В музее «Новый Иерусалим» открылась выставка «Возвращение в усадьбу». Музей посвятил ее собственному 100-летнему юбилею.
Трудно найти более разработанную тему, чем русские усадьбы. Столько исследовано, опубликовано, показано, сделано горестных вздохов и выплакано слез по их судьбе, что даже единичные случаи нынешнего усадебного восстановления и приспособления под современные нужды не меняют общую горестно-ностальгическую картину. Если и есть материализованные объекты той России, которую мы все-таки потеряли, то это руины усадеб. До революции вокруг Москвы их было тысяча, сейчас осталось около 150.
И вот музей «Новый Иерусалим», который последние четыре года находится на подъеме (тут чередой прошли выставки Пикассо, Дюрера, Фаберже и Шагала; доведя количество зрителей до 490 тысяч, в прошлом году «Новый Иерусалим» стал самым посещаемым региональным музеем России), решил к сюжету вернуться. Но слегка при этом изменить ракурс. В фокусе оказались не столько сами старинные поместья, сколько героические усилия людей в XX веке по их спасению или, по крайней мере, по спасению памяти об усадебной культуре.
Куратор выставки, архитектор и искусствовед Ксения Новохатько, считает ностальгию по усадьбам архетипичной для нашего национального сознания:
Даже если вы нисколько не дворянин, если родились и выросли в городе, в вас все равно живет мечта о негородской жизни, сельских полях-лесах-просторах, липовых аллеях, родовом гнезде, о малой родине.
Эта мечта взлелеяна не только личными воспоминаниями (их может и не быть), но и искусством — литературой от Пушкина до Набокова, кинематографом (братья Михалковы)».
Выставку организовали почти с театральным драматизмом, за что отдельное спасибо ее сценографу — архитектору Фатали Талыбову. Вначале вы оказываетесь в «заброшенном» парке с темным прудом с кувшинками: на стенах бликует вода, и свет, пробившись через невидимую листву, пятнами ложится на землю. Второй зал повествует о славных дворянских семействах, некогда живших в Подмосковье и построивших немало усадеб: о Голицыных, Шереметевых (они так просто дома коллекционировали), графе Александре Остермане-Толстом и великом князе Сергее Александровиче — владельцах Ильинского. Третий зал — выстроенные чередой «комнаты», имитирующие дворцовую анфиладу: каждая посвящена определенному историческому периоду от Екатерины Великой до Николая II и представляет предметы усадебного быта: мебель, фарфор, стекло, живопись и скульптуру, часы, оружие. Все эти изящные вещи собраны в веселом изобилии и оставляют впечатление не просто дворца, а нарядного, живущего полнокровной жизнью. Завершается выставка современными проектами реконструкций усадеб и снятым с помощью дрона фильмом о поместьях — иногда лежащих в руинах, а иногда уцелевших. Эта часть экспозиции сделана силами Вадима Разумова, много лет ведущего блог «Летопись русской усадьбы» и организующего коллективные посещения легендарных мест.
И все-таки необычность выставке придает еще одна сюжетная линия, а именно история по спасению усадебной культуры после революции. Организаторы собрали огромный блок документов и выстроили их в «Ленту времени», и она трагична. Многие герои, сохранившие для нас усадебную историю, были физически уничтожены.
Ксения Новохатько говорит, что «Лента времени» сложилась почти случайно: «Вначале мы искали фотографии 1920-х годов. Музей архитектуры, где, по идее, они хранились, был закрыт на карантин, поэтому мы обратились в Музей Пушкина, где нашелся фонд Юрия Борисовича Шмарова (1898–1989) — коллекционера, юриста и специалиста по дворянской генеалогии. Всю жизнь он составлял картотеку дворянских родов. В 1930-е его репрессировали, но, в отличие от многих своих друзей, он выжил». В 1920-е Шмаров входил ОИРУ — Общество изучения русской усадьбы и сберег те усадебные фотографии, которые тогда были сделаны. Так под пристальное внимание организаторов выставки попала история ОИРУ.
Удивительно, но в 1922 году Общество изучения русской усадьбы организовали совершенно юные люди: историку Владимиру Згуре было 19 лет, искусствоведу Алексею Гречу — 22. Вокруг них объединилось около 150 человек: они ездили по Подмосковью и ближайшим областям, находили заброшенные дома, фотографировали их, выпускали небольшие путеводители, собирали информацию о прежних владельцах. ОИРУ создало подробнейшую карту усадеб Подмосковья, и она фигурирует на выставке.
В 1930-е государство пресекло романтический порыв бескорыстных краеведов: усадьбы перепрофилировали под дома отдыха, больницы или склады, музеи укрупнили, огромную часть произведений искусства продали на Запад, а любителей старины объявили шпионами. Владимир Згура в 24 года утонул в Крыму, Алексей Греч в 1930-м был арестован в 8 км от советско-латвийской границы, осужден и отправлен на Соловки. Там, в 1932-м, по памяти он написал исследование «Венок усадьбам». Эту рукопись какой-то неизвестный друг принял на хранение в Исторический музей без присвоения инвентарного номера, она чудом сохранилась, и в 1990-е была опубликована. На выставке в музее «Новый Иерусалим» цитаты из этой книги — часть оформления. Самого же автора в 1938-м расстреляли. И таких, как он, людей, отдавших жизни за интерес к истории родного края, были десятки. На выставке они названы поименно. Более того, первый директор музея «Новый Иерусалим» — Натан Александрович Шнеерсон, по сути, сформировавший его коллекцию, тоже был арестован и погиб из-за того, что бескомпромиссно отстаивал музейные позиции.
Непридуманные истории добавили выставке экзистенциального отчаяния. И удивления перед феноменом: интерес к культуре передается у нас от поколения к поколению — даже в ситуациях, когда абсолютно все этому препятствует…
Нина Костючкова
