.
– О чём поговорить-то? – осторожно спросил Волк.
– Пойдём, там узнаете, – стандартно ответил парень.

У меня забилось сердце. Нервы. Конечно, надо вступать в диалог. Это редкий случай. Но сначала обязательно надо успокоиться. А пока диалог продолжался без меня.

– Мы не можем отойти, мы ждем здесь своих. – Этот ответ вызвал лёгкое смятение в стане врага. Они настолько не ожидали подобных осложнений, что следующий вопрос оказался не по-игроцки прямым.
– Сколько их?
– Трое, – честно ответил Волк, скрыв, однако, что среди них две девушки.

Кто-то отделился от "группы поддержки", видимо, за подмогой. В этот момент я особенно почувствовал себя чужаком в этом незнакомом, недружелюбном городе. Будто в посёлке враждебного индейского племени... Позже я подумал, что стоило парню крикнуть: "Неформалы московские наших бьют!", как против нас бы восстала вся мужская половина тусовки и, может быть, даже часть женской, а заодно и прогуливавшиеся неподалёку милиционеры. Так что подмоги у них хватало.

К этому времени я восстановил свой пульс, настроился как можно более обаятельно (это я иногда умею) и включил дружелюбную и простоватую улыбку на лице. Я протянул руку и чуть коснулся парня.

– Ребят, о чём поговорить-то хотите? Может мы вам ТУТ чем помочь сумеем?

На лице ихнего лидера (того, который с нами заговорил) изобразилось удивление.

– Ты тоже что ль с ними?
– Ну да. Так чем мы вам можем помочь? Говори здесь. – Конечно, мне не хотелось никуда уходить.
– Да тут музыка играет, слышно плохо. – С уклончивой интонацией ответил мой собеседник.
– А ты скажи, о ЧЁМ ты хочешь поговорить. А там поглядим. Может, мы не сможем тебе ничем помочь, так чего куда-то ходить? – Неплохо я придумал. И это сработало – он перешёл к сути дела.
– А какого ... у него волосы длинные? Вы что, неформалы? (В разговоре время от времени звучала нецензурная лексика, я её, разумеется, воспроизводить не буду. Да и не помню я всего точно.)

У Волка действительно волосы были до лопаток. Честно говоря, в этот момент я мысленно обрадовался, что у меня они не такие. Я давно заметил, что за Уралом совсем не было длинноволосых парней. Бывало, на Волка часто оглядывались с удивлением. Странно, но так оно и было.

Кстати, я ещё не понял, что он имеет в виду, говоря "неформалы". Кто такие неформалы? Неформальные организации. Панки? Хиппи? Я спросил у него, кто такие неформалы, но вразумительного ответа не получил. Я так понял, что для него неформалы – это не такие, как он. Кстати, пока я занимал беседой лидера (мне так показалось, что он лидер), Антоха и Волк тоже завели беседу с его друзьями. Чуть позже подошёл и Лёха с девушками, но я уже потерял свой левый фланг из поля зрения и целиком сосредоточился на своём собеседнике.

У него не было причин меня ненавидеть. У него не было повода ко мне придраться. В тот момент я подумал, что встреться мы при иных обстоятельствах, отношения могли завязаться даже дружеские. Но Игра уже началась, и по негласному Кодексу Жизни ему надо было выигрывать. А для начала он должен был найти повод.

– Так почему у него волосы длинные?
– Нравится ему так, наверное. А разве это плохо?
– Ты понимаешь, он же этим всех пацанов позорит! Он же, как баба!
– Хм. Почему же позорит? Если у него длинные волосы, то какое это имеет отношение к тебе? Это его личное дело. Тебе-то что?
– Да он всех позорит! – Препирания на эту тему длились ещё некоторое время. Я говорил о том, что, если он кого и позорит, то только себя; что для меня, например, совсем не важна длина волос, я оцениваю человека по его поступкам; что в средние века тоже носили длинные волосы, и ничего (я вспомнил Дункана Маклауда – Волк чем-то похож на него); что это у них в Новосибирске длинные волосы в диковинку, а у нас в Москве многие так ходят... Я спохватился: не стоило упоминать Москву. К москвичам вне Москвы по-разному относятся. Многие их недолюбливают – полагают, что москвичи считают себя выше других, что они излишне горды и высокомерны с провинциалами. Отчасти, это правда. (Именно поэтому я старался вести себя иначе.) Некоторые же не могут простить москвичам более высокий уровень жизни по сравнению с остальной Россией. Но, к счастью, у моего оппонента не возникло никаких негативных ассоциаций по этому поводу, он лишь поинтересовался, что мы тут тогда делаем. Я так и ответил, что путешествуем.
– А кто ты по жизни?
– Как кто? – не понял я.
– Ну по жизни ты кто? – Видимо, он тоже меня не понял. Или не знал, как ответить на мой вопрос.
– Не понимаю. Ты, например, кто по жизни?
– Я пацан. Блатной. А ты?
– Хм, – я задумался, – студент... – Почему-то мой ответ его очень позабавил. Он даже счёл нужным поделиться своей радостью с друзьями: "Слышь, он студент. Всю жизнь будет студент, представляешь?".
– По какому закону живёшь, студент?

