Получаю немалое удовольствие от возможности а) выражать мысль предельно просто; б) говорить открыто о своих упущениях. Моим главным гуманитарным упущением доныне был опыт «непрочтения» «Войны и мира».
Валентин Булгаков и Лев Толстой в 1910 году
Мне особенно приятно сказать, что я, master of philology, аспирант кафедры русской литературы, до этого лета не читал «Войну и мир». Но говорю я это только теперь, когда гештальт закрыт. Потому что самозванцем быть приятно, но не здесь и сейчас, а задним числом. Раньше я делал акцент на том, что читал первый том (что правда), смотрел фильм (что неправда) и слушал множество лекций о романе (что бессмысленно).
Я знал про характеры главных героев и семей «Войны и мира» и любил сравнить род своего отца с Болконскими, а род матери с Ростовыми. Теперь я понимаю, что это не совсем точно.
В 2023 году я решил вплотную заняться Толстым, а потому продолжать далее избегать его главный роман было невозможно. Дмитрий Быков* говорил, что «Война и мир» — это книга для ровесников автора (примерно от 35 до 45). Я понимаю, что это преувеличение, но лучше не бросаться такими фразами. Вряд ли этот роман стоит читать лет до двадцати, но в двадцать три усваивается идеально, если вы не идиот, разумеется.
«Войну и мир» не умеют преподавать и лучше бы не преподавали. Причины тому две. Первая — продолжается по инерции советская традиция социологического литературоведения, в которой культивируются банальности об общественном благе и игнорируется метафизика (что обессмысливает анализ романа). Вторая — «Война и мир» однозначно не для школьного возраста и подавать её как назидание — глупо. Нужно, конечно, полностью изменять технику преподавания литературы в школе, сместив акцент на историю литературы. О «Войне и мир» нужно интересно рассказать, но не предлагать читать. Некоторые прочитают сами — назло. Остальные не прочитают никогда, и не надо их мучить.
О «Войне и мире» сказано столько чепухи, что не хотелось бы её множить, рассыпаясь в эпитетах. Я постараюсь коротко изложить главные уроки, которые Толстой преподал в четырёх томах лично мне. И, быть может, кому-то это поможет вспомнить, переосмыслить, получить мотивацию к чтению.
0) Этот пункт — не урок, но утверждение, подтверждение, которое важно проговорить прежде всего. «Война и мир» — главный русский роман. Ничего лучше в разряде крупной прозы на русском языке не написано. Поспевают чуть позади толстовская же «Анна Каренина» и «Братья Карамазовы» Достоевского.
Битва под Аустерлицем (1808), Луи Франсуа Лежен
1. Я думал, я Болконский, а оказалось, я Безухов.
В романе действует такое количество лиц и ролевых моделей, что всякий читатель невольно ищет в ком-то из героев себя. Толстой сколотил неплохую систему личностных типов, работающую практически безошибочно (в первую очередь в России, конечно).
Болконский и Безухов (главные мужские персонажи) движутся по сюжету в пространство сверхрассудочное. Первый — из пространства благородного предрассудка, второй — из нервозного и воспалённого пространства чистого разума. Я думал, что я, как и отец, — Болконский. Но всё-таки я Безухов — до плена. Избавленный от некоторых слабостей Пьера, но движущийся по его сценарию. К сожалению, я не самый богатый дворянин в Москве, но это всё мусор, конечно.
2. Свобода воли — вещь относительная и условная.
Этот вопрос в последний год заботит меня горячо и волнует постоянно. Толстой направил размышления в важное русло — без выхода в трансцендентное, на чисто человеческом уровне. В эпилоге романа Толстой без малого сотню страниц посвящает соотношению в действиях человека свободы и необходимости.
Граф обозначает три плана относительности этой самой свободы: 1) Отношение человека к внешнему миру (изъятые из контекста внешней жизни действия человека выглядят свободными, но в контексте они — необходимое звено цепи); 2) Временная дистанция с поступком (то, что мы сделали полчаса назад, кажется нам произвольным и свободным; то, что мы сделали десять лет назад (даже самая мелочь) предопределяет весь наш дальнейший путь, а потому необходимо); 3) Причинность (если не знать причины и следствия поступков, они выглядят независимыми; на деле же всякое дело встроено в причинно-следственную связь).
