Она испила горькую чашу до дна еще в детстве: холодная мать, жестокий отчим, отец, которого вычеркнули из ее жизни. Родной брат — инвалид, единоутробная сестра — чужой человек... Не во искупление ли всего этого Бог дал певице Ольге Зарубиной огромный талант? Она могла бы стать звездой первой величины... Ей помешала несчастливая любовь с Александром Малининым. Она отказалась от сцены ради дочери, которую увезла в США от не нуждающегося в общении со своим ребенком отца, подальше от саднящей боли. Но в ней осталась сила. Та, что вывела ее на сцену, сделала звездой и которая сегодня вновь позволила возродиться ей, как птице Феникс, в своем творческом амплуа.
К юбилейному дню рождения Ольга Зарубина дала самое откровенное интервью в своей жизни.
— Совсем недавно вы с триумфом победили в телепроекте. Говорят, во время финала едва вышли на сцену из-за проблем со здоровьем. Что случилось?
— Нагрузка на проекте была очень большая. На съемках нужно было находиться где-то с двух часов дня и до часу ночи практически каждый день. Но особенно сильно на меня действовала мощность звука. Настолько было громко — звучание просто нечеловеческое. Поэтому у меня начали сдавать нервы. Я чувствовала, что прихожу на съемки из последних сил. Самое страшное для меня было подвести Вадима Такменева: я даже не за себя переживала, а больше за него. Когда я пришла на финальное шоу, понимала, что моя песня — довольно-таки сильная, и мне нужно ее спеть. А я подхожу к сцене, и меня начинает шатать. Специально не надевала высокий каблук, хотя стилисты настаивали на этом. Но я боялась, что могу упасть. При каждом движении головой меня шарахало в сторону.
Я думаю, что это последствия ковида. Где-то год прошел после того, как я перенесла ковид. Это очень мало, потому что у меня была тяжелая форма заболевания. На четвертый день я уже не могла стоять. Две недели я не вставала с кровати. Я болела «Дельтой», а этот штамм ковида бьет по желудочно-кишечному тракту. В первые два-три дня я потеряла сразу 4 кг. Слабость была ужасная. Плюс ко всему ковид бьет по нервной системе, а значит, вызывает неврологические симптомы: панические атаки, чувство страха, тошноту, жуткие боли в животе.
— А потом в вашей жизни случился «Суперстар», и вас стали обвинять в том, что вы подкупили всех членов жюри. Потому что они неизменно ставили вам самые высокие баллы.
— В 2007 году, когда я первые поучаствовала в этом проекте, меня члены жюри «рубили на капусту ножницами». А здесь, конечно, я не ожидала такой реакции со стороны жюри. Но могу сказать, что реакция была адекватной. Как правило, у нас же как шоу — на черное показывают белое, на хорошее — плохое, и наоборот. А здесь как раз было похоже на реальное шоу, когда тебя оценивают по заслугам, по достоинству, честно.
«В США можно было петь только «Владимирский централ»
— Вы начинали свою карьеру в советское время. Платили тогда за песни, за съемки на ТВ?
— Нет, конечно, я лично ничего не носила и ничего не платила.
— Все композиторы, которые для вас писали самые значимые хиты, сами предлагали их?
— Да. В то время был отбор строгий, не каждого могли взять на сцену.
— Как показывает сегодняшняя действительность, цензура — это не самое плохое?
— Да. Сегодня у нас действительно талант ничего не значит. Как правило, у нас талантливых людей забивают. Побольше намесить грязи на таланте, чтобы он не был заметен среди серых мышек. И когда ты — талантливый человек, то на тебя почему-то уже смотрят как на какого-то изгоя, которого все ненавидят и презирают. Хотя талант — это данность от Бога. И вы обратите внимание, талантливые люди все очень скромные. Я часто встречала людей, которые умеют петь, но их никто не знает. А они поют как фирмачи. «Да я там просто намурлыкал», — говорят они мне, когда я им говорю слова восхищения. Какое намурлыкал?! У тебя такая подача фирменная, крутая. Но этих людей нет ни на телевидении, ни на радио. Талантливый человек никогда не скажет, что он лучше всех.