Тут только я понял, что он имел ввиду. Вспомнились московские войны между скинами и алисовцами. Ему надо было, чтобы я принадлежал к какой-либо группировке, тогда можно было бы придраться.

– Вообще-то я только временно студент, – начал объяснять я. – А потом работать буду программистом, – он не знал, как это, поэтому я пояснил: – Программы буду писать для компьютеров. А по жизни я человек. Просто человек. Сам по себе. Не отношусь ни к каким группировкам. И закон у меня простой: по возможности, стараюсь делать добро и не делать зла. Вот и всё.

Судя по всему, ему было в новинку видеть "просто человека". По его мнению, каждый должен относиться к какому-либо классу. Следующий вопрос это опять проиллюстрировал.

– Какую музыку ты слушаешь? Ты, наверное, Металликой увлекаешься? – Было видно, что ему очень хочется, чтобы я оказался металлистом. Видимо, в их компании очень не любили металлистов. Но тут ему не повезло.
– Я не фанат чего-либо. У меня разные увлечения. Но Металликой не увлекаюсь – не понимаю. Я предпочитаю нашу русскую рок-музыку. Ну, там, Кинчев, Шевчук. Классику, иногда. Бардов. Хорошие мелодии...

Странно. Из-за его чуть растерянного вида мне показалось, что он не понимает моих слов. Хотя, скорее всего, он просто не нашел ничего против моих музыкальных вкусов и растерялся оттого, что очередная зацепка сорвалась. Надо было воспользоваться этим. Я попробовал взять инициативу в свои руки.

– Раз уж мы с тобой разговорились, познакомимся, что ли? Как зовут-то тебя? Меня – Валя. – Моё имя его тоже почему-то позабавило. Странно. Я знаю, конечно, что у меня довольно редкое имя, но всё же не настолько. Последний раз оно вызывало удивление ещё в детском саду. Скорее всего, он меня просто провоцировал. Нельзя поддаваться на провокации.
– Да, такое имя. Редкое. А тебя как звать? – повторил я вопрос.

В ответ он что-то промычал и как-то уклонился... Не удалось. Но с другой стороны, я почувствовал его слабость и не-во-всём-уверенность. Это обнадёживало. Я продолжил:
– А занимаешься ты чем? Работаешь? Учишься?

Ответ ему давался очень трудно, я так ничего и не понял. То есть, вроде бы где-то он работает, а точнее, при ком-то состоит, но на самом деле ничего не делает, а деньги получает. Он же блатной – ему работать не положено. А ещё он не забыл вставить, что у него есть покровители из блатных, и если с ним что случиться, то они отомстят; так что он меня не боится, а я его бояться должен... Но я лишь порадовался лишнему подтверждению его неуверенности.

Неожиданно к нам подошёл ещё один парень – лет на пять нас старше, очень крепкого телосложения. Судя по манерам, он тоже был из "блатных", но не из "группы поддержки" моего собеседника, а сам по себе. Видимо, решил помочь собрату из солидарности. Быстро вникнув в суть дела, он тоже вступил в Игру.

– Так ты из Москвы, говоришь?
– Ну да. – Я забеспокоился.
– Тогда признай, что Москва, по сравнению с Новосибирском, – дерьмо. – Его речь звучала спокойно и уверенно, в ней чувствовалась сила. Да и ход хороший сделан. Какое ему дело до Новосибирска или Москвы? Речь о другом: ты или унизься, или дай повод. Ситуация почти как у Гринёва с Пугачёвым. Отвечал я на вопрос, как и Гринёв, честно объясняя свой ответ.
– Не могу так сказать. Во-первых, Москва – мой родной город. Сам посуди, разве я могу назвать его дерьмом? Да, у Москвы есть свои недостатки. Москва пыльная, душная, жаркая, огромная и тесная, как муравейник, и всё это мне не нравится. Поэтому я в ней и не сижу, а путешествую по России. Вот, в Новосибирск попал. Ещё не познакомился с городом, поэтому не могу сравнивать. Конечно, чем-то Новосибирск лучше Москвы. Чем-то, возможно, и хуже. Но дерьмом я Москву назвать не могу. А ты бы как поступил на моём месте?

Новый знакомый, как и Пугачёв, оценил мой ответ. Не стал давить дальше. А я этим воспользовался, чтобы с ним познакомиться. Он охотно ответил, что его зовут Артур. Я тоже ему представился. У нас завязался контакт, мы с ним даже кратко побеседовали. Артур спросил имя и у моего первого собеседника. Тот, помявшись – не мог же Артуру отказать, но и при мне вроде неудобно было – ответил, что его зовут Андрей.

Воспользовавшись завоёванным доверием, я попробовал апеллировать к Артуру, мол, рассуди ты нас. Но тот уклонился – всё-таки я чужак. Однако, уходя, твёрдо сказал Андрею: "Только я вас прошу (сказал совсем не просящим тоном), не надо их просто так п..., если что, то можно, а так – не надо".

