В восприятии искусства важнейшую роль играет способность вовремя остановиться, когда хочется охаять то или иное произведение. Но не всегда и не у всех получается. И надо ли?
Было время, среди одноклассников стали популярными разные музыкальные группы. Одни слушали тяжёлый рок, вторые – американский рэп, третьи – электронную музыку. Часто, лет до пятнадцати, можно было услышать: «Эй, да г**** твоя музыка полное! Послушай-ка мою!». Так говорили все всем, но постепенно, с возрастом, критика музыкального вкуса приняла спокойный характер. И то не у всех.
На смену музыке обычно приходят книги, фильмы, картины, и по мере изучения того или иного вида искусства начинает формироваться какой-никакой вкус. Через какое-то время человек может перестать считать себя только любителем и задумает стать экспертом: закончит соответствующий факультет, вычитает много интересного из книжек. Почувствует себя авторитетом и пойдёт крушить не понравившиеся работы.
Это очень скользкий путь, который, кажется, с большим трудом проходит каждый исследователь искусства. Слишком просто хаять – слишком сложно доказать, что произведение того заслуживает. Работает схема и ровно наоборот: очень легко считать что-то шедевром, если авторитетные люди считали так.
Лично мне бывает трудно смолчать и не назвать откровенную фигню фигнёй. В такие моменты радует фраза, произносимая папой в похожих условиях: «Наверное, я ещё не научился понимать серьёзные вещи...». Конечно, не стоит и говорить об иронии, но в этих словах уважения куда больше, чем во фразе «да это отстой совершенный».
В университете, в попытках изучить зарубежную литературу, я почти каждый курс сталкиваюсь с тем, что органически не могу её читать и понимать, а уж тем более – любить. Исключая лишь античный период, все последующие времена в литературе воспринимать не получается: мне неинтересно, скучно, кажется примитивным, слишком выдуманным, бредовым.
Сейчас студентам к прочтению обязателен «Улисс» Джойса – мировой «шедевр» модернизма. Сколько ахов и охов произнесено и прописано в мировой критике за те сто лет, что роман существует! Владимир Набоков говорил: «Улисс», конечно, божественное произведение искусства». Столетие эта книга пиарилась только за счёт своего существования: люди постоянно о ней говорили только потому, что она так непонятна. Сам автор говорил, что люди ещё многие и многие годы не смогут разгадать замысел «Улисса» – так сложно он всё придумал.
Гений!
Великий модернист!
Классик мировой литературы!
Да? А что в этом романе от литературы? Содержания – никакого, герои – никакие (аллюзии с именами можно так же легко опровергнуть, как и подтвердить); одни загадки, головоломки, непонятные пассажи. Само собой, это не литература в привычном понимании – книга и написана была как вызов, как провокация. Это не литература, не искусство и не классика – это сборник загадок и внутренней пустоты. Не содержание, а форма. Просто форма – без пирога внутри.
Помните же: Левша блоху подковал – удивительный мастер, непревзойдённый творец, гениальный создатель. Но ведь это та же самая работа ради формы, ведь блоха подкованная больше не смогла плясать, как раньше! Содержания не осталось ни малейшего, только красивая упаковка – разве такой труд считается полезным? Само собой, понятие полезного слишком широко, но ведь это то же самое, что изрезать зонтик, как снежинку из салфетки. Красиво – до ужаса. А толку – ноль.
Конечно, искусство не должно иметь привычную бытовому сознанию полезность: оно выше, ярче, тоньше для восприятия. Но никто не отменял эстетического удовольствия – при чтении книги, любовании картиной, прослушивании музыки. Какое же может быть удовольствие у обычного человека, который читает «Улисса»? Даже лектор сказал, что с огромным усилием осилил сие творение аж за три месяца! За это время можно было три раза прочесть «Войну и мир», а нужно читать «Улисса».
Ужас.
Несправедливость.
Скорбь.
Мне искренне, всем сердцем, душой и воспитанным русской литературой вкусом хочется забросить подальше эту книгу – и десятки других, считаемых в мире «зарубежной классикой» (критики, сами не понявшие и половины, так сказали). Хочется сесть в позу древнегреческого философа, подумать пару минут о Джойсе, резко встать и крикнуть: «А ну его!». И пойти наслаждаться другими книгами. Но уважение к писательскому труду не позволяет послать в нехорошие места. Может быть, я просто скромничаю?
Наверное, просто ещё не научился понимать серьёзные вещи.
Борис Поженин