— А почему у вас в Америке не получилось в шоу-бизнесе?
— Во-первых, я этим не занималась и даже не пыталась. Во-вторых, там нужен совершенный язык, чтобы петь. Я этим похвастать не могла.
— Вы же в свое время работали в советских ресторанах?
— В варьете я работала.
— А почему в Штатах русские рестораны не рассматривали?
— У меня был на руках маленький ребенок (от брака с Александром Малининым Зарубина родила дочь Киру. — Авт.), и нужно было с ней заниматься, отводить в школу. А работа в ресторанах — это ночная жизнь. И потом можно было петь только в русском ресторане. Не мой репертуар…
— «Владимирский централ»?
— Да, не те песни, которые я хочу петь. Я, кстати, на «Суперстаре» поняла, почему мне не нравился «Теплоход», который любят у нас в России. Я поняла, что это не мое. Все-таки певица должна исполнять репертуар, который ей близок по энергетике, по ее темпераменту. И по моей энергетике это все ближе было к року, именно туда.
— Очень многие известные люди говорят: «Я не люблю свой самый известный хит. Все любят, а я — нет». Может быть, это психологические проблемы такого неприятия хитов?
— Нет, думаю, нет. Просто это не моя энергетика.
— Пугачева на своем сольном концерте назло всем не спела «Арлекино», хотя все ждали…
— Нет, я пою «Теплоход». Я всегда пою, даже когда мне не хочется. Могу даже и дважды за концерт: сначала в старой аранжировке, потом в новой.Она ближе уже туда, к року.
«Сработали гормоны и появилась страсть»
— Вы, когда спели «Теплоход», уже замужем за Малининым были?
— Нет, я уже была с ним в разводе.
— Как он вдруг появился в вашей жизни? Наверное, хорошо ухаживал?
— Малинин для меня был просто мужчина. С ним было не очень хорошо, была депрессия, человек гулял. Он изначально был не мой человек. А почему мы делаем ошибки? Потому что мы любовь принимаем за другое состояние. Когда увидела его — сработали гормоны и появилась такая страсть, такое влечение роковое к нему, такие бабочки в животе. Это основная ошибка всех женщин и мужчин. Потому что это не любовь, это всегда заканчивается очень плохо и плачевно. К судьбоносному мужчине, который свяжет с вами свою жизнь, бабочек не будет. Будет все постепенно и ровно, по нарастающей.
— А с Малининым сразу бабочки и сразу загс?
— Да, было прямо все сразу и быстро.
— Какой-то короткий промежуток времени вы были с ним счастливы?
— Ну, в самом начале, да. Когда он меня добивался.
— Может быть, это у вас последствия детской травмы, вы же выросли с отчимом?
— Да, я думаю, что и последствия травмы…
— Вы, наверное, всю жизнь искали человека, который будет любить?
— Да, который будет любить, оберегать. Поэтому я так быстро вышла замуж и быстро ушла из дома.
— У вас плохие были отношения с отчимом?
— Очень плохие. Холодные, жестокие… Мой отчим — злой человек.
— Он бил вас?
— И бил. Если как-то реагировала на него, пыталась что-то ответить для защиты, то он мог ударить очень сильно своей огромной рукой. Я помню, как он меня однажды ударил так, что я с лестничной площадки летела, мама за мной бежала. Он меня ударил, когда мы вернулись от маминой сестры, было очень поздно, где-то два часа ночи. Брат мой уснул, а у нас не было ключей. И отчим начал со всего маха ломать дверь. Он прямо разбегался, он ее ударял, входная дверь шаталась, а я начинала кричать, мне было лет 7. А он боялся, что услышат соседи. Он же должен быть перед ними белым и пушистым. И вот когда я начала кричать, он подошел ко мне и наотмашь ударил по лицу лапой своей. И потом я его боялась, я старалась ему не перечить, ничего не говорить, и с этой болью внутри, со страхом я жила.
— Как же мать это терпела?
— Мне кажется, что она относилась к женщинам, к тому типу женщин, которые считают, что такая звериность мужчины — это норма. Значит, это настоящий мужик, который может тебя послать, ударить.