То есть свобода и необходимость соотносятся в нашей жизни недоступным для нас образом. Кто-то скажет: случайность. Я же киваю под диктовку Толстого: предопределение.
3. Приказы на войне не исполняются.
Это вытекает из предыдущего пункта. Толстой в красках демонстрирует, что война — это не произвол государей и полководцев. Они решают не многим больше, чем генерал, чем офицер, чем рядовой. Война — кровоизлияние в мозг человечества. Как весь неправильный образ жизни человечества, приведший к нему, так и последующая агония (спастись можно) — касаются всего воинства и тыла вместе взятых.
Война — это контрапункт истории. Через историю Бог говорит с нами. Кутузов — победитель не потому, что он принимал гениальные решения, а потому что угадал предопределение, не сопротивлялся ему. Побеждает на войне тот, кто готов всё сдать — то есть, готов всё поставить на кон. Побеждает тот, кто более угоден Богу — не рационально, а в соответствии с поэтикой духа.
4. Женщина и мужчина по-разному относятся к жизни и смыслу.
Мужчина болезненно, беспокойно, мучительно ищет смысл жизни. Женщина знает смысл жизни внутренним существом. Поэтому ей незачем его искать. Её мучения — бытийственные, жизненные. Мужчина же неприкаянный по вертикали.
Толстой, конечно, патриархальный, консервативный, мракобесный и по-всякому плохой в рамках сегодняшней «новой этики». Но ведь любой нормальный человек понимает, что секулярная этика — флюгер, меняющий направление вместе с ветром.
В мире Толстого, в его системе ценностей, есть мужское и есть женское. Как это есть у Христа, у Шекспира, у Лермонтова, у Блока, у Годара, у Кундеры, у Джемаля. Если для вас эти категории не существуют или множатся, то это только ваши проблемы.
«Война и мир» — это не только мысль народная, но и семейная, конечно. В эпилоге Толстой рисует два возможных сценария семейного счастья. Но их не выбирают, в них попадают за заслуги. Мужчина — за заслуги перед смыслом. Женщина — за заслуги перед жизнью.
Одри Хепбёрн (Наташа Ростова) и Мел Феррер (Андрей Болконский) во время съёмок фильма 1956 года
5. Смерть — это устранение субъектности (будто солнечный зайчик, уходя из-под света, прячется обратно в зеркало).
Один из важнейших вопросов для меня: почему зрелый Толстой сознательно задвигает метафизику на второй план, предпочитая этику? Ответа у меня нет, и будет, вероятно, не скоро. Но с этим вопросом связано толстовское понимание смерти, выраженное в «Войне и мире».
Рискну сказать, что Толстой излагает (дальне)восточный взгляд на смерть. Смерть в «Войне и мире» это упразднение субъекта — воссоединение его с бесконечным объектом. Буквально снятие фигуры с шахматной доски. И я думал, что не согласен с таким пониманием, но прочитав детальное и выверенное описание смерти Андрея Болконского изнутри его сознания, я понял, что разногласие здесь лишь словесное. Это разногласие растворяется вместе со всякой вербальностью в реальной ситуации, когда спадает завеса. Перед смертью, или в экзистенциальной истерике, накрывшей Пьера:
– Xa, xa, xa! – смеялся Пьер. И он проговорил вслух сам с собою: – Не пустил меня солдат. Поймали меня, заперли меня. В плену держат меня. Кого меня? Меня? Меня – мою бессмертную душу! Xa, xa, xa!.. Xa, xa, xa!.. – смеялся он с выступившими на глаза слезами.
Как говорил писатель Андрей Битов: «Наше «я» — это мозоль от трения души с внешним миром». И Толстой изображает, что чем меньше трения о внешний мир (я бы даже сказал, о нижний мир), тем меньше нашего «я», то есть личности, тем глубже в смерть. Болконский умирает долго, потому что держится за Наташу — трётся о внешний мир, важнейшим выражением которого для мужчины является женщина.
Когда трение прекращается, мозоль сначала надувается, потом лопается. Остаётся бессмертная душа, исходящая в… называйте, как хотите. Толстой не то, чтобы раскрывает тайное знание, но он предельно точно выражает ясное, от которого мы обычно заслоняемся. Это важный урок. Это последний урок.
Талгат Иркагалиев
* Дмитрий Быков — признан иноагентом на территории РФ.