Я расценил это, как свою маленькую победу. Андрей, видимо, тоже почувствовал мой успех, поэтому возобновил Игру с новой силой.

– Ты что, лучше других, да? Самый умный? – Вспомнилось: "Нет, что вы. Я такое же быдло, как и вы". Но вслух я ответил иначе.
– Нет, конечно. Я такой же человек, как все (ну, чуть слукавил). У меня есть свои достоинства, есть свои недостатки. У тебя тоже есть свои достоинства и, возможно (как я аккуратно!), недостатки.
– Так значит, ты дерьмо? – он не слушал меня и не хотел думать. Он играл по накатанному сценарию.
– Нет. Еще раз повторяю, – на этот раз я говорил с четкими паузами между словами, но вежливо, – у всякого человека есть свои достоинства и свои недостатки. Все люди разные. Все люди хорошие.

Кажется, он услышал. То есть почувствовал мою логику, но, к сожалению, не суть. Поэтому стал искать, за что бы ещё зацепиться.

– Значит, ты меня уважаешь?
– Конечно, как всякого человека.
– Тогда пойдем, угостишь меня пивом.

Если бы я предложил это сам и где-нибудь в начале разговора... Это был бы отличный прием! Думаю, это могло бы быть примерно так:

– Слушай...(просто и доверительно) кстати, как тебя зовут? ...слушай, Андрей, что мы здесь разговариваем? Пойдем, я тебя пивом угощу, там и поговорим по-человечески.

Могло сработать. Так я вызвал бы доверие и расположение, сошел бы за "своего", а там по обстоятельствам. Но по-человечески. Главное, было прервать Игру, вывести его в Человеческое состояние... Но такой ход мне был недоступен – денег было меньше рубля. В чем я честно и сознался. Зато он получил то, что искал. Игра продолжилась...

– Ты врешь, что у тебя нет денег.
– Честно нет. То есть немного есть, но меньше рубля. – Я постарался сказать это со всей искренностью, чуть по-детски.

Кажется, поверил. Пауза... Ищет продолжение... Взгляд его упал на мой фотоаппарат – единственную вещь, которая была у меня с собой.

– Дай посмотреть.

Дать? Не дать? Если не дам – это новая зацепка, уже почти повод. Дам – может начаться расширенный вариант знакомой Игры "А ну-ка отбери", с капризами, торговлей и условиями с его стороны. И жалко даже не столько фотоаппарат (хотя он у меня хороший), сколько отснятые кадры, и особенно ещё не отснятые кадры. На Байкале-то тоже хотелось поснимать! Я колебался. Если до сих пор я сохранял спокойствие и даже весёлость, то теперь я занервничал. И он это почувствовал.

– Ага, а как я потом его себе верну? Отберёшь ведь? – Я думал, такой вопрос может отбить его желание отобрать. Не хочется же действовать по предсказанию.
– Ну только посмотреть...

Аккуратно даю, придерживая на всякий случай за шнурок. Рассматривал он недолго – всё равно ничего не понятно... Слава Богу, отдал. Уфф... Но оказалось, что рано ещё успокаиваться...

– Раз у тебя нет денег, давай пропьём твой фотоаппарат. Ты же меня уважаешь.

Такое нельзя было предложить серьёзно. Конечно же, это был лишь ход – провокация. Мой ход – искренность.

– Не могу я его пропить. Он мне нужен.
– Даже ради друга? Зачем он тебе? – Это уже наглость. Он ещё другом себя называет! Но... терпение, искренность, естественность!
– Понимаешь, нужен он мне, чтобы делать фотографии, чтобы осталась память от путешествия. Когда-нибудь у меня дети будут, им покажу, как я в молодости путешествовал. Это же интересно! А ты предлагаешь пропить... Это не серьёзно.
– Ну давай пропьем? – не придумав ничего, ему пришлось просто повториться. Это становилось уже скучно. И тупиково. Но я набрал побольше воздуха и снова повторил все вышесказанное почти в точности. Ему было трудно на это что-либо возразить. Однако он нашёл новый путь развития сценария Игры.
– Давай поспорим на твой фотоаппарат, что ты мне соврал, будто у тебя денег нет. – Я почувствовал, что сейчас пойдут какие-нибудь подвохи. Поэтому собрал всё своё внимание.
– У меня ЕСТЬ деньги, но меньше рубля, я тебе об этом уже говорил. Могу все отдать, если хочешь.
– Ладно, давай поспорим, что у тебя денег больше рубля. Если выиграю я, то ты отдаёшь мне свой фотоаппарат, а если выиграешь ты – то мы вас отпускаем.

Казалось бы, почему бы и не поспорить? Денег у меня действительно не было. Я мог бы выиграть спор, и всё этим закончилось бы. Но я чувствовал – не могло быть всё так просто. Наверняка был где-то подвох.

– Зачем спорить-то? Давай так поступим: если ты найдешь у меня деньги, то они все твои. И ты нас отпускаешь. Но у меня всё равно денег нет. (Интересно, а как следовало бы себя вести, если бы деньги были?)
– Ты врёшь. Почему ты не хочешь спорить?