— Мать вашу тоже мог ударить?
— Да, конечно. И свою собственную дочь. Там не было разницы свое — не свое. Он был психопат.
— А вы маме не говорили: мама, как ты можешь жить с этим извергом?
— Нет, я это потом сказала, значительно позже, когда уже жила отдельно. Мама придумала какую-то отговорку, сказала: «Сначала я была глупая, молодая, потом мне было не до этого, я содержала семью, а потом уже было поздно». Она работала, содержала семью, она была мужчиной в доме. И мы практически ее не видели. А он практически все время был с нами. Это тихий ужас был. И когда я однажды сказала: «Мама, я задыхалась в этой среде», она ответила: «Ой, что это такое, ты одна только задыхалась». «Нет, не я одна, еще брат задыхался», — сказала я. Брат был просто мягче, он был как мой отец по характеру и ей никогда ничего не говорил.
— А отчим его тоже бил?
— Его в первую очередь. Саша (брат Ольги. — Авт.) пить начал именно из-за отчима, это было как протест. Он не мог ему ничего сказать, когда трезвый. А когда выпивал, он ему выговаривал все, что у него накопилось в душе. И вот тут начиналась… не то что драка, это сложно назвать дракой, потому что Саша был инвалидом. Он его просто избивал.
— После того, как вы стали известной, какие отношения были с отчимом?
— Он притих… У меня было такое ощущение, что в конце своей жизни все-таки он…
— Раскаялся?
— Что-то у него такое было. Нет, он не просил прощения, ничего не говорил, но было такое ощущение, что он чувствовал, может, свою какую-то вину. Мама — нет.
— Брат с мамой сразу Малинина одобрили?
— Нет, моей маме он не понравился, брату тоже не понравился. Мама сразу поняла, что у него нет никакой любви ко мне. Она сказала, что у него есть цель — прописка. У него не было московской прописки, а без прописки ты не мог работать.
— Вы Малинину благодарны за дочь?
— Да, я ему благодарна. И благодарна за то, что она пошла в меня интеллектом.
— Дочка, говорят, замуж собирается?
— Да, Кира собирается, но они как-то очень долго собираются всегда. В Америке, по-моему, это норма. Может, это и правильно, нужно друг друга узнать получше. Вначале у всех такая красивая сказка, а потом уже начинает появляться что-то такое…
— У Киры, наверное, тоже детская травма, что она росла без отца?
— Я думаю, что травма у нее была сильная, и она удвоилась после встречи с ним. Когда она поняла, что я была права. Она же мне не верила, что он нас бросил.
— Она думала, что вы завели другие отношения…
— Да, она думала, что я обманываю ее. И я решила устроить эту встречу, чтобы она увидела это своими глазами.
— Ваши отношения немножко изменились после той встречи?
— В лучшую сторону.
— Но он же говорит, что оплачивал ей обучение в Америке, приглашал в Санкт-Петербург на прогулки...
— Да, конечно. Он оплачивал ей обучение. Скажем так, выслал ей тысячу долларов, одноразовая такая помощь. И все.
— Кира все же больше американка по менталитету?
— Она американка больше.
— То есть ее выручило, что американцы более прагматичные…
— Не могу сказать, что это выручило ее. После встречи с Малининым она впала в дичайшую депрессию.
— Вы помогали Кире с депрессией бороться?
— Конечно. Я туда ездила постоянно. С моим-то здоровьем… С этими перелетами многочасовыми… Но я боролась за свою дочь.
— Вы же помнили по своему детству, что такое непонимание…
— Я просто люблю ее, это моя дочь. У меня сильно развит инстинкт материнства.
— Но при этом вы недавно заявили, что готовы примириться с Малининым и даже спеть с ним дуэтом. Зачем вам это нужно?
— (Смеется.) Во-первых, я человек не злопамятный. И во-вторых, этот шаг примирения сделал бы лучше ситуацию для Саши. Я думаю, что все-таки это лежит на нем грузом, как бы он ни хорохорился, как бы он себя ни вел. Недаром он ходит в церковь постоянно, отмаливает свои грехи. Значит, он все-таки понимает.
