Скажите, встречались ли вы с таким мнением, что улыбки иностранцев вымучены и наигранны? В то время, как искренняя хмурость и загадочная тоска в глазах русских совершенно естественна.
Работая почти десять лет в ресторанах, я успел пообщаться с сотнями иностранцев. И при каждой новой встрече я думал об этом стереотипе и пытался заглянуть за фасад их улыбки, и разобраться в чём же здесь дело.
Должен сказать, что улыбаются они действительно гораздо чаще русских гостей. Кроме того, они вообще гораздо вежливее и приятнее в общении большинства наших взрослых соотечественников (молодое поколение чуть более приветливо).
Но, как показало более близкое общение с иностранцами (случалось и такое), они умело скрывают за улыбкой негативные эмоции, и трудно угадать, что действительно происходит в их душах. Часто приходится полагаться на интуицию.
Русских же проще «прочесть». Мы действительно искреннее. Но я совсем не к этому выводу хотел прийти. Тем более, что трудно понять, что лучше – быть вежливым, когда ты зол, или же злиться искренне. Это – тема отдельной беседы.
Вглядываться же в улыбки гостей ресторанов меня заставляло иное. Мне был интересен сам феномен улыбки. Что она такое и зачем она нам? «Улыбка красит человека», - любим говорить мы. Но почему нам так приятно видеть улыбающегося человека? Жизнь научила меня тому, что ответ никогда не находится на поверхности. «Просто приятно, хорошо, по-доброму» - ответ, я думаю, совсем не здесь. Он содержится не в том, что нам нравится, а в том, чего мы боимся.
Причем это один из тех страхов, в которых мы меньше всего отдаём себе отчёт – страх другого человека. Он так глубоко в нас спрятан, что каждый раз, когда он показывается на свет, мы принимаем его за нечто иное. Страх выставить себя в невыгодном свете или вовсе показаться нелепым, страх публичного выступления, боязнь позвонить впервые незнакомому человеку или задать ему на улице необычный вопрос, даже просто поздороваться. Мы все эти страхи объединяем нередко в один, и, переводя в черту характера, называем застенчивостью.
Но это лишь ещё одно имя для страха. Гораздо более честное, чем кротость или скромность. Эти имена благородны и под ними легче скрыть наше стеснение. Вчитайтесь в это слово – «стеснение». Нам тесно внутри самих себя, мы себя стесняемся и хотели бы вырваться, но что-то не позволяет. Воспитанность, мораль, нравственность. А ведь дело не в них.
Дело в том, как ощущаем мы свои границы, и сколько права мы даем себе на шаг за них. Вся социальная жизнь строится на воспитании в нас страха. Нас дрессируют для того, чтобы мы казались безопасными и сами не подверглись опасности. Это - стадный механизм, доставшийся нам от братьев-обезьян. И основной здесь инструмент – улыбка.
Она словно говорит: «Я не представляю для тебя опасности. Но и ты улыбнись, чтобы мы могли взаимодействовать». Она – формальность, которую можно использовать как для своей выгоды, так и для того, чтобы просто справиться с внутренней тревогой.
В лучшем случае, улыбка сопровождает каждый акт вежливости.
«Что надо сказать дяде?» - бесконечно говорят нам в детстве.
При этом в нашей стране, как мы знаем на собственном опыте, родители не так уж часто учат детей улыбаться, а вот на Западе это – норма. Вот и вся разница. Нас дрессируют тем же способом, что и их, но для разных миров. А потом из этих мелочей складывается менталитет. Нация - это большой организм, где все стремятся стать подобными соседям, и не слишком выделяться. Мы хотим быть принятыми и понятыми. И пользуемся таким грубым инструментом, как дрессировка. Если формулировка кажется вам слишком громкой, предлагаю почитать бихевиористов. Скиннера, например. Там всё описано без сантиментов, зато честно.
Я не хочу играть роль ниспровергателя нравственности (в той же «Генеалогии морали» Ницше выполнил эту работу гораздо более талантливо). Я всего лишь хочу обратить наше общее внимание на то, что мы принимаем за чистую монету подделку. И фальшивомонетчиком здесь выступает само общество, наши родители, учителя и прочие авторитеты, которые должны быть авторитетами, лишь пока мы не выросли. Собственно, расти мы и начинаем лишь тогда, когда переосмысляем всё, чему нас научили, и принимаемся искать выход к чему-то Большему, сквозь любые иерархии и границы.
Этим Большим здесь выступает то, что такие психологи, как Фромм, Берн, Райх и Лоуэн считали почти невозможным в наш век. Речь идет о близости. О любви. О подлинном чувстве. Об искренности. Они возможны тогда, когда мы выходим за границы вежливости, когда мы преодолеваем застенчивость, когда на время мы становимся невоспитанными, отбиваемся от рук. Этот бунт необходим, чтобы вернуться к себе, к ребёнку. Приходя в этот мир, мы искали не воспитания, но любви; не обучения, но понимания; не дрессировки, но ласки; не манипуляции, а близости.
Но вместо этого нас готовят как актёров к какой-то нелепой игре, в то время как жизнь неизмеримо сложнее. За тысячи лет горестей, войн, ненависти мы иссушили свою способность к близости настолько, что теперь её едва хватает на близких (посмотрите, пожалуйста, «Нелюбовь» Звягинцева. Мало кто лучше бы смог показать это). И теперь нам остаётся лишь сохранять видимость, делать хорошую мину при плохой игре и подменять нравственность вежливостью.
Очень хорошо сказано в «Дао Де Цзин»:
Теряя Путь, обращаются к нравственности;
утратив нравственность, вспоминают милосердие;
забыв милосердие, заявляют о справедливости ;
оставив справедливость, проявляют почтительность.
Почтительность же уничтожает верность слову, оставляя лишь лицемерие.
Тогда и начинается всякого рода смута.
Воспитанность нужна тогда, когда забыта нравственность. Это можно понять очень отчётливо, когда вдруг открываешь, хотя бы на маленькую щелочку, дверь к подлинному чувству.
Так, когда открывается человеку любовь, он сразу понимает, чем отличается она от влюблённости. Она безобъектна. Она свободна. Она сразу для всех.
Так и подлинная улыбка. Она идёт изнутри, и ей не нужен адресат. Она бесконечна.
И вернуться к ним, видимо, можно, лишь пройдя сквозь лицемерие, почтительность, справедливость и милосердие. Не нарушив их, но осмыслив заново и отбросив в пользу чего-то большего. Каждый из этих этапов дверь, претендующая на то, чтобы стать последней. Но есть критерии, по которым обман видно сразу. Обман – это всего лишь знак чего-то другого. Если можно зайти дальше, значит, то, что было прежде – только ширма. Как говорил Пруст: «Никогда не бойся зайти слишком далеко, ибо истина всегда дальше».
И начинается всё с малого. Приглядеться к миру и увидеть, что знаков, подобных выдрессированной улыбке, вокруг нас миллионы. Следующую публикацию мы и начнём с разговора о знаках и их роли в нашей жизни.
