Вам всё врут про стихи и песни. Мол, одно уже часть другого. Поэзия в чистом виде, говорят они, никого уже не интересует. Поэту сегодня нужен аккомпанемент, говорят. Главная поэтесса страны выступает на сцене маленького столичного клуба. Это место уже не отмолить, только сжечь. За декламирующей дивой на сцене стоит какой-то самодовольный накачанный парень с контрабасом. Это поэзия, говорят.
Анатолий Мариенгоф и Сергей Есенин
Дело простое: все, кто говорят, что поэзия сгинула или перекочевала в музыку и на открытки, никогда никаких стихов за пределами школьной программы не читали.
Поэзия — наивысшее из искусств. Поэт находится, понимаете, в оппозиции к миру. Это не просто штампы. Посмотрите:
Слово — надрез на смиренной материи. Гамлет говорит: «Слова, слова, слова...» Полоний спрашивает его: «А где же смысл, ваше высочество?» Где слово — там конфликт, там скандал, там пальба.
Когда два слова собираются вместе — все наблюдают. Когда слова формируют предложение — половина наблюдателей уходит. Но другая — остаётся. За их счёт образуется дискурс. Слова становятся дискурсом.
Когда дискурс обрастает мясом вобранной в себя действительности и отвердевает, должен появиться кто-то талантливый с чемоданчиком инструментов. Если он и вправду талантливый, то получится текст.
И вот когда мы уже читаем текст — такой же инородный, инопланетный, как чёрный камень Каабы — приходит какой-нибудь Донателло или Огюст Роден со штихелем и долотом и вырубает из этого текста стихи.
Вот примерно о поэзии. В условных знаках делается она так. Но всё это происходит в голове у одного человека. Поэт должен быть одновременно проходимцем (мутным типом, готовым заколоть материю исподтишка) и мастером (человеком, способным срезать, сцеживать, — иногда не только с заготовки, но и с себя).
Сергей Есенин — великий поэт, конечно, и это не изменят ни случайные зрители, ни функционеры (что советские, что постсоветские). Он писал стихи кровью, и даже буквально. Я думаю, что чернила в Англетере всё-таки были. И он, по выражению Маяковского, другого великого поэта, умел загибать такое, что другой на свете не умел. Это очень точно.
Это главная черта поэта. Главный критерий поэтического почерка — умение «загибать». Лучшие стихи рождаются, когда разумного человека заносит. Потому что в дурном мире поэт — единственный, кто мыслит трезво.
Поэтесса, выступающая перед всякими обывателями среднего звена — это поэтесса, а не поэт. Она декламирует как хочет публика, она пританцовывает от расслабленности. Она из народа — не «глубинного» (что бы это ни значило), а вот этого — московского, ереванского, стамбульского, нюрнбергского, не важно. Настоящий же поэт — он как Лунтик — родился, и «случилось так, что он попал на Землю».
И то, что Есенин — «последний поэт деревни», не значит, что он от сохи. Он имажинист, друзья, он посторонний, он предельная фигура. Это без снобизма и высокомерия. Последний поэт деревни — это трагедия.
Настоящая поэзия — голый вербум — не умерла, не исчезла, не растворилась, не омузыкалилась, не мигрировала. Прекратите обманываться. Умер читатель — умный, пылкий, в меру наивный. Если ваше внимание обращено на всякий «попс», это ещё ничего не говорит о поэзии. Сейчас, может быть, больше талантливых поэтов, чем когда-либо.
Вы просто разучились смотреть в бездну.
Талгат Иркагалиев