«Мне нужен судьбоносный мужчина»
— Как у вас сейчас с личной жизнью? Наверное, после недавней победы в телешоу женихи просто в очередь выстроились!
— Многие начали писать. Но мне не нужен просто мужчина, мне нужен судьбоносный мужчина.
— А ваш следующий после Малинина муж Владимир — не судьбоносный был?
— Скорее у нас с Владимиром было взаимопонимание, уважение друг к другу. Но это был больше бизнес-союз. Он был моим директором и устраивал мне гастроли. Мне было хорошо с ним, по характеру он был хорошим человеком. Но мне не хватало романтики, да.
— Что это, романтика — цветочек, кофе в постель…
— Это такая чистая, легкая игра между мужчиной и женщиной, такой флер, но с харизмой, который подстегивал бы все время. И давал тебе ощущение, что ты — женщина, что ты — любимая, желанная. Вот это отсутствует сейчас и в мужчинах, и в женщинах. Это очень сложно найти. Я считаю, что если найдешь, то это подарок судьбы.
— А с Владимиром и по первости такого не было?
— И по первости не было. Он был не романтиком.
— Вы сознательно создавали эту ячейку?
— Сознательно. Потому что я была в очень тяжелой материальной ситуации. С ребенком больным на руках, работы не было. Он, конечно, для меня был как спасение. И у меня была к нему любовь скорее как к отцу.
«У меня нет к ней любви»
— Для вас уход мамы стал большим потрясением? Она же фактически у вас на руках умерла!
— Нет, ее уход не стал для меня большим потрясением. Я в этом призналась в одной из передач. И после этого хейтеры осуждали меня, не разобравшись в моей ситуации. Что я могу сказать? Когда ты не даешь ребенку любви с детства, калечишь своих детей физически, морально, психологически, что же ты можешь ожидать от этого ребенка потом? Любви? Нет. Ни один ребенок не будет любить свою маму, своего папу, если с ним обращались жестоко, не вложили в него свою душу, свое сердце. Я в детстве часто слышала такие фразы, что, мол, не бывает плохих родителей, бывают плохие дети. Но вопрос: откуда эти плохие дети появляются? Все идет из семьи. Дети впитывают ту среду, в которой они живут. Все идет от родителей.
— Вы не простили маму?
— Не то чтобы я не простила, у меня нет к ней любви.
— Вы выросли другим человеком по отношению к родителям.
— У меня, кстати, со стороны отца была родня очень добрая. Была жива бабушка, когда я была подростком. Я всегда задавала вопрос: «Почему меня не отправляли на лето к бабушке?» Даже не велся разговор об этом. То есть я ничего не знаю о своей родне со стороны отца. У нас с братом отрезали кусок и нас не спросили — нравится нам это или нет. Мы мучились и страдали.
— Брат помнит отца?
— Да. Когда отец умер, он спрятал в подушку маленькую книжечку, которую ему папа подарил, и написал: «Папа, я буду любить тебя вечно».
— А что с папой случилось?
— У меня такое ощущение, что он все-таки сделал это осознанно, то есть ушел из жизни сам.
— Мама как отреагировала на его уход? Ведь ей с этим нужно было жить.
— Первое, что они сделали с Зарубиным, — уничтожили все фотографии моего отца. У меня нет ни одной фотографии, все было уничтожено. Я даже не знаю, как он выглядит. Я знаю только его фамилию — Иванов.
— Фамилия распространенная. Отняли фактически у вас детство.
— Отняли детство, и отца потом уже отняли тоже. И бабушку у меня отняли, к которой я могла ездить.
— Детство отняли, юность отняли. Зато зрелость самая шикарная. После победы в телешоу какие планы на год ближайший? Чем планируете удивлять?
— Работать буду: писать новые песни, выпускать диск. У меня появился композитор, который прислал мне великолепный материал и даже что-то связанное с фонемным пением, то есть это где-то даже близко к оперному красивому. Хочу попробовать себя в этом жанре.
Татьяна Федоткина
